Наталья Субботина - Клейменные одиночеством
Шагнув внутрь, я был ошеломлен непонятно откуда выскочившим молодым брюнетом, облаченным в нечто лиловое, шитое золотом.
— Добро пожаловать, старый друг! — он, как девка, повис у меня шее.
От неожиданности я растерялся, не зная, как реагировать, и не сразу сообразил, что этот надушенный тип с завитыми и напомаженными волосами, щекочущими мне нос, — и есть Аскел. Трудно было узнать в этом щеголе мальчонку, который бегал от нянюшек и скакал по двору с деревянным мечом, пока мы с его отцом беседовали об истории Гранзана. И столь радостная встреча несколько озадачивала: мы ведь были едва знакомы, а уж о дружбе и речи никогда не шло…
Бормоча что-то приветственное, я высвободился из крепких объятий и склонил голову перед статной полноватой дамой в светло-зеленых шелках. Ее волосы были уложены в высокую прическу, украшенную жемчугом, а на груди покоилось тяжелое оплечье из крытых белой эмалью золотых пластин размером с детскую ладонь каждая — знак верности покойному мужу.
— Дозвольте представить вам мою матушку, госпожу Лиансу Зиал-Линнар, — опомнился Аскел.
Я легко пожал протянутую мне холеную, удивительно тонкую по сравнению с пухлой фигурой, руку.
— Приятно наконец познакомиться, госпожа Лианса. Жаль, что в такое время. Соболезную вашему горю…
До сих пор мы не встречались: по словам Креяра, его супруга плохо переносила местный климат, и как только она выполнила свой долг и подарила мужу наследника, владетель разрешил жене большую часть года жить у родни на Юге. Я представлял ее болезненным, изнеженным созданием и удивился, увидев пышущую здоровьем женщину, которая выглядела моложе своих весен.
— Ах, благодарю за чуткость, господин Север, — пропела она высоким голосом, чуть растягивая гласные. — И добро пожаловать в Зиал-Линарр. Поистине, ваш визит — редкая радость в этих печальных стенах.
Меня любезно проводили к высокому столу и усадили на почетное место по правую руку от хозяина. Слуги принялись подавать на стол. Угощение неприятно удивляло: к разных видов мясу гарнира предложено не было — не считать же таковым девятитравье! Этот салат из нескольких видов зелени и пряностей помогал древним владетелям избежать цинги и неприятностей с пищеварением. Но времена изменились, овощи и каши давно перестали считаться едой, недостойной аристократов. Однако Аскел, видимо, решил потчевать гостя исключительно «господскими» блюдами. Если юноша хотел поразить меня, то здорово просчитался: того, кто привык кормиться охотой, дичью уж точно не впечатлить.
Я обратил внимание, что и лампы на стены повесили совсем недавно, притом второпях — иначе, верно, оттерли бы жирную копоть от факелов, которые освещали залу при Креяре: в отличие от смолы, масло для светильников очень дорого. Старый владетель никогда не скрывал, что ему приходится экономить, дабы достойно содержать замок. А молодой, похоже, любит пустить пыль в глаза. Глупо, по-моему, при стесненных средствах — буквально сжигать за один вечер годовое жалование пары слуг. Ради чего? Впрочем, это может быть всего лишь желанием уважить гостя.
Хозяева любезно предлагали попробовать то одно, то другое блюдо и развлекали беседой.
— Я, признаться, представляла вас совсем иначе, господин Север, — сказала Лианса, изящно накалывая на золоченый кинжал кусок оленины и обмакивая его в яблочный соус. — Была немного знакома с вашим предшественником. Вы на него ничуть не похожи.
— Я моложе.
— Да, но дело не в этом. Крон… он был внешне такой грозный, грубый даже. А вы не лишены изысканности. Я не имею в виду, что вы недостаточно мужественны — наоборот, такой подбородок! Хорошо, что вы не прячете его под бородой.
— Все Одинокие бреются: лицо должно быть открыто, чтобы каждый видел, кто перед ним, — блеснул познаниями Аскел.
«Тем более, клеймо бородой не скрыть…» — мрачно добавил я про себя.
— Ах да, конечно. Но господину Северу это идет, в отличие от многих.
— А что, правда, при дворе нынче мужчины красят усы? — молодой владетель спросил это будто с насмешкой, но во взгляде сквозила заинтересованность. Верно, побежал бы искать краску, ответь я положительно!
— Признаться, не имею представления. Я давно не бывал в столице, да и не горю желанием туда попасть.
— Не любите придворной суеты? — улыбнулась Лианса.
— Не люблю порты.
— Понимаю вас. Запах там просто чудовищный! — она брезгливо сморщила тонкий нос.
— А сотни галерных рабов вынуждены терпеть его днем и ночью. И это далеко не худшее, что им приходится выносить.
— Помилуйте, господин Север! — горячо возразил владетель. — В Гранзане нет рабства. Эти люди сами выбрали свою участь, им грех жаловаться.
— Поверьте, мало у кого из них был выбор…
— Вы чересчур добры, господин Север. Нельзя слишком печься о простолюдинах — мир все равно не изменить и лучше с этим смириться, — в голосе Аскела прорезались высокомерные нотки. — А если беспокоиться обо всех и каждом — только голова заболит.
— Это правда, — кивнула его матушка, промокнув губы кружевной салфеткой. — Я вот никак не избавлюсь от привычки переживать по пустякам — и постоянно мучаюсь от мигреней. Ни дня не оставляю нашего лекаря без работы.
Ужин длился долго. Говорили в основном о чепухе. Я, правда, пробовал разузнать о родных человека, недавно спасшего меня ценой своей жизни, но хозяева ничего не слышали об этом целителе, и рисунок его брачного браслета оказался им не знаком. Лианса делилась дошедшими до нее сплетнями об известных персонах, Аскел увлеченно рассказывал охотничьи байки, засыпал меня вопросами о странствиях и в подробностях поведал о впечатлении, которое я произвел на него в свой первый визит. Оказывается, ребенком он видел во мне героя. Да и теперь мнения не изменил. Сразу нашлось объяснение и масляным светильникам, и мясному меню, и пылкой встрече: молодой владетель очень хотел со мной подружиться. Оно и понятно, в округе не так много людей благородного происхождения, большинство местных аристократов укатили в столицу, а те, что остались — почтенные старцы или зрелые мужи, которым сопляк вроде Аскела не интересен. А с простолюдинами великому владетелю водить дружбу не подобает. Я подумал, что молодой хозяин Зиал-Линарра очень одинок, и тут же простил ему все высокомерные глупости, списав их на неумелые и неумные попытки вызвать симпатию.
В постель я отправился уже глубокой ночью, но проснулся довольно рано. Солнечные лучи сеялись через стрельчатые окна с желтыми и красными стеклами, вставленными в частую сетку переплета; расцвечивали светлый бархатный балдахин, кремовые простыни, серо-белую шкуру северного тигра на полу, обитые серебряной парчой пуфы и кушетку рубиновыми и янтарными ромбами. Это создавало в роскошных покоях атмосферу теплого уюта и какого-то праздничного веселья. И настроение у меня было легкое и радостное.
