Роджер Желязны - Девять принцев Амбера
— Все, что имею, в этом можешь не сомневаться.
Я отступил назад.
— Вставай и садись в машину, на заднее сиденье.
Он молча встал, и я отобрал у него кинжал прежде, чем он уселся. Рэндом вернулся на свое место впереди, но направил пистолет с последней обоймой в голову Джулиана.
— Почему ты просто не убьешь его?
— Я думаю, он нам пригодится. Есть много вещей, которые я хотел бы узнать. Да и к тому же нам предстоит еще долгий путь.
Я включил зажигание и тронулся вперед. Собаки дружно припустили за машиной. Моргенштерн трусил сбоку.
— Боюсь, что немногого стою как пленник, — заметил Джулиан. — И даже, если ты станешь меня пытать, я не смогу сказать тебе больше того, что знаю, а знаю я немного.
— Вот с этого и начни.
— Когда начался весь этот ад, позиция Эрика была самой сильной, ведь он оставался в Эмбере. По крайней мере, я посчитал именно так, и предложил ему свои услуги. Если бы это был один из вас, я, вероятно, поступил бы так же. Эрик поручил мне охрану Арденского леса, ведь это один из основных маршрутов. Жерар контролирует южные подступы, а Каин — в северных водах.
— А Бенедикт? — спросил Рэндом.
— Не знаю. Я ничего не слышал. Может быть, он с Блейзом. А может, в одном из Отражений, и просто еще не знает, что произошло. Может, он уже мертв. Прошло много лет с тех пор, как я о нем слышал последний раз.
— Сколько людей у тебя в Ардене? — спросил Рэндом.
— Больше тысячи, некоторые из них наверняка наблюдают за вами даже сейчас.
— И если они не хотят, чтобы ты неожиданно скончался, им придется этим и ограничиться, — рассмеялся Рэндом.
— Ты безусловно прав. Должен признать, Корвин, что ты поступил весьма дальновидно, взяв меня в плен, а не убив на месте. Может, теперь тебе и удастся проехать через лес.
— Ты говоришь это только потому, что хочешь жить, — ответил Рэндом.
— Конечно, я хочу жить. Могу я надеяться?
— За что?
— За ту информацию, которую я вам дал.
Рэндом опять расхохотался.
— Ты почти ничего не сказал, и я уверен, что под пыткой твой язык развязался бы куда больше. Но это мы проверим, когда представится случай остановить машину, а, Корвин?
— Посмотрим, — сказал я. — Где Фиона?
— По-моему, где-то на юге, точно не знаю.
— А Дейдра?
— Не знаю.
— Льювилла?
— В Рембе.
— Ну хорошо, — сказал я, — по-моему, ты действительно сказал все, что знаешь.
— Да.
Дальше мы ехали молча, пока лес постепенно не стал редеть. Я давно уже потерял из виду Моргенштерна, хотя орел иногда еще пролетал над нами. Дорога свернула, и теперь мы направлялись к довольно узкому проходу между пурпурными горами.
— Удобное место, чтобы поставить заслон. — Нарушил молчание Рэндом.
— Звучит правдоподобно. Или ты так не считаешь, а, Джулиан?
— Да, — согласился он со вздохом — скоро будет. Но я думаю, он не вызовет у вас затруднений.
Затруднений не было. Когда мы подъехали к воротам и сторож в зеленой куртке, с мечом наголо, подошел к нам, я указал большим пальцем на заднее сиденье и спросил: — Понятно?
Ему все было понятно, нас он тоже узнал и поспешил открыть ворота. Он отсалютовал нам, когда мы проехали мимо.
Прежде, чем мы переехали перевал, открылись еще двое ворот, и где-то на пути орел отстал. Мы поднялись уже на несколько тысяч футов, и я остановил машину на у самого обрыва, справа была бездна.
— Выходи, — сказал я, — пришла пора тебе поразмять ноги.
