Стивен Эриксон - Охотники за Костями
— Напрасно… — Однако что-то в голосе Капюшона подсказывало Парану, что бог сомневается.
"Ага, ты тоже подумал…"
— Подумал. Хорошо, Ганоэс Паран. Сделка.
— Возьми меня Бездна! Нет времени!
— Тогда думай быстрее.
— Чего тебе нужно, Худ? Больше всего? ЧЕГО ТЕБЕ НАДОБНО?
И Худ сказал ему. А среди тел, рук и голов в воротах одно лицо вдруг стало особенно напряженным, пара глаз широко открылась. Переговорщики этого не заметили.
Паран с недоумением посмотрел на бога. — Ты это не серьезно.
— Смерть всегда серьезна.
— Не надо зловещего дерьма! Ты уверен?
— Ты сможешь сделать это, Ганоэс Паран?
— Сделаю. Как — нибудь.
— Клянешься?
— Клянусь.
— Отлично. Уходи. Я должен открыть врата.
— Зачем? Они и так нараспашку!
Однако бог уже отвернулся. Паран едва расслышал: — Не с моей стороны.
* * *Чаур завопил, когда огненный град забарабанил по воде едва в трех саженях от караки. Последовал выброс пара, воздух наполнился резким свистом. Резак налег на рулевое весло, пытаясь оседлать волну — но у него не хватило сил. "Горе" не сдвинулось. "Ну, у него один путь — ко дну".
По палубе что-то застучало; весь корпус застонал в ответ, из дыры размером в кулак вырвался столб пара. "Горе" словно присело.
Баратол с руганью побежал к пробоине, таща груду тряпья. Но едва он начал забивать его в дыру, в борт ударились еще два камня — один оторвал нос, другой мелькнул мимо левой ноги Резака. Он увидел брызги и столб горячего пара.
Воздух кипел, как в кузнице. Казалось, огонь охватил все небо.
Парус загорелся и порвался надвое.
Еще одно сотрясение. Половина ограждения борта пропала в облаке щепок и огненных искр.
— Тонем! — завизжала Сциллара, хватаясь за ограждение другого борта. "Горе" резко накренилось.
Сверток с Гебориком скользнул к борту.
Резак с криком попытался перехватить его, но он стоял слишком далеко — труп упал в воду…
… и Чаур с воплем кинулся за ним.
— Нет! — заревел Баратол. — Чаур! Нет!
Толстые руки немого великана обняли Геборика. Миг спустя оба пропали в волнах.
* * *"Море. Бара звал это морем. Теплое, мокрое. Было хорошее. Сейчас небо плохое и море плохое — там, наверху. Но тут хорошее. Темно, ночь. Ночь пришла. Уши болят. Уши. Болят уши. Бара не велел дышать морем. Нужно вздохнуть. Ох, больно! Вздохнуть!"
Он наполнил легкие; в груди взорвался огонь… а потом холод, покой. Судороги прекратились. Тьма объяла его, но Чаур уже не боялся. Холод ушел, жара ушла, голову заполнило онемение.
Он так полюбил море.
Завернутое тело тянулось вниз, отрубленные руки и ноги, которые он собрал по приказу Бары, словно сами собой задвигались под парусиной.
Теперь тьма была внутри и снаружи. Нечто горячее и буйное пронеслось мимо копьем света. Чаур отпрянул. Сомкнул глаза, чтобы отдалиться от помехи. Боль ушла из легких.
"Я сплю".
* * *К небесам возносились гейзеры, взрывы рвали воздух и волновали море. Оно кипело, рябило; Резак видел, как Баратол нырнул вслед за Чауром. "Тело… Геборик… Чаур… О боги".
Он добрался до Сциллары и прижал ее к себе. Она ухватилась за мокрую куртку. — Я так рада, — зашептала она, а "Горе" со стоном накренилось еще сильнее.
— Чему же?
— Что оставила ее. Там. Я оставила ее.
Резак обнял ее крепче.
"Прости, Апсалар. За все…"
Вдруг над ними захлопали крылья, пронеслась тень. Он поднял взор… глаза широко раскрылись при виде снижающегося чудовища…
"Дракон. Что еще?"
Он услышал крики — и тут "Горе" словно взорвалось.
Резак обнаружил себя в воде, задрожал. Пробудилась паника, кулаком ударив по сердцу.
* * *"…дотянуться… дотянуться…
Что за звуки? Где я?"
Миллион голосов — вопящих, падающих навстречу ужасной гибели — о, они проносились в пустоте слишком долго, невесомые, видящие впереди лишь обширное… ничто. Равнодушное к их спорам, дискуссиям, яростным дебатам, оно глотало их. Полностью. Затем… наружу, на другую сторону. Сеть силы, жаждущая массы, становящаяся все сильнее, и путешествие вдруг стало безумным, грубым полетом — мир внизу — так много погибло там — а за ним другой мир, больше…
"Ох, услышь нас. Так много… уничтожено. Горы рассыпались в прах, скалы улетели в темноту, тучи заслонили свет солнца. А теперь? Этот дикарский мир, что заполнил наше зрение — это дом?
Мы прилетели домой?
Дотянуться…" нефритовыми руками, пыльными, шершавыми, еще не отполированными до зеркального блеска.
"— Я помню… ты должен был умереть, Трич, не так ли? До восхождения, до истинного обожествления. Ты долен был сначала умереть.
Был ли я твоим Дестриантом?
Мой ли это титул?
Нужно ли было мне умирать?
Дотянуться…" — эти руки, незнакомые, непонятные руки… "- Как я отвечу на их стоны? Миллионы душ в разбитой тюрьме — я касался их однажды, кончиками пальцев… о, голоса…
Это не спасение. Мы просто помрем. Разрушение…
Нет, нет, глупец. Дом. Мы дома…
Разрушение — не спасение. Где он? Где наш бог?
Говорю вам: искание кончается!
К чему тут споры.
— Слушайте меня.
Кто это? Он вернулся! Тот, что снаружи — брат!
— Слушайте меня. Прошу. Я… не брат вам. Я никто. Я думал… Дестриант… но разве мне было доказано? Я лгал себе? Дестриант… может и да, может и нет. Может, все мы врем. Может, даже Трич ошибался.
Он повредился в уме.
Забудьте его — смотрите, смерть, ужасная смерть — она близка…
Безумец? И что. Лучше послушаю его, чем всех вас. Он сказал послушать, он сказал, и я слушаю.
Мы все слушаем, идиот. Какой у нас выбор?
— Дестриант. Мы не поняли! Видите? Все, что сделано… не исправить. Никогда не исправить… он отослал меня. Даже Худ — он отверг меня, выбросил назад. Но… все истончается, уходит… я пропадаю…
Пропадаю, падаю… какая разница…
— Дотянуться.
Что?
— Мои руки — видишь их? Их отрубили, вот что случилось. Руки… отрезаны. Стали свободны от меня. Я не могу, но они — могут. Понимаете?
Что за чепуха.
Нет, постой…"
Не Дестриант.
Надежный Щит.
"— Дотянитесь… смотрите на меня. Все вы! Видите руки? Видите их? Они тянутся… тянутся к вам!
Они тянутся…"
* * *Баратол погружался в темноту. Он видел… ничего он не видел. И никого. "Чаур… о боги, что я наделал?" Он отчаянно рвался вниз. Лучше утонуть самому — он не сможет жить, помня, что стал причиной смерти беззащитного взрослого ребенка — не сможет…
Дыхание сперло, грудь защемило, в висках билась тупая боль. Он ничего не видел…
