Ник Перумов - Молодой маг Хедин
— Что они задумали, твои братья?! — взревел Старый Хрофт, надвигаясь на Ястира. Страх умер, оставалась только ярость.
— Н-не знаю, — побелел Ястир. — Покарать… преступивших закон… Но… я боюсь… я не могу… я усомнился… а потом — мы все увидали тебя…
— И твой брат решил, что я стою за всем этим? — с мрачным достоинством осведомился Отец Дружин. — А потом устроил всё это?.. Именуемый Ястиром, мне надо спасти людей. Я ненавижу тех, кто выпускает орды чудовищ на человеческие селения. Мы дрались с ётунами сами, лицом к лицу. Ты можешь помочь? Пусть эти несчастные спасутся! Они и так остались безо всякого имущества, без скотины, без тёплой одежды. Зиму переживут немногие.
— Я… я не знаю… — колебался Ястир.
— Ты примчался сюда, даже не зная, что станешь делать?!
— Я… я… я только вижу, что так нельзя…
— Где слабое место у этих ос?! Вторую такую руну мне не набросить.
— Я… отвлеку их, — Ястир дрожал, как в лихорадке. — Мой брат ошибается… но он же не может ошибаться! Я…
— Отвлекай! — гаркнул Старый Хрофт. — Немедля! Придётся мне постараться…
Ястир мелко закивал.
«Совсем голову потерял», — с презрением подумал Отец Дружин.
Однако, едва дошло до дела, брат Ямерта словно забыл про собственные страхи. Старого Хрофта обдала волна жара, волны света покатились во все стороны, а над головой юного бога стала подниматься витая колонна, словно девичья коса, сотканная тоже из света, но теперь слепящего и режущего. Словно выпущенная стрела, она рванулась ввысь, пробивая стянувшиеся тучи, открывая дорогу солнечным лучам.
Осы замерли на месте, головы их задирались вверх, фасеточные глаза уставились прямо на солнце.
— Скорее, Один, долго их это не удержит!
Никакая руна не уничтожит такое множество тварей, Отец Дружин не обманывался. Он не смог бы перебить их всех и в расцвете собственного могущества.
Тем не менее посох начал чертить ещё одну руну, однако Ястир только скривился.
— Нет! Не её!.. Они не из этого мира, их надо просто вышвырнуть обратно!
— Как? — прорычал Старый Хрофт. Тяжко признаваться врагу, что не знаешь, как совладать с напастью, но иного выхода нет.
— Врата! Открой врата!
Легко сказать.
— Как?!
На Ястира было страшно смотреть, казалось, в нём не осталось ничего, кроме страха. Однако именно что «казалось».
— Руну, Один! Любую, какую хочешь! И дай руку!
Старый Хрофт поколебался лишь самую малость.
Плоть Молодого Бога казалась холодной и неживой, словно из горного хрусталя. Отцу Дружин показалось, что у него на запястье словно разом лопнули все жилы, горячая кровь заструилась по ладони… но то оказалось лишь мороком. Ничего не случилось, он остался цел и невредим — однако над головами их стало раскалываться небо, раскрываясь, словно створки исполинской раковины. Несколько мгновений Хрофт стоял, непонимающе глядя на исказившееся, как от нестерпимой муки, лицо Ястира — а потом и его самого накрыло так, что он едва удержался на ногах.
Из бога Одина словно и впрямь вытекала жизнь — вернее, её из него вырывали, как древний пень из земли, чьи шипастые корни отчаянно цеплялись за тело.
Но зато там, наверху, синева небес послушно раздалась в стороны, повеяло ледяным холодом. Оттуда, из чёрного разрыва, словно из ненасытной утробы, вниз потянулся жадный хобот широкого смерча, играючи, словно пылинки, захватывая ос сотню за сотней.
Люди уже скрывались в пробитых руной Старого Хрофта вратах. Ещё немного — и спасутся все.
…Когда воронка спустившегося вихря поглотила последнюю из ос, когда закрылись небеса и отпустила боль — только тогда Отец Дружин бросил взгляд на немые исполинские призраки Молодых Богов, заполнявшие полнеба.
Они смотрели вниз, на него, бога Одина, на тяжело дышащего — словно и не бог вовсе — Ястира.
Сородич Ямерта почти рухнул там же, где и стоял, закрывая лицо руками. Силы его иссякли.
— Что они теперь со мной сделают… — простонал он. — Что сделают!..
— Не вой, — хрипло сказал Отец Дружин. — Может, ещё и ничего не сделают. Только… ты скажи, что вообще творится? Призраки эти… чудовища… Зачем, для чего, с кем сражаться?
— Ты не знаешь, Один? — Ястир оторвал наконец ладони от лица. Глаза у него сейчас были огромные и незрячие, смотревшие куда-то вглубь него самого. — День Гнева! День Гнева пресветлого Ямерта и всех праведных сил его!
— Это я уже слышал! — Старый Хрофт едва стоял на ногах, силы возвращались, но медленно, слишком медленно. — Что они задумали, твои братья? Кого собрались карать? Настоящих убийц или вообще всех, кому случилось несчастье оказаться поблизости?
— В-всех, — выдавил Ястир. — Всех, запятнавших себя… повинных во зле…
— А отличать таковых от невиновных должны были, значит, вот эти осы?
Сородич Ямерта промолчал. Да и что ему было говорить?
— Идём, — не дождавшись ответа, Отец Дружин потянул Ястира за по-прежнему ледяную руку.
Тот не пошевелился.
Старый Хрофт постоял, позвал ещё раз. Но Молодой Бог словно оцепенел, ничего не видя и не слыша.
Отец Дружин пожал плечами. Крякнул, поднатужился, попытавшись поднять Ястира — но с таким же успехом он мог пытаться поднять разом всю горную цепь.
Он так и остался сидеть, где сидел, оцепеневший, словно бы даже окаменевший Молодой Бог, прекрасный, как утренняя заря. Бог Один в конце концов оставил его одного. У каждого свой путь и своя судьба. А Ястир… в конце концов, он был врагом.
(Комментарий Хедина: День Гнева. О нём мы знали, однако непосредственных описаний уцелело очень мало, и все они сводились к тому, что Молодые Боги, чья чаша терпения переполнилась из-за «подлостей людских, насилий и беззаконий», «положились на волю судьбы», решив покончить с подобными пороками раз и навсегда. Надо признать честно, кое с какими и впрямь покончили — нападать на храмы Ямерта с тех пор отваживались лишь самые бесшабашные сорвиголовы.
Кстати, срыванием их собственных голов это, как правило, и кончалось.
История Ястира, история о том, как «пятеро мужей и двое жён» сделались «четырьмя мужами, двумя жёнами и девой», до нас тоже доходила, и даже с изрядными подробностями, правда, совсем иного рода. Мол, Ястир, ещё до того, как сделаться по воле пресветлого Ямерта Яргохором, Водителем Мёртвых, переусердствовал в Первый День Гнева (о Втором, Третьем или последующих как-то не упоминалось), за что и понёс наказание.
