Наталья Субботина - Клейменные одиночеством
— Пойдемте, господин Север, — сказал Снериг, — вам согреться нужно.
Как я и думал, замок еще не спал. Слышны были смех, незлобивая брань, чьи-то отрывистые распоряжения. Пахло дымом, прелым сеном, кислой капустой и свежесваренной хмерой. Я не снял с головы капюшон, затеняющий лицо, и в полумраке Клеймо Одиночества никто не приметил. Если кто из занятых делом людей и обратил на нас внимание, то никак его не проявил.
Опрометью пронеслась мимо служаночка с большой корзиной. Старик окликнул ее и приказал готовить купальню «для важного гостя». Девчонка понятливо кивнула на бегу и рванула в другую сторону.
— Воду пусть из прачечной натаскают! — крикнул капитан ей вдогонку. — А то пока нагреют… — Ты! — гаркнул он уже на привратника. — Скакуна на нуварню сведи и скажи, чтобы накормили и почистили.
— Проследи, чтобы о Друге хорошо позаботились, — попросил я.
— Добрый, должно быть, нувар, — с улыбкой прогудел Снериг, — следя глазами за уводящим животное новиком, — раз такое имя заслужил.
Я пожал плечами:
— За день он меня ни разу не подвел.
Седой усмехнулся и жестом пригласил следовать за ним.
По пути я осторожно поинтересовался, не сопровождал ли Снериг владетеля при осмотре земель несколько лун назад. Нет, капитана в той поездке не было… Не то чтобы верилось, будто Аскел правда насиловал крестьянок. Наверное, дочку доброго Тиренна обидел какой-нибудь разбойник, назвавшийся громким именем. Зачем бы аристократу брать девушку силой? Многие прелестницы и сами с радостью прыгнут в его постель… Однако все же хотелось получить подтверждение. Сам не знаю, зачем. Может, чтобы даже тень подозрения не касалась сына доброго Креяра.
Меня учили, что будущему Вечному Путнику негоже хныкать, как девчонке, нужно держать лицо. Я понимал, что у Наставника какое-то важное дело в Зиал-Линарре, если опозорю Школу «недостойным ревом» — он больше никогда не возьмет меня с собой. Но сдержать слез не мог.
— Что случилось, дитя мое? — хозяин замка присел рядом со мной на корточки, пачкая дорогой плащ.
— Мне нельзя оставить его, — я теснее прижал к себе беспородного щенка и стал сбивчиво рассказывать о своем горе: — В него кидали камнями. Ребята из деревни. Он бы умер, если бы я не спас! Но Наставник сказал, что со мной он тоже погибнет. У меня никогда не будет собаки. Даже когда вырасту. «Одинокие не могут владеть животными. Это нельзя изменить, можно только смириться». Но я не хочу!
Седовласый владетель понял всю глубину трагедии ребенка девяти весен. И не отмахнулся.
— Хм… Досточтимый Иштэн прав, вам нельзя долго общаться с этом милым созданием. Но его хозяином стать вы все-таки можете. Владеть — это не значит играть и держать подле себя. Это значит заботиться и нести ответственность. Я знаю, я ведь владетель.
— Но я же ничего не могу, даже кормить…
— Тогда вы, как хороший хозяин, должны поручить это кому-то другому. У меня тоже есть собаки, но слишком много дел, чтобы ими заниматься. Это делают слуги. Давайте мы прикажем им ухаживать и за этим славным псом. Только не забывайте, что отвечаете за него. Договорились? Не передумаете?
Мы с Креяром тогда долго обсуждали, как я буду «заботиться» о щенке. А потом, когда мы вернулись в Школу, владетель исправно слал мне письма с подробными отчетами о том, как поживает пес. И я чувствовал, знал, что у меня все-таки была собака. Конечно, старику это ничего не стоило, пустяк для утешения маленького мальчика. Но для меня это значило очень много…
В купальне было тепло, светло и вовсю суетились слуги: плечистые, голые по пояс парни таскали ведра с водой, наполняя одну из ониксовых ванн; бледная русокосая девушка расставляла на полке плошки с мылом и флаконы с ароматными маслами; пышнотелая женщина средних лет протирала малахитовые скамьи белоснежным полотенцем. Мое появление произвело впечатление: русокосая ойкнула, плечистые застыли с раскрытыми ртами, зазвенел по мраморному полу серебряный сосуд, задетый пышнотелой. Через мгновение опомнились, низко поклонились. Девушка подняла подкатившийся к ней кувшин, а толстушка расправила пухлыми ручками крахмальный фартук и тепло улыбнулась:
— Добро пожаловать, господин Север. Как возмужали-то, — она окинула меня ласковым взглядом. — И не узнать вас. Я уж было… ну да вы садитесь, вот тут теплее, — женщина еще раз прошлась полотенцем по и без того сияющей скамье у металлической, покрытой рельефными узорами печки, — мы уж закончили почти.
Купальню и правда подготовили быстро. Отказавшись от помощи в омовении, я ополоснулся в исходящей ароматным паром воде, наскоро побрился, растерся пахнущим лавандой полотенцем. Разодрал гребнем колтуны на затылке и заплел вечно лезущие в глаза пряди у висков в две тонкие косицы. Из стопки принесенной слугами одежды выбрал простые замшевые штаны и серую рубаху из тонкого сукна со шнуровкой у горла. С трудом натянул высокие сапоги цвета графита, густо расшитые речным жемчугом, да еще с щеголеватыми каблуками и блестящими шпорами. Я предпочел бы что-то попроще, более удобное, но выбирать не приходилось. Затянув на поясе свой ремень, поправил ножны с кинжалом и охотничьим ножом.
В коридоре стоял Снериг. Увидев меня, он одобрительно кивнул, то ли довольный моим нарядом, то ли тем, что я не заставил себя долго ждать.
— Вот, господин Север, — старик набросил мне на плечи добротный плащ из паучьего шелка с меховым подбоем. — Не все комнаты отапливаются, недолго и простыть.
— Благодарю, — я застегнул серебряную пряжку и нахлобучил на голову мягкий капюшон. — Что Аскел?
— Господину владетелю доложили о вашем прибытии, он ожидает вас к ужину. Я провожу.
— А мои вещи?
— Сумки и оружие уже отнесли в ваши покои. Одежду забрали прачки. Нувар обихожен, я лично проверил. Не беспокойтесь, господин.
Держа трехрогий подсвечник с единственной свечой высоко над головой, капитан провел меня анфиладой полутемных чертогов и остановился у входа в пиршественную залу. Двое нарядных слуг низко поклонились и распахнули перед нами створки высоких, окованных позеленевшей медью дверей.
Сводчатый потолок колоссального помещения подпирали массивные колонны и контрфорсы с рябыми от сколов и мелких трещин барельефами. Щерили пасти четыре огромных камина — по два с каждой стороны. Между высоко расположенными стрельчатыми окнами, закрытыми глухими ставнями, висели на кованых скобах масляные фонари из мутноватого стекла. Их мягкий свет обнажал изъяны нештукатуреных стен и старинных гобеленов, но едва достигал центра, где красовалась звезда Зиал-Линарра, выложенная из самоцветов столь искусно, что рисунок ни на волос не нарушал идеальной гладкости пола. Длинный стол в противоположном конце залы, покрытый пурпурной скатертью, освещали вставленные в тяжелые канделябры свечи. Зрелище… величественное.
