Стивен Эриксон - Охотники за Костями
Дыхание сперло, грудь защемило, в висках билась тупая боль. Он ничего не видел…
Изумрудная вспышка ниже, расцветшая, ослепительная — а в середине ее… "о боги, погоди… дождись меня…"
Неловкий Чаур запутался в саване; он тонул, раскинув руки. Веки сомкнуты, рот… открыт…
"Нет, нет, нет!"
Пульсирующее сияние обжигало — откуда такой жар? — а Баратол старался подплыть. Грудь была готова лопнуть… ниже, тянись ниже…
* * *Почти вся задняя часть оторвалась от груды измочаленных обломков судна. Пламенные шары падали со всех сторон; Резак помог Сцилларе влезть на достаточно плавучий фрагмент. Эти шары — они вообще-то меньше гальки, а дыры в бортах проделали размером с кулак. Меньше гальки — скорее песчинки, светящиеся зеленым, подобные брызгам стекла. Когда частицы падали в воду, их цвет почти мгновенно становился ржаво-красным.
Сциллара заплакала.
— Тебя ранило? О боги… нет…
Она изогнулась. — Смотри! Худ нас забери! Смотри туда! — Она подняла руку, ткнув в восточном направлении.
Волна подняла их, и стал виден остров Отатарал.
Он… воспламенился. Нефритово-зеленый мерцающий купол размером во весь остров зыбко колыхался, устремляясь к небу, а через него показывались… руки. "Нефритовые. Как… как у Геборика". Вздымаются как деревья. "Руки… громадные… их десятки". Разворачивались ладони, спирали зеленого пламени срывались с пальцев, из обвивших мускулы вен и артерий. Частокол зеленых лезвий поднялся к небесам. Руки слишком большие — трудно поверить глазам — пронизывали купол и тянулись кверху…
… а наполнявшие небеса огни, казалось, замедляются, трепещут…
Началось СОЕДИНЕНИЕ.
Над островом, над лесом нефритовых рук, сквозь пульс зеленого света.
Первое солнце ударило по куполу.
Звук был подобен грохоту барабана, призванного оглушать богов. Пухлые бока купола запульсировали, раздулись, почти задев поверхность моря — у Резака кости как будто зазвенели, резко заболело в ушах — а солнца одно за другим падали в покрывающийся рЯбинами купол. Ассасин кричал, но не слышал сам себя. В глазах покраснело… он чувствовал, что скользит к краю плота, падает в пену морскую…
Но тут здоровенная когтистая лапа протянулась к Резаку и Сцилларе; та как раз схватила Резака за руку, втягивая на обломок; когти — скимитары сомкнулись вокруг них обоих. Подъем над взбитой волной, все выше…
* * *"— Тянитесь, да…
Ко мне, ближе, ближе.
Боль не важна.
Она не надолго. Обещаю. Я знаю, ибо помню.
Нет, этого не забудешь.
Может быт, вы сумеете… и я сумею… чувствуете, что это необходимо? Я не чувствую… я был не прав, когда коснулся… там, в пустыне. Я ничего не понимал, и Боден так и не догадался, что случилось, чем я отмечен.
Отмечен, да. Ради этого мига, ради вашей нужды.
Вы слышите меня? Ближе — видите тьму? Туда, ибо я в ней".
Миллионы голосов плачут, кричат, голоса полнятся желанием — он слышит все…
"— Ах, боги, кто я? Не помню.
Только что… Тьма окружила меня. Да, да, все вы, все мы сможем переждать в этой тьме.
Боль не важна. Ждите со мной. В темноте".
И голоса, все миллионы, все охваченные необоримой и великой нуждой, поспешили к нему.
К Надежному Щиту, который сможет взять их боль, ибо помнит, что такое боль.
Тьма объяла их… и вот тогда Геборик Руки Духа, Надежный Щит Трича, постиг ужасную истину.
Никто не способен помнить боль во всей ее полноте.
* * *Два тела сломанными куклами упали на палубу. Маппо поспешил к ним, а Злоба снова полетела прочь. Он мог ощущать мучительную боль драконицы, слышать ее тяжелое дыхание. В воздухе завоняло горелой чешуей и плотью.
Огненный дождь давно стал потопом, диким, как град, и вдесятеро более опасным; однако корабль не ударила ни одна частица — Маппо как-то понял, что эту защиту даровали не Злоба, не Искарал Паст или Могора. Нет, Верховный Маг всё домогался жены, чмокая мокрыми губами… Некий загадочный блеск в черных глазах мула обличал истинного виновника.
Животное спокойно стояло, не двигаясь и выглядя равнодушным — только хвост мотался из стороны в сторону. Хотя мух тут нет. Мул моргал, словно не мог проснуться, и двигал губами.
А вот мир вокруг корабля сошел с ума, другое судно уже разломилось на части…
Маппо упал возле одного из чужаков. Лицо в крови — струйки из носа, из ушей, из уголков глаз — но он узнал этого человека. Знакомый. "Крокус — дарудж. Эй, парень, как ты до такого дошел?"
Тут глаза молодого человека открылись, явив его страх и тревогу.
— Тише, — проговорил Маппо, — ты в безопасности.
Второй чужак, женщина, выкашливала морскую воду; кровь текла из левого уха, проходя струей по щеке и падая с подбородка. Она встала на четвереньки и встретила взор Трелля.
— Ты в порядке?
Она кивнула и поползла к Крокусу.
— Он будет жить, — ободрил ее Трелль. — Похоже, все мы выжили… Я и не думал…
Искарал Паст завопил.
И показал пальцем.
Рука, широкая и черная, схватилась за борт. Словно скользкий угорь, рука ухватилась за дерево, мышцы напряглись.
Маппо подполз к утопающему.
Человек этот держал другого, мужчину не менее крупного, чем он сам; было похоже, что второй выбился из сил. Маппо протянул руки и вытащил обоих.
— Баратол, — захрипела женщина.
Маппо следил за этим Баратолом, а он споро перекатил спутника за спину и начал выдавливать воду из груди.
— Баратол…
— Тихо, Сциллара…
— Он был там слишком…
— Тихо!
Маппо старался припомнить, на что это похоже — такая преданность, такая настойчивость. И припомнил… почти. "Он же утонул. Видите, сколько воды?" Но Баратол не прерывал усилий, надавливая на вялое тело там и тут, разводя руки; затем он поднял голову и плечи, положил себе на колени и обнял голову утопленника, словно малого ребенка.
Лицо его в горе было ужасным. — Чаур! Слушай меня! Это Баратол. Слушай! Я хочу, чтобы ты… зарыл лошадей! Слышал? Надо зарыть лошадей! Пока волки не пришли. Я не прошу, Чаур. Ты понял? Я приказываю!
"Он сошел с ума. Спасения нет. Уж я-то знаю…"
— Чаур! Я рассержусь. Понял? Я уже зол на тебя! НА ТЕБЯ, ЧАУР! Ты хотел разозлить Баратола? Ну держись…
Кашель, поток воды; содрогание… здоровяк, столь нежно сжатый ручищами Баратола, свернулся клубком, поднял руку. Из уст его вместе с пеной и слизью исходил воющий крик.
— Нет, дружище, — запыхтел Баратол, покачивая мужчину. — Я не злой. Нет, не злой. Забудь о лошадях. Ясно? О, Чаур, я не сержусь.
Но мужчина завывал, дергаясь и суча ногами, как младенец.
