Александр Лайк - Закат империй
— Ну и вот, тут Кен Латин придумал такую штуку: окаменил он, значит, воздух у Кабаля над головой. Большой, знаете, объем он взял — воздух хоть и сжимается при этом, а все равно здоровенный валунище получился. И Кабаль даже сразу не понял, что стряслось, и просто этот камень у себя над маковкой задержал. А уж потом глянул вверх, засмеялся и обратно в воздух его распустил. И поставил, кстати, Латину золотой за практику, а остальные — ну, в общем, по-разному, но больше серебряного никто не получил. И вот в тот самый миг, когда Кабаль камень над головой придержал, я в первый раз и подумал — это же сила, просто мощный поток силы. И может она многое-многое — камни поднимать, руду плавить, жернова вертеть. Но силой, направленной заклинанием, может управлять только человек, владеющий Искусством. А вот если бы придумать что-то такое, чтобы этой силой мог управить любой — тогда какое бы облегчение для народа вышло? Подумал я так и сразу забыл, потому что практика ведь, полигон… А потом смотрел на костер вечером и снова вспомнил. Вот, думаю, это ведь тоже сила? И энергия почем зря в небо уходит. Вот бы ее заставить мельницу вертеть! Почему мельницу?.. Наверное, потому, что зерно всем молоть нужно, а мельник дорого берет. Мать у меня с этими жерновами каждый день, считай, надрывается, а что еще делать? Я и решил, что перво-наперво заставлю огонь на мельнице работать. Потом долго думал, сан, очень долго. Огонь ведь напрямую работать не хочет без заклинаний. Пришлось искать сочетание, да еще всех пяти стихий — но теперь-то, видите, как славно получилось? Огонь направляет воду к воздуху, заставляя двигаться металл, а уж тот вращает камень! Хорошо, правда?
— Неплохо, — сдержанно отозвался Хурру, — и это все — ты сам?
— Конечно, сам, — уже не скрывая гордости, сказал Халлетон. — Это же матери подарок! Как же можно, чтоб не сам?
— Это хорошо, — мерно сказал Хурру и одним взмахом ладони запечатал дверь в лабораторию. — Это очень-очень хорошо.
Второй взмах превратил крыльчатку вместе с мельничкой в серебристый прах, медленно оседающий на стол.
— Это значит, адепт Халлетон, — продолжил ректор, аккуратно поднимая колбу в воздух и нежным движением мизинца направляя ее к стеллажу, — что наказан будешь ты один, и что зараза скудомыслия не распространилась по нашей Академии.
Халлетон сжал кулаки, как будто был готов броситься на августала.
— Почему зараза? — глухо спросил он. — Зачем вы ее сломали, сан? Как вы могли? Это же матери!
— Хвала всем богам, твоя мать никогда не увидит подобной штуки, холодно сказал Хурру. — Иначе она могла бы решить, что с ней жить гораздо удобнее; и очень огорчиться, даже рассердиться на тех, кто не позволяет таким конструкциям существовать.
— Почему не позволяет? — Теперь Халлетон был готов расплакаться.
— Вот, — ректор бережно протянул молодому адепту книгу. — Смотри сам. Страница восемьдесят девятая.
— «Реторсирующие конструкции и деграданты», — умирающим голосом прочитал Халлетон на обложке. — Это… разве?..
— Читай сам, — Хурру отвернулся. — Кстати, увидишь, где ты ошибся. И не один раз. От сопла до крыльчатки у тебя пропадала большая часть энергии. Сразу на выходе из пароотводной трубки у пара резко падает давление, соображать же надо! Сколько у тебя по энергетике, юный балбес?
— Медный штрих, — едва слышно проговорил Халлетон, лихорадочно листая книгу.
— Стипендии, ты, значит, не получаешь, — отметил Хурру. — И вообще проскочил на грани отчисления. Факультатив по аккумулирующим артефактам ты хотя бы брал?
— Времени не было, — прошептал адепт. — Вот? «Паровые турбины и паровые котлы»… Ой!.. Вот гадство-то какое!
Он потрясенно опустил книгу и грустно посмотрел на ректора.
— Значит, не я это придумал, — тоскливо сказал он.
— Ты, — с сожалением сказал Хурру. — И ты — тоже. Правда, придумал ты очень плохо, но если бы у тебя было время, а главное — если бы ты лучше учился, ты мог бы ее изрядно усовершенствовать.
Августал подошел к установке Вула и вставил колбу на место.
— Благодарю, почтенный Хурру, — с истинным облегчением в голосе сказал аппарат. — Я был крайне неравновесен в амплитуде витала.
— Будь благословен, — Хурру осенил аппарат знамением Благоденствия. Ты, адепт, к тому же причинил мучения полуживому созданию и ничуть не позаботился о нем. Ты разве не видишь разницы между творением Вула и обычной спиртовкой?
— Мы еще не проходили Вуловы теоремы, — обреченно сказал Халлетон. И потом, когда я вынул колбу, я на всякий случай у него спросил…
— Когда вынул колбу? — Хурру невесело засмеялся. — Ты совсем плох, мой мальчик. Как ты думаешь, можно тебе оторвать голову, а потом спросить, не больно ли тебе?
Халлетон покраснел от злости и упрямо сказал:
— Все равно, можете наказывать. Теперь я знаю, что магия только для королей. А мне плевать. Я найду такую силу, которая будет служить ремесленникам и крестьянам. И посмотрим, что вы сделаете с вашими запретами. Почему вы запрещаете паровые конструкции, сан? Боитесь потерять кресло под задницей? Конечно, кому будут нужны маги, если все, что они умеют, сделают машины! Сделают быстрее, лучше, и кобениться не будут! Звезды пло-охо стоя-ат! — гнусаво передразнил он кого-то. — Для паровой турбабы звезды всегда стоят хорошо!
— Турбины, — с медовым ядом в голосе сказал Хурру. — Ты смел, и это хорошо… было бы. Для другого. Для тебя это очень плохо.
— Это еще почему? — подозрительно спросил Халлетон.
— Ты не сразу откажешься от своих глупостей, — сочувственно сказал Хурру. — Несколько лет… э-э… тридцать четыре года тому назад одного такого, как ты, пришлось даже казнить. Было очень жалко.
— Казнить? — ошеломленно переспросил Халлетон. И тут же добавил с каким-то торжествующим нажимом: — Боитесь, значит!
Хурру огорченно покачал головой.
— Очень плохо, адепт. Ко всем своим прочим бедам, тебя еще и угораздило принадлежать к тому типу людей, которые при угрозе бросаются вперед очертя голову, наивно полагая, что терять уже нечего. Терять всегда есть что, молодой Халлетон. Даже мертвый может еще много чего потерять. А те, кто бросается вперед, не рассчитывая последствий, почти всегда теряют больше, чем было необходимо. Ну хорошо, адепт. Сейчас я уйду, а ты останешься здесь. Надолго останешься. Так что если у тебя есть, что мне сказать — поторопись, сделай милость.
— Я хочу только получить ответ, — набычившись, сказал Халлетон. Почему такие конструкции — и другие, им подобные — оказались под запретом? Почему они считаются ре… реторсирующими? Почему вы скрываете саму возможность их существования от людей? Что плохого в том, чтобы человеческий труд был облегчен, насколько это возможно?
