Татьяна Устименко - Лицо для Сумасшедшей принцессы
Лилуилла опустилась в высокое кресло, взяла в руки надоевшую вышивку и запела. Глубокий, богатый интонациями переливчатый голос девушки трепетно выводил слова грустной баллады о безответной любви, авторство которой приписывали самой Сумасшедшей принцессе:
Влюбился в розу соловей…
И вот хорей и ямбы
Среди березовых ветвей
Слагает в дифирамбы.
Лишь только солнце к вечерку
Не так паляще жарит —
Он розе новую строку
Вновь вдохновенно дарит.
И песня громкая звучит
Над восхищенным лесом,
Но роза вежливо молчит
С безликим интересом.
Она бела и холодна,
А он звенящим тоном
Готов любовь излить до дна
Над трепетным бутоном.
В полете крылья распластал,
Он вдруг не удержался,
К шипам убийственным припал
И грудью к ним прижался.
Душа истерзанно кричит
Любовными словами,
Но сердце больше не стучит,
Пронзенное шипами.
Алеет розовый бутон,
Налитый свежей кровью,
А соловей под смертный стон
Прощается с любовью.
И умер маленький певец…
А в тот же миг случилось,
Что эта роза наконец
Проснулась и раскрылась.
Но не увидит соловей,
Как, напитавшись кровью,
Сияет роза средь ветвей —
Живет его любовью…
Княжна много слышала о легендарной принцессе, доводящейся ей дальней родственницей. Но каждая новая история неизменно повергала Лилуиллу во все большее и большее недоумение. Женщина, забыв о своем истинном предназначении – околдовывать мужчин, носится с мечом и кинжалами, а вместо пышного платья одевается в вульгарные мужские штаны и потертую шляпу. Женщина ли это вообще? Отказывается от власти и почестей, отвергает богатого и именитого жениха – подобное у княжны просто не укладывалось в голове. Да негодная рыжая принцесса позорит не только себя, но и весь женский род! Нет, Лилуилла не такая! Она, в отличие от Сумасшедшей принцессы, станет терпеливо ждать неведомого нареченного, петь и искусно вышивать шелковые платки, предназначенные тому, о ком она так жадно грезит в ночной темноте своей уютной девичьей спаленки: о прекрасном принце, который конечно же должен непременно оказаться высоким, смуглым и черноволосым. И он, несомненно, придет уже скоро, совсем скоро…
Первые лучи восходящего солнца застали меня во дворе тщательно разглядывающей лезвие бесценного Нурилона. Я опасалась: вдруг ледяные клинки тварей стужи причинили какой-нибудь вред волшебному мечу? К счастью, мои опасения не подтвердились. Нурилон, как и всегда, спокойно сиял мерцающим синим цветом, тихонько напевая привычную, лишь одной мне слышную песенку. Я ласково погладила черную рукоять и прижалась губами к обнаженному мечу, даря верному другу нежный поцелуй. Нурилон даже мурлыкнул от удовольствия и ответного теплого чувства…
– Ужас какой! – На крыльце стояла Гельда. – В вашей странной компании, похоже, одни извращенцы собрались. Ты с мечом целуешься, эльф – с орком, а дракон за всеми подглядывает…
– Эх! – Дверь снова шумно распахнулась, сбив с ног некромантку, приземлившуюся прямо в центр стайки весело похрюкивающих поросят. Через порог перешагнул взлохмаченный, потирающий глаза и широко позевывающий Ланс. – Хлопотное это, оказывается, дело, доложу я вам, друзья, осуществлять наши непрерывные походы и подвиги! Вот я лично каждый день просыпаюсь с петухами и потому чувствую себя постоянно не выспавшимся!
– А ты с женщинами для разнообразия просыпаться попробуй! – ехидно предложила Гельда, грубо отпихивая от себя упоенно облизывающего ее поросенка. – Глядишь, и здоровье наладится…
– Ой! – широко распахнул дракон выпуклые глаза, видимо, осененный гениальной мыслью. – Так что же получается, Огвур у нас этот?.. Пету…
В дверях послышались сердитое сопение разъяренного орка и скрежещущий звук неторопливо извлекаемой из заплечного футляра секиры.
– А я что, я ничего! – Эткин быстро отступил назад и по-собачьи уселся на задние лапы, передними предусмотрительно прикрывая голову. – Это все она!
– Ну чего с нее взять, если ведьму даже свиньи сразу за родню признали! – указал пальцем красный от гнева тысячник, недвусмысленно намекая на теплый прием, оказанный Гельде стайкой любвеобильных хрюшек.
Ведьма взбешенно и совсем немузыкально взвыла. Поросята немедленно поддержали ее радостным дружным визгом, Ланс скривил губы и демонстративно заткнул уши. Из окон торчали головы многочисленных посетителей трактира, привлеченных бесплатным концертом. Я усмехнулась:
– Будем считать, что утреннюю зарядку мы отработали честно. Можно выступать в путь.
Я предпочла оставить наших скакунов под кровом любезного трактирщика. Как ни жаль было надолго расставаться с верным Бесом и Снегом, прекрасным белогривым конем Лансанариэля, но будто некто странный упорно нашептывал мне на ухо, что в предпринятом нами походе в Край Тьмы лошади станут излишней обузой. При этом сам хозяин в сопровождении всего высыпавшего на крыльцо семейства столь долго и усердно махал нам вслед, что я небезосновательно усомнилась в искренности его приглашений заглянуть на обратном пути, усмотрев на его широком красном лице явное облегчение, вызванное нашим отбытием. Впрочем, простительное и откровенно неприкрытое ликование трактирщика немного подпортил хулиган Эткин, клятвенно пообещавший по доброте душевной как-нибудь заглянуть на досуге – проверить прочность свежеотремонтированного курятника. «Подложить свинью, так сказать, по примеру кое-кого опытного в подобных акциях!» – добавил он, лукаво подмигивая некромантке. Сама же Гельда, очевидно, не привыкшая долго ходить ножками, что-то неразборчиво ворчала себе под нос и бросала на дракона красноречивые взгляды, на которые он, впрочем, совсем не торопился отвечать любезным приглашением прокатиться с ветерком. А попрошайничать внаглую некромантка побоялась, видимо, опасаясь не столько острых когтей и зубов крылатого гиганта, сколько его не менее острого языка.
На третий день пути окружающий пейзаж изменился разительно. Извилистая Рона значительно расширилась и углубилась, прибрежные полянки и песчаные отмели сменились покатыми, обглоданными водой валунами. Над поверхностью реки, уже не величаво спокойной, а взволнованно вздыбленной, стоял неумолкающий рокот, предвещавший скорое приближение порогов. Ведьма протянула руку с посохом, указывая вперед:
– Видите, за тем поворотом начинается водопад Тысячи радуг – место непонятное и опасное. Выше него реки-сестры сразу же расходятся, чтобы не встретиться уже никогда. Лиара уходит в Долину кленов – до другого водопада, на котором стоит храм Трех божественных братьев и древний город кентавров Нис. Долина одной стороной граничит с Черными горами, за которыми, на Роне, находится легендарный Скилур – столица королевства орков. За Долиной кленов, защищенный скальными каньонами, раскинулся торговый край людей Рохосс, родина огромных собак и дурманящей травы янт. Из порта Рохосса по морю можно доплыть до Поющего Острова. А еще дальше, за ханством, отделенный непроходимыми заколдованными лесами, и начинается Край Тьмы, попасть в который не смог еще ни один человек или маг. Именно там, согласно легенде, скрывается проклятый город Геферт, пропитанный злом и магией, источником которых считается храм зловещего Ледяного бога.
