Дэвид Эддингс - Келльская пророчица
— Не может быть! Я полночи проворочался!
— Может, поэтому ты нынче так туго соображаешь? — хмыкнул Белдин. — Прекрасный эксперимент, Гарион. А теперь пора все разжевать для нашего недотепы-друга.
— Все проще простого, дедушка, — примирительно сказал Гарион. — Возможно, ты не можешь ухватить суть именно потому, что для тебя это слишком просто. Этот звук слышат только те из нас, кто обладает даром волшебства. А обыкновенные люди ничего не слышат.
— Честно говоря, Белгарат, — вставил Шелк, — я ни звука не слышу.
— А я слышу его с тех самых пор, как мы увидели башни Келля, — прибавил Дарник.
— Ну разве не забавно? — спросил Белдин у Белгарата. — Может быть, мы с тобой разовьем эту тему — или предпочтешь идти досыпать?
— Не мели чепухи! — рассеянно ответил Белгарат.
— Ну, ладно, — продолжал Белдин. — Что мы имеем? Есть некий звук, которого не слышат простые смертные, а мы слышим. Я сразу же уразумел, в чем дело. А ты?
Белгарат кивнул.
— Этот звук издает кто-то, занимающийся колдовством.
— Значит, звук этот не естественного происхождения, — задумчиво проговорил Дарник. И вдруг рассмеялся. — Ты здорово придумал, Гарион! А я готов был уже начать разбирать пол.
— Но для чего? — изумилась Полгара.
— Я подумал было, что звук идет откуда-то из водопровода.
— Хотя нет, обычное колдовство тут ни при чем, — заявил Белгарат. — Звук не тот, и ощущение совсем иное.
Белдин в задумчивости теребил свою клочковатую бороду.
— Как это пришло тебе в голову? — спросил он. — Здешние жители достаточно могущественны, чтобы сладить с любым гролимом или даже целым их гуртом — так для чего же было прибегать к заклятию?
— Я что-то не понимаю тебя…
— Большинство гролимов заправские колдуны, так? А значит, этот звук прекрасно расслышат. Не для того ли надобно заклятие, чтобы они не могли приблизиться к городу достаточно близко, чтобы, услышать этот самый звук?
— Ты как-то путано изъясняешься, Белдин, — скептически прищурился Закет.
— Путано? Да что ты! Напротив, я все упрощаю. Заклятие, призванное не подпустить близко к городу тех, кто никоим образом не опасен, не имеет смысла. Всегда считалось, что заклятие защищает именно сам город Келль — но это столь же бессмысленно. Не проще ли предположить, что есть нечто иное, куда более важное, что нуждается в защите?
— Что же такого в этом звуке, коль скоро далазийцы так боятся, что его услышат посторонние? — озадаченно спросила Бархотка.
— Вот именно! — подхватил Белдин. — Давайте разберемся. Что же такое звук?
— Только не это! — взмолился Белгарат.
— Я не о лесном шуме толкую! Звук — это просто шум, если он ничего не означает. А как мы называем звук, несущий некий смысл?
— Видимо, речью? — осмелился предположить Шелк.
— Точно так.
— Не понимаю, — честно призналась Сенедра. — О чем тут беседуют далазийцы и что именно хотят сохранить в тайне? Ведь и так никто не понимает, о чем они толкуют…
Белдин беспомощно развел руками. Дарник же мерил шагами комнату, усердно размышляя.
— Может, дело не в том, что именно они говорят, а в том, как они говорят?
— И вы еще обвиняете меня, будто я путано излагаю свои мысли! — воскликнул Белдин. — К чему ты клонишь, Дарник?
— Это просто мысли вслух, — признался кузнец. — Этот шум, или звук, или как вам угодно это называть, не свидетельствует о том, что кто-то из здешних обитателей обращает людей в жаб. — Он запнулся. — А что, мы и в самом деле на такое способны?
— Да, — ответил Белдин. — Но овчинка не стоит выделки. Жабы размножаются с невероятной скоростью. Я предпочту одного двуногого субъекта, пусть даже самого противного, миллиону жаб, которых он произведет на свет после превращения.
— Ну, ладно, — продолжал Дарник. — Значит, этот шум ничего общего с колдовством не имеет.
— Возможно, — согласился Белгарат.
— Я подозреваю, что Сенедра абсолютно права. Никто не понимает сказанного далазийцем — кроме разве что другого далазийца. Когда я слушаю Цирадис, смысл сказанного уже на середине фразы начинает от меня ускользать.
— И что это нам дает? — Глаза Белдина загорелись.
— Не знаю… Просто я почему-то совершенно уверен: как много важнее, нежели что . — Дарник вдруг совсем растерялся. — Я слишком много говорю. Полагаю, у многих из вас есть что сообщить, притом гораздо более важное.
— Не думаю, — возразил Белдин. — Мне кажется, ты ухватил самую суть. Не теряй путеводной нити!
На лице Дарника выступили крупные капли пота. Он прикрыл глаза ладонью, чтобы сосредоточиться. Гарион заметил, что все, затаив дыхание, следят за мучительными усилиями друга осмыслить нечто, возможно, недоступное пониманию всех присутствующих.
— Далазийцы пытаются что-то защитить, — продолжал кузнец, — причем, должно быть, очень простое — по крайней мере, для них самих. Но тем не менее они не желают, чтобы это постиг кто-либо посторонний. Как жаль, что здесь нет Тофа! Он, возможно, смог бы все объяснить!
И тут глаза кузнеца чуть было не вылезли из орбит.
— Что такое, дорогой? — заботливо спросила Полгара.
— Не может быть! — воскликнул Дарник, придя в крайнее возбуждение. — Невозможно!
— Дарник! — произнесла она, уже раздражаясь.
— Ты помнишь, когда мы с Тофом впервые начали разговаривать — ну, объясняться жестами? — Дарник говорил теперь стремительно, на одном дыхании. — Мы вместе работали, а если с кем-то трудишься бок о бок, то вскоре начинаешь прекрасно понимать, что твой товарищ делает и даже о чем он думает. — Он уставился на Шелка. — Ведь ты, Гарион и Пол говорите на языке жестов?
— Да.
— Вы все видели, как жестикулирует Тоф. А разве можно на вашем тайном языке говорить так же красноречиво, как он это делает?
Гарион уже знал ответ.
Шелк растерянно сказал:
— Нет… Это никак невозможно.
— А между тем я всегда точно знаю, что он говорит, — настаивал на своем Дарник. — Сами по себе жесты ничего не значат. Он жестикулирует, просто чтобы дать мне понять… — На лице Дарника отразился благоговейный страх. — Он просто передает мне свои мысли — без единого слова. Он вынужден так делать — ведь он просто не может говорить. А вдруг этот вот шепот — точь-в-точь то же самое? Ну, если это разговор далазийцев друг с другом? Вдруг они умеют общаться друг с другом на расстоянии?
— И сквозь время также, — ошарашенно пробормотал Белдин. — Помнишь, о чем поведал нам твой немой друг-великан, когда мы пришли в Келль? Он сказал, что ничто из когда-либо совершенного далазийцами не забыто и что каждый из ныне живущих знает все, когда-либо ведомое далазийцам прошлых веков!
