Пол Андерсон - Собака и Волк
Грациллоний подергал себя за бороду.
— Они правы, — медленно произнес он. — Тут нужно не просто копать. Вырезать дерн и укладывать его так, чтобы получилась прочная стена, — это искусство. — Сделал паузу. — И это искусство в Исе неизвестно, потому что не было востребовано, а Галлия, по сути, утратила это умение. Думаю, мы в Британии — последние легионеры. На континенте же лучшие наши кадры держат в резерве или в качестве наемников.
«Орлы Рима больше не летают.» Мысль эта даже не испугала и не опечалила его. Она его попросту возмутила.
— Хватит симулировать, — рявкнул Корентин. — Ступайте и задайте им жару.
Верания негодующе охнула.
— Клянусь Геркулесом, я это сделаю. — Грациллоний скинул одеяло и вскочил. Он совсем позабыл о своей наготе. Верания задохнулась и стремглав бросилась из комнаты. Эта оплошность только придала ему сил. Обернувшись в тунику, торопливо застегнул сандалии и вышел из комнаты. Корентин последовал за ним.
Наведя справки, он нашел отряд в западной стороне города, возле моста через Одиту. Там стояла толпа местных жителей, расступившихся при его приближении. Грациллоний заметил, что некоторые из них даже сделали украдкой знаки, ограждавшие от колдовства.
День был ясный. Мимоходом он удивился яркости солнечного света. Резкий ветер гнал белоснежные облака. Стая таких же белых аистов проплывала над головой. Пахло свеже-вспаханной землей. Зеленым золотом пылали под солнцем леса и поля. Платья женщин, туники мужчин, выбившиеся локоны — все трепетало на ветру.
Весталкам до энергии ветра было далеко. Тяжело досталась им дорога. Хотя они по очереди ехали на четырех лошадях, нежные ноги пострадали. Вдобавок пришлось ночевать в хижине истопника. Спасаясь от порывов ветра, они придерживали одежду и смотрели по сторонам глазами, полными страха. Лицо Ниметы, напротив, выражало открытое неповиновение. Кораи, словно ребенок, вцепилась в руку Юлии. Бесстрашная с виду Руна гневно сжала губы в тонкую линию. Грациллонию она холодно кивнула.
Десять моряков с Амретом во главе держались вместе. На них было полное обмундирование: остроконечные шлемы, блестящие наплечники и наколенники, чешуйчатые кирасы, серо-голубые, как море, туники. Грациллоний вздохнул с облегчением, увидев, как сияют начищенные до блеска пики и мечи.
Однако на фоне городской толпы отряд их выглядел чем-то чужеродным.
Грациллоний остановился перед командиром. Амрет вскинул руку в салюте, и Грациллоний ответил ему по заведенному в Исе уставу.
— Приветствую, — сказал он на языке Иса, — добро пожаловать в ваш новый дом.
— Благодарим вас, господин, — осторожно ответил Амрет.
— Нам предстоит большая работа. Нужно разместить людей. Правду ли мне сказали, будто вы отказываетесь от исполнения обязанностей?
Амрет напрягся.
— Господин, я родом из аристократической семьи. Да и большинство наших моряков — тоже. Землеройная работа не для нас.
— А для римских легионеров — когда Цезарь встретился с Бреннилис — такая работа была в самый раз. Моряки-аристократы трудились бок о бок со своими товарищами-плебеями. Да может, вы боитесь, что вам силенок не хватит?
Даже под загаром стало видно, как вспыхнули щеки Амрета.
— Нет, господин, силы нам хватит. У нас нет умения. Почему бы не пригласить людей из деревни?
— Они пашут и сеют. Без них все умрут от голода. Тем более что год этот будет неурожайным, а нужно прокормить много ртов. Мы должны благодарить Аквилон за то, что они поделятся с нами, пока мы не встанем на ноги.
— Но ведь у нас есть сельские жители, ваши подданные. Они до сих пор находятся на своих землях. Пригласите их, господин. А наш долг состоит в служении этим девицам.
— Совершенно верно. Мы должны подготовить им подходящее для проживания безопасное место, поэтому лучше не стоять в сторонке, а приступить к возведению защитных сооружений.
Амрет нахмурился. Грациллоний перевел дыхание.
— Люди из королевства, оставшиеся в живых после наводнения, являются моими подданными, — сказал он ровным голосом. — Я король. Я разбил скоттов, разбил франков и убил в Священном лесу всех тех, кто вызвал меня на единоборство. Если боги Иса бросили на произвол мой народ, я его не оставлю. Я покажу вам, что нужно делать, и научу, как. Вот этими руками я вырежу первые пласты дерна. — Он возвысил голос. — Внимание! Следуйте за мной.
На какой-то миг ему показалось, что он проиграл. Но тут Амрет сказал:
— Слушаюсь, король. — И сделал знак своим людям. Они двинулись за Грациллонием.
— Я отведу их на место, а в конце дня поставлю на ночлег, — сказал он Руне. — Пусть Корентин отведет вас с весталками в ваше помещение, госпожа.
Руна молча кивнула. Он зашагал вместе с моряками. Они пересекли мост и пошли через весь город к восточным воротам, а оттуда — в северном направлении вдоль берега к слиянию рек. «Надо держаться, — внушал он себе, — установить заслонку и скрыть ею пустоту в груди». Ему, правда, впервые за эти дни, показалось, что внутри у него что-то зашевелилось. Теперь он знал, что снова станет мужчиной. Во всяком случае, его ожидала мужская работа.
Странно, что он вспомнил о Руне. Она на него как-то задумчиво посмотрела.
IIОтцвели почти все деревья, но Лигурия стала красива по-новому. В окрестностях Медиоланума, в долине, окаймленной горами, неоглядно, в четыре стороны света, уходили фруктовые сады и поля, отделенные друг от друга рядами тополей и шелковицы. Под легким ветерком танцевали листья. Воздух звенел от жизнерадостного птичьего пения. Казалось, весна хотела возместить людям страдания, вызванные суровой зимой, и дать передышку перед изнурительным знойным летом. Даже рабы испытывали умиротворение.
Руфиний и Дион возвращались в город. Справа дорогу им освещало закатное солнце. Лошади еле тащились. Отправившись на рассвете, они отмахали огромное расстояние. В горах им, правда, удалось несколько часов отдохнуть, в то время как их седоки наслаждались в лесу едой и питьем, музыкой и пением, любовью и близостью друг к другу. Но обратный путь был нескончаемо долгим. Когда впереди показались городские стены и башни, лошади немного приободрились.
Руфиний засмеялся:
— Почуяли старую добрую конюшню. А как ты смотришь насчет часика-другого в бане?
Дион откликнулся с характерной для него застенчивостью:
— Это было бы неплохо. Но мне все же хотелось бы, чтобы этот день не кончался. Если бы мы навеки остались там, откуда приехали!
Любящий взгляд Руфиния прошелся по его каштановым волосам, нежному лицу и гибкому шестнадцатилетнему телу.
