Анатолий Агарков - Семь дней Создателя
— Ты и колотушку будешь делать?
— Зачем же псину изводить — лапы свяжем, будет для хозяев алиби.
Пришла Кащеевна, принесла двух ежей, погибших под колёсами автомобилей. Бросила Упырю кота:
— Почмокай, Ванечка — он ещё тёплый.
Упырь ножом вспорол пушистому живот, припал губами. Закончив сатанинский пир, ощерился кровавыми зубами.
— Кайф!
— Утрись, — мне противно стало.
Кровосос облизал губы и зубы, почмокал, вычищая дупла. Я вооружился палкой, приготовленной Максом для собачьего капкана. Упырь лежал на животе, целясь голой обгорелой задницею в потолок. Велико было желание к ней дрыном приложиться.
— Ладно, ладно, — Упырь ткнулся лицом в рукав, утёрся. — Давай без нервов.
Изладив на ротвейлера капкан, Макс уступил место у костра Кащеевне.
Вид свежуемых зверьков поверг меня в глубокое уныние.
— Пойду в темницу, здесь мне не уснуть.
Перед закатом кликнули на совет.
Бичи поели и были трезвыми.
— Значица так, — Уч-Кудук излагал результаты разведки. — Забрались с задов на сарай и весь день наблюдали. И вот к какому выводу пришли — ночью мы туда не пойдём. В конце дня, когда хозяин возвращается с работы, они семейством всем на озеро спешат. Собака только остаётся.
— Считайте, её нет, — Макс обещал.
— Тогда у нас будут три-четыре часа на поиски твоего прибора счастья.
— Если он на месте, найдётся сразу.
— Ну, хорошо, давайте решать, кто пойдёт.
— Проще сказать, кто не пойдёт, — заметил Макс. — Упырь ходить не может, Надюхе забор не перелезть.
— Остальные все согласны? — спросил Уч-Кудук.
Отказавшихся не нашлось.
Только зачем такая свора за одним единственным оптимизатором? Хотят в доме чем-то поживиться? Это я подумал, но вслух ничего не сказал, а пошёл в свою темницу набираться сил.
Потом притопал Уч-Кудук. Продемонстрировал перо:
— Видал? Вот если что не так, в бок воткну. Теперь, как на Страшном суде — зачем в дом рвёшься?
— Хорошо, скажу как на духу. Наручный серебряный браслет — лежал в правом верхнем ящике стола в крайней комнате второго этажа. Могу и не ходить — принесите, я научу им пользоваться.
— Это и есть твой прибор счастья?
— Да, но он закодирован на меня. Прежде, чем исполнять чьи-либо желания, он должен побывать вот здесь, — я указал своё запястье.
— Мудрено, — гость поверил и нож убрал.
— Почему Уч-Кудуком кличут?
— Весь Союз я пёхом исходил, а Три Колодца замечательное место, и я там был.
— Назвался бы Ходжой.
— Погонялова не выбирают.
— Как стал бичом?
— А это суть моя — ну, не могу осёдло жить. Я ведь дальнобойщиком по молодости был, прилично зарабатывал, да только с бабами мне не везло. Одна ушла — не могу, говорит, всё время ждать: я молодая, и хочу любить. Вторая…. Третью сам прогнал, застукав с соседом. Дорога спасала от сердечных проблем. КАМаз родным стал домом. Потом авария — конечности срослись, так эпилепсия привязалась. Права отняли….
После минутной паузы Уч-Кудук:
— Я и отсюда подумываю дёрнуть, к зиме поближе на юга податься.
Закинув руки за голову, я смотрел на звёзды в оконном проёме.
— Хочешь фуру, которую заправлять не надо, которая сама будет катиться по дороге, пока ты отдыхаешь?
— У вас такие есть? А права?
— От эпилепсии тебя я хоть сейчас избавлю.
