Ольга Романовская - Словенка
— Обожди возвращаться домой, я хочу тебе что-то показать.
— Что, братец? Свою лодочку, о которой ты говорил мне?
— Если пойдёшь, то всё узнаешь.
Стоян осторожно раздвинул лапы ёлочек и пошёл по звериной тропе. Гореслава с опаской пошла за ним: дозволит ли леший дойти. Лес её знал, звери не трогали, травы целебные да ягоды под корягами не укрывались, а леший… Какому хозяину понравится, коли каждый день в его дом без спросу гости хаживают, за гостеприимство худо благодарят?
2
Сказывают люди, что есть в краях, где живут карелы, земля, где не растут ёлочки — шатры, а сосны — великаны стоят на гладких камнях и смотрятся в голубые воды. Говорят, что и дома там строят по-другому и ладьи на воду спускают краше новогородских. Из печища в тех местах никто не бывал, поэтому сказы те баснями считали. А Стоян слушал те басни внимательно, запоминал всё, до словечка. По тем рассказам построил он свою лодочку и вырезал на носу конскую голову.
Они долго плутали по лесу, пока не вышли на небольшую поляну, посерёдке которой росла высокая ель. Макушкой своей она упиралась в небо, а ветками укрывала в непогоду и зверя, и человека.
Стоян осторожно раздвинул ветки — лапы и показал сестре нос небольшой лодки. Гореслава осторожно потрогала тёплую от горячего солнышка корму и подивилась затейливой резной конской голове. Брат гордился тем, что сестре по нраву пришлась его самодельная лодочка, и вытащил её на траву, чтобы та смогла получше её рассмотреть.
— Ты сам её сделал? — спросила Гореслава.
— Сам, — ответил Стоян, но вдруг замялся и сказал тише, — мне Радий помогал. Он сказал, что ладья моя на княжескую похожа.
Девушка усмехнулась: куда этой лодочке, где двое с трудом поместятся, до княжеской, что ходит по великому Нево под белым парусом. Любит Стрибог эту ладью, лелеет её на волнах. А потом Гореслава призадумалась. К чему Радию, смелому охотнику, что неделями может бродить вместе со своим верным Лайко по лесу, помогать несмышлёному мальчишке в его забавах?
Нетерпеливый Стоян потянул сестру за рукав.
— Чего дивишься, не всё видела.
Она покорно нагнулась и шагнула за братом под мохнатые лапы. Поначалу Гореслава не могла ничего разглядеть: глаза долго не привыкали к полумраку, но после она ясно разглядела берестяной тул и налуч. На бревне, заменявшем лавку, стояла миска, а в ней — ложка. Когда Стоян сумел принести это в лес, чтобы Добромира не узнала?
— Нравится избушка, — брат ожидал новой похвалы.
— Для чего она тебе, глуздень?
— Никакой я не глуздень. А настоящему охотнику без лесного прибежища нельзя. Мне Радий место указал.
— Как бы охотнику не пришлось три дня на лавке не сидеть. Пойдём, пока мать Любима потчует.
Осмотрев ещё раз полянку, Гореслава увидела траву — целительницу, что давно искала. Подошла к ней, поклонилась в пояс и сказала: " Прости меня, трава — матушка, за то, что от земли — кормилицы отнимаю. Не для себя стараюсь, а для добрых людей". Опустилась девушка на колени и осторожно сорвала тонкие былинки.
— На что тебе? — спросил Стоян.
— Солнышко высушит, силой целебной наполнит. А в зимушку холодную лечить буду Желану, что в просинец во двор в одной рубашонке выбежит. Да и тебя, непоседу, от рук сломанных.
Возвращаться лесом решили, чтобы быстрей домой попасть.
На лесной просеке повстречался им Радий с рыжим Лайко. Охотник неспешно шёл к печищу; за спиной у него висел заяц и несколько уток. Вот кого бы Вышеслав взял себе в кмети, да парень не шёл. На что ему пояс воинский, если все девчонки рады — радёшеньки подсесть к нему на посиделках. Даже Любава иногда отходила от подружек и подходила к нему послушать о соседних печищах. Из всего селения только Радий вместе с князем плыл по реке до Нева, видел настоящие корабли и печища большие, что городами звали.
— Здравствуй, славница, — он первым заговорил. — Куда путь — дорогу держишь?
— Куда же девке идти, коли не к своему двору.
— С пустыми руками ли?
— Кабы был ещё один кузовок, не с пустыми бы пришла.
— Лукавишь, девица, за травами в лес ходила.
Гореслава вспыхнула и спрятала за спину пахучий пучок.
— В кузню ходила, а на обратном пути и собрала.
— Здорова ли Мудрёна Братиловна?
— Как не быть ей здоровой.
— А сестрицы как?
— Живы — здоровы.
— Про отца с матушкой не спрашиваю, ибо нет той силы, что извела бы Наума Добрынича и Добромиру Ждановну.
— А про меня отчего не спросишь, — Стоян вышел вперёд, сжимая в руке деревце — лук. — Или я место пустое для тебя?
— Такого молодца — сокола издалече видно, почто в пустую расспрашивать. А деревце ты не правильно режешь. Дай — ка сюда, покажу.
Мальчишка протянул ему лук. Радий повертел его в руках, достал нож и подправил немного, после протянул Стояну: владей, охотник. Мальчуган с трепетом взял игрушечное оружие и прижал к себе.
— Домой теперь идёте? — спросил охотник.
— Солнышко к земле, а мы к родному двору.
— С вами пойду. Мне батюшке вашему пару слов нужно молвить.
Лес возле двора Наума близко подходил к печищу, поэтому все соседские девчонки быстро разглядели на опушке всех троих. Видела их и Любава и губу закусила. Ни одну зиму она вечерами зимними к Радию ближе подсаживалась, разговор заводила, а добрый молодец словно и не замечал её. А как увидит Гореславу, так сразу разговор заведёт. Привечал он девку, только ей в лесу места заветные показывал. Да и Лайко только Гореславе гладить себя позволял; позови его она — прибежит. Добромира ещё с берёзозола нашёптывала дочке покойной Доброгневы, чтоб поласковей была с охотником, а девка не слушала, мало чем его от других отличала.
Но Любава, что на Радия загляделась, вспомнила про воду, что несла Ладе для славного пирога, посмотрела ещё раз с завистью на младшую сестрицу, приоткрыла плечом дверь и понесла свою ношу к растопленной печи.
Радий задержался у ворот, чтобы добычу свою лесную препоручить заботам Лайко, а Гореслава сразу к клети пошла, где травы свои хранила. Стоян за ней не увязался, снова со двора сбежал. Чего ему, мальчишке, вместе с девками неразлучными дома сидеть? Нет, что ли, птиц непуганых али друзей — товарищей?
Вышла из избы Лада, за нею — малые Наумовы дочки гурьбой, впереди всех Желана. Заприметила хозяйка гостя, отведать хлеба — соли пригласила. Не обидел отказом Радий, только спросил, дома ли Наум Добрынич.
— Давно улетел из дома наш ясный сокол, с полуденного часу у Первяка Буяновича силки мастерит для зверей лесных.
После, когда гость в избу вошёл, подошла Лада к Гореславе, вывела из клети на дневной свет.
