Людмила Минич - Ступени в вечность
Тангар покачал головой, показывая, что сам-то он ее и на порог такого важного дома не пустил бы. История оборачивалась к Маритхе дурным концом.
— И Великому своему не веришь? — попыталась смягчить его девушка. — Он же беречь меня приказал… а не стеречь. Он же Ведатель. Он-то должен видеть, человек я… или кто…
— Намерения Великого Раванги, — нескрываемое почтение пропитало голос Тангара, — это его намерения. Я про них ничего не знаю, и знать мне не положено. И про то, что он видит, а что нет, тоже не ведаю. Зато меня он не первый день уже знает. Кто я и как свою службу исполняю. И раз уж он мне доверил… и больше не сказал ни слова, я буду делать так, как надо… Пока он не велит другого.
Девушка только рот открыла, чтобы попытаться еще раз, но Тангар опередил ее:
— Все! Хватит болтать! Если б не Великий Раванга, я б тебя подальше держал. И пришел, чтобы сказать: пока ты тут гостья, Маритха — если это вправду твое имя, — никто тебя не обидит. И запомни, если что надумаешь: не один Такхур при тебе будет. У стен, дверей, даже жаровников есть глаза и уши. — Маритха обернулась к жаровнику, единственному теплому углу своей клетушки, заложенному камнем, но не согревавшему почти ничего, кроме него самого. — И сделать вред этому дому не получится. Я слежу за тобой! Один неверный шаг, и будешь дожидаться Великого так глубоко под скалами, и в таком холоде и голоде, что… не стоит со мною затеваться.
Он выразительно поглядел на девушку, у которой все и так внутри похолодело. Узелок с едой, вполовину развязанный, продолжал валяться на коленях, дрожащие руки нещадно терзали грубую толстую ткань. Вот так-то, Маритха. Нельзя менять хорошее на еще получше. И так ей вчера утром повезло, нежданного спасителя встретила. И пускай он такой нехороший, как здешний Великий говорит, пускай Маритху привязал, чтобы всегда найти можно было, а все же помочь хотел, слово дал. Она кровью чуяла, что не обманет! А взамен даже ничего и не просил. Пускай все время насмешничал, так ведь не тронул и плохо с ней не обращался. Вот и держаться бы его, так нет же! Сунулась, где больше посулили. Со своим-то счастьем, худым да ветхим! Вот и получай теперь. Надо было сладким речам не верить… Даром что Великий, а обманул.
— И будет ныть! Меня таким не проведешь! — бросил Первый хранитель почти зло, обернулся и вышел, откинув локтем дверь.
Такхур, ее «хранитель», продолжал глазеть на Маритху так, что не по себе стало. Женщины, что ли, давно не видал?
Девушка проглотила слезы, выдавила со злостью:
— А ты? И ты не веришь, что человек я?
Он не потрудился ответить, усмехнулся и снова принялся разглядывать то, что не скрывал толстый арчах. Маритха стянула полы, запахнулась.
— Чего тогда пялишься? — сорвалась она, вызвав только лишнюю усмешку, еще шире. — Вдруг я… не я, а ужас какой-то с Той Стороны?
Какая-то тень все-таки пробежала по его лицу. Если только пламя толстенных свечей не сыграло с ней шутку.
— Тогда ты хорошо прикидываешься. Я столько в жизни баб перевидал, — он криво усмехнулся, — . что меня не проведешь. Никакой ты не ужас. С Той Стороны, — коротко хохотнул.
— Вот и скажи своему…
— С чего это?
Такхур приблизился, и Маритха невольно вскочила с лежанки, попятилась, так и не бросив узел с едой.
— С чего это я заступаться должен? За тебя? А? Может, скажешь?
Его жадная гримаса сделалась совсем нехорошей. Еще чуть-чуть, и Маритха окажется в углу. Она попыталась отвлечь своего сторожа:
— А он тогда что? Он же главный над тобой… Чего не может распознать обычного человека от… чужого?
Такхур остановился. Сморщился, точно перебродившего молочного сока хлебнул.
— Он, — сплюнул, — на Той Стороне и не бывал почти. А я там покорячился добытчиком, пока сюда не прибился. Разного навидался. Не то что этот — все у Покровителя за высокой стенкою. Что за хранитель такой, раздери его горакх, коль из-за самой обычной бабы такой шорох подымает? Все ему мерещится… а люди как пропадали, так и будут пропадать, слово мое помяни!
— Вот и скажи, — набралась смелости Маритха, — кто я есть. Заступись!
— Так и я про то. — Он снова двинулся вперед, и прежняя ухмылка растеклась по обличью. — Почему бы не вступиться? Только чем отдавать-то будешь? А? Есть чем расплатиться?
Маритха уперлась спиною в стену. Слишком маленькая клетушка, тут не побегаешь от дюжего Такхура. А тот подступал все ближе. Глаза его заволокло какой-то мутью, и казалось, он вообще не на девушку смотрит, а сквозь нее. Только ухмылка на обличье, как приделанная, не стиралась никак.
— А я не скажу твоему Тангару, что ты про него говорил! — выпалила она, в который раз думая, что зря покинула Ведателя в пустоши.
— Ах ты!.. — Он выругался почти с нежностью. — Во надумала! Задиристая штучка! Да он ни одного твоего слова не послушает, дура! Что, не слыхала, как он тебя песочил? А я скажу, что ты сама… А в обмен просила слезно, чтобы выпустил тебя. Или еще чего похлеще придумаю. Мрак навела, скажу. Забыла, что Тангар обещал? Один шажок твой глупый — и сидеть тебе глубоко под скалами, в холоде и голоде, — веселился Такхур. — А ты мне теперь задолжала за то, что стращать надумала.
Вот он и рядом. Прямо на глазах у Маритхи муть в его взоре схлынула и в какой-то миг сменилась лихорадочным, безумным блеском. Девушка швырнула в него узлом, метнулась к двери, но не тут-то было. Молнией он ухватил ее за руку, потом бросил на лежанку, едва не выломав кисть.
Маритха закричала. Без надежды, но что она могла еще сделать?
— Помогите! А-а-а!.. Помогите!
Такхур продолжал ухмыляться, слушая и слегка покачиваясь над ней, точно пьяный. Когда ему надоело, то просто ударил ее по щеке, да так, что Маритхе показалось, будто ее об стену стукнуло.
— Хватит, дура! — Он начал злиться. — Никто не придет. Этот проход на сторону ведет. И дверь там тяжелая, даже не старайся. Лучше думай, как угодить. — Он подмигнул, вновь приходя в хорошее расположение. — Тогда, может, после бури и выпущу. Скажу, что сбежала. Навела мрак, нелюдь проклятая, да скрылась. А там уж твое дело, куда бежать. Тут тебя скоро возьмут в оборот, помяни мое слово!
Такхур хлопнул себя по ляжке и расхохотался так, что мороз по коже. Так, должно быть, только нелюди хохочут, нечеловечески. Его уже не просто пошатывало, а болтало из стороны в сторону.
— Великий! — вспомнила перепуганная до смерти девушка. — Великий! Он мне поверит, он Ведатель! И все видит, все знает! И тебя увидит и услышит, все твое нутро гнилое, поганое! Пусти меня!
Маритха успела еще раз кликнуть на помощь, получила вторую затрещину. Опять все поплыло, она упала навзничь.
