Александр Лайк - Закат империй
— Я хочу только получить ответ, — набычившись, сказал Халлетон. Почему такие конструкции — и другие, им подобные — оказались под запретом? Почему они считаются ре… реторсирующими? Почему вы скрываете саму возможность их существования от людей? Что плохого в том, чтобы человеческий труд был облегчен, насколько это возможно?
— Разве ты не знаешь Декрета о механистике? — спросил Хурру.
— Декрет я знаю. Но я хочу знать, почему он был принят, и почему в такой форме?
— Вы это проходили, — устало сказал Хурру. — На пятом курсе. Вспомни.
— Проходили мы какую-то чушь, сан. Бред пьяной совы. После Континентальной войны, дескать, механистика была предана запрету и забвению, как средство производства чудовищных орудий смерти… чтобы никогда не повторилась трагедия Безлюдных земель… но ведь все это ерунда, сан! Люди воюют, как всегда воевали, уничтожают друг друга и по одному, и сотнями, и тысячами, и ваша магия… — он осекся.
— Ого, ты уже говоришь «ваша», — небрежно заметил Хурру. — Быстро развивающийся психоз антагонизма. Но ты продолжай.
— Магия тоже убивает, — зло сказал Халлетон. — Почему же нельзя делать механистические конструкции?
— А вот почему, — сказал Хурру и шагнул к спиртовке. Взревело пламя. Левой рукой ректор извлек из воздуха обычную колбу с водой, потом прошептал что-то, и на его ладони появилась тяжелая пробка с металлическим сердечником. Хурру плотно закупорил колбу и положил ее на верхнее кольцо спиртовки, прямо в огонь. Но не так, как обычно ставят колбу на подставочки, а завалив набок — горлышко посудины оказалось направлено почти горизонтально.
— Убей меня, — сказал он будничным тоном.
— То есть? — не понял Халлетон. — Что значит «убей»?
— То и значит. Вспомни какое-нибудь заклинание, приводящее к смерти, и употреби его. Простое Преобразование, например. Преврати мое сердце в кусок льда. Или добавь цианидов в кровь. Придумай что-нибудь сам, наконец.
— Ага, — засмеялся Халлетон, — как же. Вы меня еще в эфире перехватите и зажмете. Если не инверсируете. Или вообще рефлектор поставите. Вы же сильнее, да и опытнее намного.
— Значит, не убьешь? — без удивления подытожил Хурру.
— Не смогу, даже если бы захотел, сан. Разве что вы поддадитесь нарочно. Только ведь на такие заклятия не поддаются.
— Очень хорошо, — весело сказал Хурру. — Тогда убей ножом. У тебя есть нож, адепт? Если нет, то наколдуй, я подожду.
Вода в колбе закипела.
— А толку-то? — подивился Халлетон. — Во-первых, вы за щитом, сан. У меня сил не хватит ножом щит пробить. Разве что серебряным? Во-вторых, вы меня парализуете… да к чему все это? Сан, вы прекрасно знаете, что мне вас не одолеть — ни ножом, ни словом.
— О! — августал был доволен. — Я-то знаю, а вот ты откуда знаешь? Ведь я старик, а ты молодой, здоровый, талантливый…
— Так то я, а то вы, — назидательно сказал Халлетон. — Кабы у меня было ваше умение, так чихать бы мне было на возраст.
С оглушительным грохотом пробка вылетела из горлышка колбы. Адепт вздрогнул. Пробка стремительно врезалась в противоположный стеллаж, круша штативы и пробирки. Опрокинулся тяжелый дисперсионный экран.
— Ни фига себе, — пораженно сказал Халлетон.
— Именно ни фига себе, — согласился Хурру, гася спиртовку. — Видишь ли, мальчик, такому паровому метателю чихать на мои способности. Он не понимает разницы между мной и тобой, он железный.
— Да-а… — Халлетон покрутил головой, явно находясь под впечатлением от увиденного.
— Но это очень простая и маломощная конструкция. Можно создать метатели, которые будут выбрасывать чудовищные массы металла на огромное расстояние и с поистине невероятной силой. Это несложно, и управлять ими может любой необразованный мужик. Боги создали всех людей разными, но конструкции снова уравнивают их против воли богов.
— Получается, это… святотатство? Ну, кощунство? — неуверенно спросил Халлетон.
— Если бы все было так просто, — задумчиво сказал Хурру. — Нет, в том-то и дело, что никакое это не кощунство и не святотатство. Боги допустили возможность создания конструкций, а может быть, и специально сотворили ее в искус нам. И дело даже не в том, что толпа идиотов с метателями может затравить искусного мага и убить его. С этим еще можно кое-как справиться, хотя и нелегко. А дело именно в том, адепт Халлетон, что конструкции, созданные с применением мастерства механистики, чрезвычайно облегчают труд людей.
— Я не понимаю, — честно признался Халлетон.
— Возможно, ты не сразу поверишь, но можно создать конструкцию, которая будет выполнять некоторую последовательность действий снова и снова, не требуя вмешательства человека. Или почти не требуя.
— Отчего же не поверю? — возразил Халлетон. — Даже легко. Вот ткацкий станок, к примеру, ежели к нему турбину прикрутить…
— Тем лучше. Так вот, адепт, беда механистики не в том, что она идет против заветов богов — с богами можно договориться. А в том, что ее применение необратимо разрушает душу смертных.
— Все равно не понимаю, — Халлетон потер лоб. — Ну что плохого?..
— Да ничего плохого! — рявкнул Хурру. — Не в конструкции дело, понимаешь, болван?! А в людях! Ну-ка, повтори основу научного метода!
— Э-э… — Халлетон поднатужился. — Сходные условия порождают сходные явления. Ни один процесс не может быть повторен с абсолютной идентичностью. Максимальная конвергенция процессов ведет к максимальной конвергенции результатов.
— Ты понимаешь, что это означает на практике?
— Да чего ж тут не понять? — Халлетон был искренне озадачен. Всякая вещь уникальна, сан, и другой такой не сделать. Даже если их форма, функция и материал одинаковы, они различаются по возрасту — хоть на долю мгновения, по положению в пространстве — а совместить в одном месте два объекта нельзя… да по чему угодно они различаются!
— И всякий человек уникален?
— Конечно, сан. Уникален и неповторим.
— А теперь представь себе, мальчик, конструкцию, которая делает… ну, скажем, стаканы. Тысячи стаканов. Миллионы. И в каждом доме уже есть десяток таких стаканов. Но конструкция продолжает их делать — на случай, если у кого-нибудь стакан разобьется. Или если кому-нибудь захочется иметь их два десятка.
— Фу, мерзость какая! — Халлетон поежился. — Скучно ведь!
— Ты делал такую же или почти такую установку сам. Но кстати, ты делал ее своими руками. Почему, адепт, повтори? Вслух повтори!
— Потому что это было для мамки, а такое лучше делать самому, четко сказал Халлетон. — Чтоб с добром в руках… тогда и в вещи добро будет. А наилучше, чтоб своя кровь сделала: тогда с ней работать легко. И душа радуется, и дело спорится.
