Блэки Хол - Sindroma unicuma. Книга 2.
И Мэла нет нигде — ни в толпе, ни на подоконниках. Наверное, он со своей Эльзочкой сидит на экзамене.
Я состроила равнодушное лицо, а сама вытягивала шею, выискивая знакомый вихор. Повернула случайно голову, а Мэл, оказывается, вовсе не на экзамене заседал, а стоял неподалеку от лестницы засунув руки в карманы брюк, и смотрел на меня, прислонившись к стене.
Под его взглядом я дезориентировалась в пространстве. Где же Мэл пропадал? В библиотеке скучал или отрабатывал долги с веником в спортзале? Или уже отстрелялся, получив стандартное «отлично»?
Отвернувшись в сторону, я делала вид, что мне неинтересно, кто это там стоит, прожигая меня взглядом, но щеки горели так, что на них можно было жарить яичницу. Тогда я поднялась с подоконника и отвернулась к окну. Ой, у меня же юбка короткая!
Поправила юбку, пытаясь стянуть пониже, и снова уселась, бросив взгляд мельком на Мэла. А он ухмылялся, и непонятно, то ли злая у него усмешка, то ли наоборот.
Из аудитории вышли несколько человек и Эльза в их числе. Вспомнив о вчерашней встрече в туалете, я напряглась. Станет ли она задирать меня при всех или начихает на мое существование?
К египетской плясунье подбежала свита, и компания удалилась на дальний подоконник, чтобы поделиться впечатлениями. Видимо от пережитого волнения Эльза не заметила ни меня, ни Мэла, а он не окликнул её и не махнул рукой, подзывая. Мэл продолжал смотреть в мою сторону, а потом оттолкнулся от стены и направился к окну, у которого сидела я. Ой, мамочки, он шел ко мне. Ко мне!
17.2
Подошел и присел на подоконник. Так мы и сидели как две клуши: я в одном углу, он — в противоположном, и ни слова между нами, ни полслова. Мэл, не извлекая рук из карманов, смотрел по сторонам и избегал глядеть на меня, а я гипнотизировала дверь, моля, чтобы очередь поскорее кончилась, и, обхватив себя руками, нервно терла предплечья. Все губы искусала, пока возле аудитории не крикнули:
— Остался кто-нибудь?
Схватив пакет, направилась к двери:
— Я последняя.
— Нет я, — сказал Мэл.
И опять он станет свидетелем моего очередного падения, когда мне не удастся ответить на билет, а позже в ведомости чудесным образом появится незаслуженный трояк.
— Прошу. — Широким жестом Теолини взмахнул над жалкой кучкой белых бумажек.
Мэл стоял за моей спиной, а я боялась обернуться. Наугад схватила листочек из середины и направилась к свободному месту.
Парень тоже выбрал билет и сел за мной, выше через два стола, как того требовали экзаменационные правила, чтобы исключить списывание и сговор учащихся.
Оставит он меня в покое или нет? Кажется, вчера я всё высказала, неужели не втемяшилось? Мне сейчас нужно обмозговать, как поскорее добежать до деканата и не упасть на поворотах, прежде чем погасят ведомость, а сзади сидит Мэл и смущает разум и чувства, доводя их до неконтролируемого состояния.
Сложив прыгающие перед глазами буквы, я прочитала вопросы, на которые следовало что-нибудь промямлить, и сообразила, что мне попался двадцать пятый. Тот самый, который ералашно отложился в голове после вчерашней зубрежки.
Все-таки слабые зачатки знаний лучше, чем совсем ничего, поэтому, схватив листок, я суматошно застрочила, выгребая из памяти сумятицу терминов и определений. Исписала с обеих сторон, да еще на втором накарябала, прежде чем препод пригласил меня к столу.
Коли каша в голове, она же — на бумаге и на языке. Однако говорилось мной много: и по существу, и лишнее, так что Теолини внимал слегка ошарашено и поправлял, если я путалась.
— Что ж, — сказал препод, когда иссякли вопросы и ответы. — Сумбурно и неупорядоченно, но потенциал есть. Я до сих пор нахожусь под впечатлением от вашей исследовательской работы со студентом Мелёшиным. Неплохой ответ для четверки, а вот до «отлично» вы, к сожалению, не дотянули.
Четыре?! Неужели я сдала экзамен, самостоятельно, без протекции декана?! Случаются же чудеса на белом свете, когда их не ждешь.
Возрадовавшись, я чуть не совершила около препода ритуальный танец безумно счастливого человека. Хотя если быть честной, выучился один-единственный билет, который невероятным образом прыгнул ко мне в руки. Спасибо вам, небеса!
В ведомости перо Теолини вывело оценку, и ноги рванули из аудитории вниз, в холл. Ура, ура, ура! Сессия скачет семимильными скачками вперед. Осталось сдать два экзамена: по матмоделированию процессов и по теории снадобий. И до условленной встречи в общежитии еще есть время: более двух часов.
Остановившись у раздевалки, я собралась позвонить Аффе, но, предположив, что она мучается, зарабатывая хорошую оценку, решила не отвлекать.
Поскольку в активе почти заслуженный четвертак, нет нужды просить Стопятнадатого о помощи. Я самостоятельно справилась со своими трудностями! Но декан, не зная о моих достижениях, будет ждать согласно договоренности и беспокоиться, а потом отправится искать меня, начнет расспрашивать. И окажется, что я, эгоистка мелкая, убежала вприпрыжку из института, забыв о нем, заботливом и участливом дяденьке.
Следует поделиться с Генрихом Генриховичем радостью от сданного экзамена, — определилась я с приоритетами. Развернулась — и вот он Мэл, с другой стороны гардеробной стойки. Скорострельно сдал экзамен и, облокотившись, наблюдает за мной. Право слово, как призрак шастает по пятам. Недостаточно ему вчерашних откровений, что ли?
Мэл молча смотрел, будто ждал, что я должна первой сказать что-нибудь.
— А-а… привет, — поздоровалась хрипло.
— Привет, — ответил он.
— Спасибо за работу по удовольствиям. Из-за неё я вытянула экзамен.
— Слышал.
Конечно, он всё слышит. От него ничего не скроешь.
Помолчали.
— Теолини — отличный преподаватель, — сказал Мэл, — но студенты для него — все на одно лицо. Зато он помнит хорошие проекты, и у него отложилось в голове: удовольствия равно Мелёшин плюс Папена.
«М+П». Такие закорючки могли бы появиться на каждой туалетной кабинке.
Чтобы скрыть замешательство, я отвернулась в сторону, смотря, как утекают из института счастливчики, сдавшие экзамены.
— Вчера в столовой я сказал лишнее. Во всех смыслах, — выдал Мэл. — Не хотел, но само вырвалось.
Неужели признал свое хамство?!
Правда, извинение вышло корявым и не таким страстным, как я мечтала, но слова Мэла польстили. Столичный принц явно не привык просить прощения за свои слова и поступки, поэтому, покаявшись, окутался в моих глазах ореолом романтического героя. Но пусть не рассчитывает, что поступлю также благородно, забрав назад свои обвинения.
