Максим Огнев - Пой, Менестрель!
Драйм думал, что и сумей он найти красивые слова, ни одна женщина не пожелает их выслушать от него.
Менестрель поклонился, объявил, что это была последняя песня, и поблагодарил слушателей. Зал загудел — песнями не насытились, просили еще и еще. Громче всех запротестовала Плясунья.
— Наш друг загордился, — заметил Артур.
Плясунья вгляделась в лицо Менестреля.
— Нет, — промолвила она. — Не надо больше. Все сказано. Я-то должна это понимать. Нельзя плясать, когда силы исчерпаны.
Постепенно разговор за столом возобновился. Только Артур и Плясунья не принимали в нем участия. Сидели — голова к голове — и вполголоса обсуждали что-то чрезвычайно увлекательное для обоих. Остальные искоса на них поглядывали и обменивались улыбками. Флейтист вновь завел речь о злосчастьях труппы:
— После первого успеха, когда народ сбегался посмотреть на голые коленки да послушать речь пьяных погонщиков мулов, провал следовал за провалом. Труппа разделилась. Нас набралось человек двадцать, желавших показывать старые пьесы. Какое-то время казалось, что все наладится и дела пойдут по-прежнему. С людьми, однако, начало твориться нечто странное. Словно все забыли, зачем пришли в труппу.
— Дело в том, — снова неожиданно ворвался в разговор Скрипач, — что богато мы никогда не жили. Раньше, конечно, легче было: нас всегда в дома приглашали и сытно кормили. Но в парчу и атлас никто не рядился…
Драйм услышал, как Артур сказал:
— Такая девушка не должна жить в бедности…
Он еще понизил голос, и по заблестевшим глазам Плясуньи можно было угадать продолжение — Артур объяснял, как надлежит жить подобной красавице.
— Бедность не сладка, — откликнулась девушка, опуская глаза и мысленно примеряя на голову жемчужный венец. — Только всегда выбирать приходится. По мне, не танцевать — значит не жить. Так уж лучше жить бедно, чем не жить вовсе.
Что ответил Артур, Драйм не услышал. Впрочем, и сомневаться нельзя было — ответ найдется. А рядом громко сетовал Флейтист:
— Пошли речи: трубочисты и то богаче живут. За разговорами дела последовали… Ирис, если помнишь ее, первых красавиц играла…
— Помню, — откликнулся Менестрель, — у нее был дивный голос, чистый, звонкий; сердце переворачивалось, когда она пела.
— Ирис вышла за лавочника — он бисером торговал. Присматривает за лавкой в отсутствие мужа. Чарующим голосом расхваливает товар… Постепенно разбрелись и остальные. Кто булочками торговать, кто благовония из Каралдора возить. Но хуже всех поступил Шорк.
— Дрянь такая! — вскричала Плясунья, прерывая нежную беседу.
Все удивленно воззрились на нее. Самый обескураженный вид был у Артура.
— Сорвал нам представление! — бушевала Плясунья. — Хочешь уходить — уходи, но зачем же подличать? Никого не предупредил, все выяснилось перед выходом на подмостки!
Видя, что, кроме музыкантов, никто ничего не понимает, она, все еще пылая гневом, взялась объяснять:
— Старый Дейл научил его кое-каким фокусам. Надо отдать должное, Шорк быстро все схватывал, виртуозно проделывал — одно удовольствие смотреть было. Но… год, другой, третий… потребовалось показать что-нибудь новое. Придумать новый фокус — не шутка. Тут семь потов сойдет. А Шорк был не из тех, кто согласен проливать пот. Публике он наскучил, сборы упали. Сначала он злился, бранил и нас, и зрителей… Меня и вовсе возненавидел, потому что я имела успех… Хоть деньги мы всегда делили поровну. Потом ушел — конечно, не мог не сделать гадость напоследок.
— Так и получилось, что от труппы старика Дейла осталось нас трое, — невесело заключил Флейтист.
— Славы вы добудете не меньше, — заметил Артур. — Господа из замка заплатят дорого, дабы увидеть то, что видели мы. Думаю, не откажетесь вечером выступить в замке?
Девушка всплеснула руками от радости. Гордо взглянула на музыкантов: «Это я! Это благодаря мне! Это меня приглашают».
— В замке! Мы и мечтать об этом не смели! — воскликнула она.
— Сегодня же вечером, — вдохновенно подтвердил Артур, сжимая пальцы девушки.
Неожиданно запнулся на полуслове, улыбка сбежала с губ. В дверях таверны, пристально разглядывая посетителей, стоял королевский гонец. Артур поднялся из-за стола. Плясунья удивленно нахмурилась. Гонец заметил Великого Лорда и устремился к нему. Королевскому гонцу полагалось носить одежду черно-белых цветов. Он же был облачен в черное. С ног до головы — в черное.
Обо всем забыл в тот момент Артур. О пальцах Плясуньи, лежавших в его руке; об обещании, данном актерам; о Стрелке, добывшем ему славу своей победой; о песнях Менестреля… Обо всем забыл и с пересохшим горлом ждал только слов гонца.
— Ваша светлость, Великий Лорд! Король, государь наш, умер.
Собравшихся за столом, всех, кроме Артура, новость застала врасплох. Кое-какие слухи о болезни короля ходили в народе, но кто же знал, что так скоро… Музыканты обреченно переглянулись. Представление в замке срывалось, и если бы этой одной печалью дело ограничилось. Что теперь будет? Чего ждать от завтрашнего дня? Бояться или надеяться? Пора перемен — тревожная пора. Опыт подсказывает — перемены редко бывают к лучшему. Принцесса молода… Сумеет ли удержать власть? Или перессорятся сеньоры ее, разорвут на клочки королевство, разорят подданных; и тот, кто не поляжет в сече, защищая своего господина, побредет в рубище по дорогам?
Плясунья осторожно высвободила руку, горько взглянула на Артура. Понимала — он уже не здесь, не с нею. Летит впереди войска на белом коне в атаку на каралдорцев или держит речь перед лордами Королевского Совета… Так что не будет для нее ни представления в замке, ни рукоплесканий восхищенных зрителей, ни улыбки Артура… Пыльная дорога ждет ее — как обычно… Хорошо, можно не стыдиться слез: верноподданной должно оплакивать своего монарха.
Стрелок думал об Аннабел. Каково ей сейчас. Праздник обернулся трауром. На этом свете у нее не осталось ни одного родного человека… Он-то хорошо знал, что такое оказаться в одиночестве.
Артур жестом отпустил гонца, обернулся к сотрапезникам:
— Прошу простить меня. Удары судьбы страшны и внезапны. Я должен немедленно вернуться в замок.
Он говорил тихо, вкрадчиво, но в голосе прорывалась дрожь внутреннего возбуждения. Сдернув с пальца перстень с печатью, Артур протянул его Плясунье:
— Прими на память, красавица. Свидимся в лучшие времена. Приходи в замок, когда окончится траур. Покажешь перстень — стража пропустит.
Плясунья сжала в кулачке подарок. Еще раз с надеждой взглянула на Артура. Тот уже прощался со Стрелком и Менестрелем, подталкивал не спешившего уходить Драйма.
