Театр Духов: Весеннее Нашествие (СИ) - Ранжевский Алексей

— Осиное Гнездо… — произнёс Мариола. — Моей ноги там не было ещё. Не тот ли это город, где ваш отпрыск Ласток пожелал венчать мою Милайю? — спросил у Осби Франс.

— Тот, и никакой другой, мой сват! — обрадовался Эстеральд теме разговора. — И назван этот город так отнюдь не от избытка ос и пчёл, а по вине многоярусных бойниц и галерей, высеченных в скальной толще и выходящих в степь. — Купец захохотал от счастья. — Издали такое укрепление напоминает медовые соты.

— Верно, и к тому же, — подвязался Ласток, — городок недалеко от крепости ордена смотрителей. А значит, в ходе службы, я смогу заглядывать домой к своей невесте, чтобы ограждать её от пагубных соблазнов.

— Куда ты там заглядывать собрался, ты нужен мне в Зенице! — напомнил о себе глава. — Жёнушке твоей я подарю домашнюю гиену. Будет сторожить.

— Более того, — продолжил Эстеральд, — цены на недвижимость в Гнезде упали нынче вдвое, позволяя мне купить вам там усадьбочку и не остаться с шишем.

— А вас не смущает повестка текущего года, очевидно диктующая снижение цен?— подал голос Ричард. — В конце концов, к нашим границам близится буря войны.

Беседовавшие услышали голос Парселии, холодный и гордый, лишённый сомнений.

— Ни один зверь не преступит границ Царства Копий, доколе Зеница смотрителей властвует степью. — Женщина поспешно придала тону мягкости, тут же добавив: — только вот Осиному Гнезду нашей уверенности не достаёт, поэтому иные горожане готовы всё продать и убежать.

— Напуганные выгодны, не так ли? — Эстеральд спросил лишь риторически. — Но

сам-то я их, право, не стращал.

Когда к ним выводили лошадей, Ричард выкроил минутку и обратился к Эстеральду Осби уже наедине, с просьбой разъяснить, в каком фургоне что и где находится. Обозничий развязно улыбнулся и стал вести экскурсию, знакомясь между делом с сыном покровителя.

За четвёркой массивных жеребцов, каждый – гнедой масти, первым находился с виду пассажирский экипаж. Иссиний крытый кузов знатной красоты на выразительных колёсах, с узорчатыми спицами и широким ободом янтарного окраса, был закрыт на окнах занавесками, чтобы лихой взор не искушался содержимым на пути. Эстеральд поведал, что везёт в нём дорогущие товары, начиная от изделий ювелирных и заканчивая ёмкостями с джинами. Только перевозит их он тайно, преднамеренно запрятав под коллекцией фарфоровых солдатиков, загромождённой тканями, мехами, вышивками, стародавней выпивкой и возбуждающим парфюмом. Ричард вопросил, отчего тот рассказал ему о кладах, не ограничившись товарами прикрытия, и Эстеральд ответил, что доверяет Фэстхорсам как самому себе, надеясь получать взамен их дружбу.

Следом за экипажем с кладом шёл фургон попроще, он был грузовой и содержал в себе вещицы отряда, сложенные в грузных саквояжах. В большинстве, имущество принадлежало господину Фэстхорсу и господину Мариоле, однако в кузове нашлось местечко и для груза остальных. Эстеральд подметил, что везёт сие добро с самой Градострии, а комплектовались эти вещи управителями Кордиса и Франса, так что «раз чего – вопросы к ним». Ричард снял свой тубус, захваченный из здешнего имения со всем необходимым для художника, и положил футляр на ближний саквояж, подписанный его инициалами. Что в нём было собрано он не знал и близко, но с отцовским отношением к прекрасному, вряд ли там таился хотя бы карандаш.

Третьим прицепом массивной четвёрки являлся фургон с провиантом, вмещавший, помимо запасов еды и воды, также палатки, дрова, походную утварь и перечень предметов хозяйства, необходимых и незаменимых в странствиях с комфортом. Ричард узнал, что наряду с костистой рыбёшкой, милостиво отданной даром конюшне, в мешках перевозились две дюжины вяленых кур, чаи с кофеём, коричневый сахар из тростника и запасы пшеничных хлебов, пополненные двумя днями ранее. Стоит ли упоминать о наличии высушенных абрикосов и слив, упрятанных в ящиках за бочонками кваса и сидра? Громкое перечисление съестного тут же привлекло Барсонта, и он, бросив издали взгляд на обозничего, подоспел с интересом к фургону.