— Велик соблазн, но остерегусь — шибко ты мне подозрительным кажешься. Продемонстрируешь прибор — и стану верить.
Он ушёл….
За моим домом, оказывается, росли берёзки. Птички, бабочки, цветочки и грибочки. Никогда не обращал внимания, а как славно здесь можно было гулять с Катюшей вместо тесного и душного городского парка.
К забору примыкал сарай. Прежде наверняка видел, но не обращал внимания — хозяйством ведала Наташа. Уч-Кудук взобрался на него и вёл наблюдение за усадьбой, а мы прятались в берёзняке, отлёживаясь до поры до времени.
Долгожданное: ку-ку, ку-ку….
Макс заковылял к стальной ограде:
— Гав-гав! Где ты, пёсья морда?
Вот он летит во всей красе, могучий страж усадьбы. Макс протолкнул сквозь прутья ограды палку с гудроновым набалдашником.
— Фас, подлюка!
Ротвейлер цапнул и не смог палку прокусить. Не смог и зубы вырвать из гудрона.
— А, влип, очкарик! — Уч-Кудукова голова показалась с крыши сарая.
— Прыгай скорей, вяжи его! — хрипел от напряжения Макс. — Не удержу-у…!
Уч-Кудук повис на руках, но прыгать поостерёгся:
— А он ни того, палку не перекусит?
— Вяжи, сука! — Макс от рывков ротвейлера разбил в кровь лицо о стальные прутья.
Уч-Кудук прыгнул с крыши. В этот момент пёс вырвал палку из рук десантника и закружил с ней, пытаясь вырвать клыки из цепкой хватки гудрона. Уч-Кудук крался за ним, одну руку вытянув перед собой, а вторую сунув в карман. Но не верёвку извлёк, а финку. Подгадав момент, прыгнул на собаку. Коротких два удара, и пёс затих.
Вид недвижимого, окровавленного пса повёрг меня в уныние. Нет, более того — в какое-то полуобморочное состояние. Будто не со мною это происходит, а видится со стороны или в недобром сне. Подумалось, если кровь остановить, то, возможно, ещё смогу спасти ротвейлера….
Опустился на колени перед ним.
— Идём, чего ты? — трактирщик толкнул меня в плечо. — Время дорого.
В каком-то сомнамбулическом состоянии попал в дом.
— Где кабинет твой?
Указал на лестницу. Поднялись на второй этаж, толкнули дверь. Вот он, дубовый стол.
— Здесь, — я дёрнул ящик, — закрыт.
— Сейчас, — Макс прыг, прыг на одной ноге по лестнице, держась за перила, вернулся с кухонным топориком.
— Дай, — Уч-Кудук вырвал никелированный томагавк.
Одно движение и ящик с треском распахнулся. Дальнобойщик бросил его на стол.
— Где?
Ящик пуст. Не было оптимизатора и в других хранилищах стола.
— Искать, искать, — требовал Уч-Кудук. — Весь дом вверх дном.
— Что ищем?
— Серебряный браслет.
Бичи ринулись зорить мой бывший дом.
Опустел кабинет. Я рухнул в кресло.
Нет, оптимизатора. Все труды и жертвы напрасны были. Растаяли надежды, осталась горечь разочарования. И страх. Как буду жить я в этом мире неуправляемых стихий и нравов варварских? Нет, лучше умереть.
Нищета ненавидит роскошь лютой ненавистью, готова глумиться над ней всякий удобный случай. В поисках прибора счастья бичи наткнулись на погребок с коллекцией коньяков, не преминули опробовать, и не эйфория радости закружила головы, а приступ дикой злобы овладел чувствами. Осколками полетели на пол хрусталь и зеркала. В посудные и книжные шкафы вломились стулья ножками. Коллекционная сабля была сорвана со стены и направлена против пуховых перин и подушек — крестами оголили стены ковры и гобелены. Уютный дом стонал под варварским нашествием.
