Ник Перумов - Молодой маг Хедин
— Бог Один, — только и рыкнул он глухо. — Давненько не заглядывал.
— Давненько, Фенрир, — согласился Старый Хрофт.
— Ты боялся.
Отец Дружин кивнул.
— Да.
Волк презрительно фыркнул — Старого Хрофта едва не снёс порыв его горячего, смрадного дыхания.
— И потому ты, обманув меня, посадил здесь на цепь? А теперь явился сам?
— Конечно, — кивнул Один. — Ты ждал Рагнаради, дня своей неотвратимой мести — но ведомо ли тебе, что она уже почти свершилась?
Волк медленно и совсем по-человечески кивнул.
— Я почуял. Их больше нет… никого. Нет нигде, где я бы смог дотянуться до них зубами. Кроме тебя, клятвопреступник.
— За это мне уже воздалось, — твёрдо сказал Один, глядя прямо в глаза зверю. — Твоя месть свершилась, сын Локи.
— Не до конца, — проворчал волк, вновь поудобнее устраивая морду на лапах.
— Не до конца, — согласился Отец Дружин. — Но это уже не по моей вине. Победители, лишившие жизни всех тех, кому ты желал бы мести, оставили меня топтать эту землю. Хотя я был в их власти.
— Проклятая цепь, — фыркнул волк. — Если б не она…
— Я пришёл снять её с тебя.
— Чт… — Фенрир поперхнулся. Вскочил, насколько позволяла привязь, мотнул головой, зарычал. — Ты понимаешь, бог Один, что я немедля кинусь на тебя? Месть моя…
— Уже не свершится, волк! — повысил голос Отец Богов. — Разве ты забыл пророчество? Только в день битвы при Рагнаради твоя сила сравняется с моей! Рагнаради не наступило, значит…
— Я всё равно попытаюсь! — взревел Фенрир. — Проклятая магия! Она не даёт мне умереть, она питает меня, но она же держит меня в плену. Иначе я бы уже давно разнёс эту скалу по камешкам!
— Не пытайся, — холодно сказал Старый Хрофт. — Новым владыкам мира не нужна твоя свобода. Они так же боятся тебя, как боялся в своё время я.
Волк мрачно помолчал. Из пасти с хрипом вырывалось дурнопахнущее дыхание.
— Они ненавидят меня, — наконец взрыкнул он. — Боятся, да. Как и сестру Хель. Она всегда была добра ко мне. Играла… гладила…
— Хель пала в бою, пала доблестно, — сурово сказал Отец Дружин. — Несмотря на все обиды, она встала на нашу сторону. Привела на Боргильдово поле свою рать.
Но не позвала меня, — показалось ли это Старому Хрофту, или в нечеловеческом, пронизанном яростью рыке волка прорезалось нечто, похожее на скорбь?
— Не позвала, — эхом откликнулся владыка Асгарда. — А знаешь, почему, Фенрир? Потому что она всё равно любила тебя. Для неё ты оставался младшим братишкой, маленьким волчонком, с которым она возилась и играла девочкой.
Волк глухо завыл, вскинув голову.
— Нет ничего вечного, уж это-то правительница царства мёртвых знала точно. Рано или поздно, ведала она, кончится и твоё заточение, тем более, что предсказанное Рагнаради не случилось.
— Так зачем ты пришёл? — мрачно спросил наконец Фенрир. — Ты по-прежнему мой враг. Ты лишил меня свободы, ты посадил на эту проклятую колдовскую цепь…
— Я посадил — я могу и снять, — сказал Старый Хрофт. Сказал буднично, словно о чём-то само собой разумеющемся. — Наверное, мне стоило это сделать намного раньше, быть может, даже перед Боргильдовой битвой.
— Нет, — вдруг не согласился волк. — Тогда я был безумен. Я бросился бы на тебя в тот же миг, как получил бы свободу. Но… бог Один, ты на самом деле пришёл отпустить меня?
Старый Хрофт кивнул.
— Новые хозяева сущего, Молодые Боги, Ямерт и его сородичи…
— Мне ведомы их имена, — нетерпеливо перебил волк.
— Учинили в Митгарде истребление всех, кто боролся с ними. Они прозывают это «днём гнева». Я, как могу, сражаюсь с узурпаторами. Если хочешь, будем сражаться вместе. Быть может, ты сможешь отомстить за отца и сестру с братом.
Чёрные губы волка дрогнули, обнажив желтоватые клыки.
— Никто тебя ни к чему не принуждает и не может принудить, Фенрир. Ты можешь сидеть здесь на цепи ещё целую вечность. Ты не умрёшь. Как видишь сам, Молодые Боги ничего не собираются с тобой делать. Ни отпускать на свободу, ни убивать. Так что выбирай сам.
Волк прикрыл жёлтые глаза, надолго замолчал.
— Ты проиграл на Боргильдовом поле, бог Один, — сказал он наконец. — Погибли все асы и асиньи, погибли валькирии и эйнхерии. Ты остался один. Теперь ты зовёшь меня. Зачем? Чтобы мы погибли вместе?
— Нет. Если я погибну, тебя не освободит уже никто и ничто.
— Как знать? — совсем по-человечески повёл плечами Фенрир. — Всё меняется в этом мире. Магия не даёт мне умереть. Значит, моё предназначение не исполнено. Значит, я могу ждать.
— Хорошо, — кивнул Отец Дружин. — Я никого ни к чему не понуждаю, сын Локи. Но что сделаешь ты, если я заставлю цепь исчезнуть? Бросишься на меня в тот же миг, дабы насытиться местью? У меня больше нет Гунгнира, но и этот меч тоже неплох, — он распахнул плащ, показывая волку Золотой меч.
Фенрир глухо и яростно зарычал, скребя когтями по земле.
— Золотая ведьма! — прохрипел он. — Ты убил её, бог Один?
— Нет, — покачал головой Отец Богов. — Всего лишь заполучил один из её талисманов.
— Жаль, — волк неотрывно глядел на золотистое сияние, пробивавшееся сквозь прозрачные ножны. — Она приходила сюда, приводила своих ведьм. Они… смеялись надо мной.
— Не в её силах освободить тебя, — сказал Старый Хрофт. — Только надевший на тебя эту цепь и может её снять. Поэтому да, она могла лишь насмехаться надо тобой.
— Грррр… бог Один. Если ты освободишь меня… я… нет, я не забуду тобой свершённое и не стану твоим спутником. Но я не причиню тебе вреда. Клянусь памятью моего отца.
— Если я освобожу тебя, — возразил Отец Дружин, — тебе придётся покинуть этот мир. Я не допущу, чтобы ты пожирал бы смертных, они умирают и так — во множестве.
— Мне нет дела до смертных! — рявкнул Фенрир. — Но я могу уйти из этого мира. Я чую славную добычу там, за небом. Это звери, они неразумны и потому — законная добыча!
— Да будет так, — медленно сказал Старый Хрофт, поднимая правую руку с Золотым Мечом. — Но я всё-таки возьму с тебя клятву помогать мне, пока не закончится День Гнева и пока невинные будут гибнуть по прихоти злобных богов.
— Злобных богов… — ухмыльнулся Фенрир, и глаза его вспыхнули. — Не мучай меня, бог Один! Я ведь не сделал тебе никакого зла, пока ты не решил посадить меня на цепь. Хочешь отпустить — отпусти. Нет — прошу тебя, покинь мою скалу и предоставь меня моей судьбе.