— Посмотрим, везутся ли яблоки, — молвил старик, бесцеремонно расшнуровывая крайний мешок. Обнаружив внутри целый кладезь моркови, размером с бизоньи рога, дедушка Ричарда фыркнул, пока его лошадь, оставленная без присмотра возле широкого пня, куда-то поскакала.

— Яблоки намедни сгнили, и пришлось выбросить их, государь, — объяснил Эстеральд. — Они были ранние и мелковатые, никто их не ел. К сожалению, в наших краях плоды яблонь вкусны только осенью.

— Что ты городишь, любезный? — набросился на него Барсонт. — Я отродясь не ценитель ни яблок, ни груш. По мне так – кислятина. Однако такие плоды могли бы стать хорошей мишенью для выстрелов Ричарда. Можно заставить твоих батраков подбрасывать фрукты и овощи в небо, а внук мой, тем временем, будет пытаться попасть в них из своего револьвера. — Старец пронзил живописца серьёзнейшим взглядом. — Бородка твоя-то немалая, а револьвер взял сегодня впервые. Чем ты собрался разить степных смерторогов? Не кисточкой ли?

— Что ж, я замечу, — возражал Ричард, — яблочный сок таки слаще, чем ваши пойла. И если судьба вынуждает меня стать смотрителем, хотя бы на несколько шествий, я готов быть им.

— Не просто смотрителем, а верным наследником отца, основателя ордена! — провозгласил Барсонт.

— Господа, я преисполнен надежды, что по дороге в Зеницу вы повстречаете немало мишеней, и вам не придётся расстреливать нашу провизию. — Эстеральд Осби поставил руки на пояс, увидел, как несколько молодых конюхов ловили сбежавшую лошадь Барсонта Фэстхорса, пока животинка ржала и моталась из стороны в сторону.

Что касается четвёртого прицепа, то интересного в нём было мало, по крайней мере – людям. Последняя повозка представляла собой деревянное корыто на колёсах, перевозившее сено в качестве корма для вьючных животных. К повозке, с обеих сторон, были приделаны колоды, заполняемые на привалах водой для лошадей. С ней, обозный поезд растягивался в полдесятка саженей и выглядел весьма тяжёлым, вынуждая Ричарда спросить, справятся ли тягловые лошади с запряжённым грузом. «Я проехал с этими сокровищами всю нашу отчизну, — уверял обозничий, подразумевая под сокровищами и свои товары, и своих лошадок. — Обратите, судари, внимание, на толщину их грудей, на мышцы сильных ног и твердь копыт!..»

Дед и внук ушли седлать свой транспорт, а Эстеральд забрался на козлы передового экипажа и сел возле заждавшегося кучера. Наступило время выдвигаться.

- - - - -

Ричард подошёл ко гнедому жеребцу в расцвете сил, взглянул в его улыбчивые очи, украшенные густистой тёмной чёлкой, и поприветствовал животное, назвав его по имени. «Добряк... Как тебе скакалось без меня?» — спросил с улыбкой живописец, затрагивая в памяти образы из детства. Когда голос хозяина достиг его ушей, жеребец отрицательно замотал головой и ткнул в него ноздрями, выражая дружескую ласку. Последний раз юноша ездил на нём в пятнадцать лет, уже в те годы будучи наездником со стажем. Он погладил Добряка по лбу, взялся за путлище, проверил на крепость. Затем, ступивши на стремя как на ступень, потянулся к луке седла и забрался лошади на спину. Обзор сразу стал лучше.

Слева, на небольшом расстоянии, с ним поравнялся и Барсонт, на своей рыжей, как и его бакенбарды, кобыле. А спереди подъехал отец, оседлавший скакуна тёмной шерсти с рассыпчатыми подпалинами цвета огня, отчего названного «Пламеносец». Как величественен и спокоен был его взгляд, когда Кордис Фэстхорс притянул к себе поводья и остановил жеребца. И какой вдохновляющей музыкой звучало молчание Кордиса, представшего перед попутчиками на коне! Чистота мимики, краткость движений, и с тем – гордость духа, запечатлённая в осанке и глазах. Он не носил опознавательных знаков, потому что все знали сеньора в лицо, и всякий, кто шествовал с ним, был готов жертвовать жизнью ради триумфа. Ричард почувствовал это и восхитился, увидев в отце героя легенд и былин. «С таким предводителем, мы превзойдём все препятствия», — подумала свита, выстроившись клином за главой.