Сергей Карпущенко - Маска Владигора
— Ну, ну говори! — нетерпеливо потребовал Владигор. — Что с болванами? Снова плохую глину для них взяли?
— Нет, княже, отменная глина! Какую ты любишь, такую и сыскали. Только… услышали мы, что будто кряхтят они да маленько пошевеливаются! Нечисто дело! Может, не стрелять тебе?
Владигор презрительно рассмеялся:
— Вы, братцы, видно, вчера вечером хмельной бражки перебрали! Чтобы болванам шевелиться! Идите в мастерскую, я стрелять начну!
Рога тугого железного лука были согнуты тетивой. Подняв тяжелое оружие, Владигор прицелился, плавно нажал на спуск, раздался громкий хлопок, и короткая, но толстая стрела понеслась вперед.
Вонзилась она в то самое место, куда целил Владигор, и едва тяжелый наконечник вошел в тело фигуры, как необъяснимая сладость охватила все существо Владигора — от сердца, словно круги по воде от брошенного камня, потекли во все части его могучего тела волны нежной истомы. Разум Владигора, однако, сразу же овладел этим внезапно нахлынувшим чувством.
«Это у меня от радости по случаю хорошего выстрела!» — мелькнула мысль, и вот уже князь вновь крутил ручки ворота, сгибая железное луковище самострела.
Вторая стрела угодила тоже в «сердце» глиняного чучела — и опять потекли, разбегаясь от сердца Владигора по всему его телу, сладостные волны неги, но теперь уже чувство победило рассудок. Кудруна вспомнилась Владигору как-то внезапно, будто нечаянно. Он даже увидел ее прекрасное лицо где-то рядом с горящими свечами, между болванов. Владигор догадался: чувства неги и радости, радости предстоящей любви, каким-то образом связаны с его стрельбой. Оставив ворот, он натягивал тетиву одними руками и торопливо посылал стрелы в глиняные фигуры, покуда все они не были поражены.
И чем больше он стрелял, тем сильнее жгло его это невыразимо приятное чувство. Владигор знал, что оно спешит сообщить ему о любви, такой сильной, такой всевластной, что нет сил сопротивляться ее чарам и нужно всецело подчиниться ей, чтобы не сгореть в пожаре бесполезной борьбы с нею.
«Бореец сказал, — вспомнил Владигор, — что найти его можно в квартале иноземных купцов. Я пошлю за ним немедля! Нет, я сам пойду туда сейчас, побегу! Я хочу во что бы то ни стало вновь увидеть портрет Кудруны, услышать от борейца о ее любви ко мне! Бегу! Я не боюсь унижения! Разве может унизиться влюбленный страстным желанием видеть лицо возлюбленной!»
Так думал Владигор, быстро шагая по переходам дворца. Изумленная стража увидела, как правитель Синегорья выбежал из дворца без мантии, шапки и меча — в одной лишь опоясанной рубахе, без коня, свиты. Прохожие останавливались, узнавая в бегущем по городу человеке боготворимого всеми князя, но он не замечал никого, глаза его горели и были устремлены только вперед.
Наконец он остановился у ворот подворья, отстроенного для временного приюта приезжающих в Ладор купцов. Здесь они спали, готовили пищу, хранили товары и держали лошадей. Распахнув ворота, Владигор буквально влетел на подворье и бросился к группе купцов, мирно о чем-то беседовавших:
— Бореец… такой рыжебородый… — только и сумел проговорить задыхающийся от волнения и бега князь.
— А ты, собственно, кем будешь? — строго спросил князя один купец, оглядев с ног до головы человека, весьма похожего на сумасшедшего. — Кто таков?
— Кто?! — вцепился в его свиту[5] Владигор. — Я — князь Синегорья! Не узнаешь?
— Ты — князь? — засмеялся купец. — Тогда я — сам Перун! Шел бы ты отсюда, князь, покуда по загривку не нащелкали!
Сильный удар, нанесенный Владигором, пришелся купцу прямо в челюсть. Он завопил, обращаясь к своим товарищам:
— Братья купцы, не позвольте всяким бродягам над вашим товарищем издеваться! Бейте этого оборванца!
Владигора тотчас обступили купцы, считавшие себя полными хозяевами подворья. Князь отбивался как мог, трое нападавших уже валялись в пыли со свернутыми набок носами, однако и ему досталось — губы разбиты, глаз заплыл. Меж тем из дома, что служил приезжим гостиницей, уже бежали слуги с палками, чтобы постоять за своих хозяев.
Вдруг чей-то громкий крик остановил их:
— Люди, что же вы делаете?! На правителя Синегорья руку подняли! Все казнимы будете!
Все посмотрели в ту сторону, откуда раздался крик, — человек с огненно-рыжей бородой, стоя на коленях, простирал к небесам худые руки. Потом, не поднимаясь с колен, он пополз к тому, кто называл себя князем, продолжая бить поклоны, ударяясь лбом о землю, от чего очень скоро его лысая голова стала черной от грязи. Обхватив сапоги князя, он стал их целовать, и все смотрели на эту сцену в смятении, а некоторые уже и в страхе.
— Так ты на самом деле… Владигор? — утирая кровь, текущую из носа, спросил купец, обидевший князя.
— Правда сущая! — без злобы, забавляясь испуганным видом купца, ответил повелитель Синегорья. — Прикажу — и сегодня ж ты с товарищами на казнь пойдешь!
Купцы все, как один, рухнули на колени и принялись молить Владигора о пощаде, но князю и дела не было до них — он поднял с колен Краса и отвел его в сторону.
— Ну, бореец, — зашептал Владигор, — теперь я к тебе на поклон пришел! Веди меня к себе, показывай доску с лицом княжны Кудруны!
Колдун, трясясь от восторга и едва сдерживая желание завыть по-волчьи от радости, забормотал:
— Идем, княже, идем! Вдоволь упьешься небесной красотой — хоть захлебнись ею! А что, проняла-таки тебя Кудруна, проняла дева?
— Не то слово, бореец! Ну, веди же к себе!
Когда Крас с Владигором прошли в каморку, занимаемую колдуном, тот долго возился в углу, якобы не находя ящичка с портретом, а на самом деле испытывая терпение князя, на которого то и дело посматривал с высокомерной насмешливостью, чувствуя, что Владигор теперь полностью в его руках.
— Ну вот, нашел, — сказал он наконец, протягивая князю доску. — Смотри! Краше лика не найдешь, хоть весь Поднебесный мир объедешь!
Владигор с жадностью прильнул к портрету взором: лицо Кудруны не изменилось к худшему, оставаясь все таким же прекрасным.
— Значит, ты говоришь, что и Кудруна любит меня? — спросил наконец князь, продолжая смотреть на портрет.
— Да, но этого мало… — как-то небрежно ответил Крас.
— Что значит «мало»? — встрепенулся Владигор. — Она любит меня, я люблю ее, к тому же Грунлаф желает, чтобы мы соединились в браке.
Крас позволил себе чуть презрительно рассмеяться, отвечая:
— Ты ошибаешься, князь. Так было раньше, теперь же, после того как ты отказом своим оскорбил его, он и видеть тебя не хочет. Знай, что благородный Грунлаф разослал повсюду гонцов и зовет князей и видных дружинников принять участие в состязании стрелков из лука. Тому, кто выиграет, достанется в жены Кудруна. Таково его решение…