Джулиан побледнел.
— Я не буду унижаться. И не буду вымаливать у вас себе жизни.
И он вышел из машины.
— Обидно! — сказал я. — Передо мной так давно никто не унижался! Жаль. Ну что ж, подойди к краю и стань вот здесь… Чуть ближе, пожалуйста.
Рэндом прицелился ему в голову.
— Совсем недавно, — продолжал я, — ты говорил, что предложил бы свою помощь каждому, кто оказался бы на месте Эрика.
— Да.
— Посмотри вниз.
Он взглянул туда. Далеко-далеко.
— Хорошо. — сказал я. — Вспомни то, что ты говорил, если все неожиданно переменится. И запомни еще, кто подарил тебе жизнь, тогда как любой другой отобрал бы ее. Поехали, Рэндом. Нам пора.
Мы оставили его стоять на самом краю. Он тяжело дышал, брови его сдвинулись.
Когда мы добрались до вершины перевала, бензин почти кончился. Я поставил передачу на нейтраль, выключил мотор и машина начала долгий путь вниз.
— Я сейчас думаю о том, — начал Рэндом, — что ты не потерял былой прозорливости. Я, наверное, все-таки убил бы его после того, что он нам устроил. Но думаю, что ты поступил правильнее. Мне кажется, он поддержит нас, если удастся в чем-то переиграть Эрика. А тем временем можно не сомневаться, что он доложит обо всем Эрику.
— Естественно.
— И у тебя больше причин хотеть его смерти, чем у всех нас.
Я улыбнулся.
— Личные чувства мешают хорошей политике, юридическим решениям и деловым отношениям.
Рэндом закурил две сигареты и протянул одну мне.
Глядя вниз сквозь сигаретный дым, я впервые увидел это море. Под темно-голубым, почти вечерним небом с золотым солнцем оно выглядело таким богатым — словно толстый слой краски, как рифленая ткань королевского, почти пурпурного цвета что мне стало даже не по себе, когда я смотрел на него. Вдруг я осознал, что говорю на незнакомом прежде языке. Я читал вслух «Балладу о Мореплавателях», и Рэндом внимательно слушал и ждал, пока я не закончу. Когда я замолчал, он спросил:
— Многие говорят, что балладу написал ты сам. Это правда?
— Это было так давно, что я уже и сам не помню.
Дорога все больше и больше уклонялась влево, и по мере того, как мы въезжали в поросшую деревьями долину, море развертывалось перед нами.
— Маяк Кабры, — сказал Рэндом, указывая рукой на грандиозную башню возвышающуюся далеко в море. — Я совсем забыл о ее существовании.
— Представь себе, я тоже. Какое это странное чувство, когда возвращаешься домой.
Тут я понял, что язык, на котором мы говорим, назывался тари.
Примерно через полчаса мы окончательно спустились с гор. Я продолжал катить по инерции так долго, как только мог, потом опять включил мотор. При этом звуке стайка черных птиц выпорхнула из ближайшего кустарника. Серая, похожая на волка тень взметнулась из-за дерева и нырнула в самую гущу кустов. Олень, невидимый до сих пор, умчался прочь. Мы ехали по лесной долине, хотя деревьев здесь было и не так много, как в Ардене, и неуклонно приближались к далекому морю.
Слева сзади остались горы. Чем дальше мы въезжали в долину, тем величественнее раскрывались картины природы той огромной горы, по склону которой мы катили. Горы продолжали свой марш к морю с их плеч свисала разноцветная мантия — зеленая, золотая, пурпурная, розовая и индиго. Они повернулись к морю лицом, которого мы не видели, проезжая по долине, но на самом последнем, высочайшем пике, висела вуаль легких облаков и изредка солнце золотило ее огнем. По моим подсчетам, мы были примерно милях в тридцати от этого места, а в баке почти не осталось бензина. Я знал, что этот последний пик и был местом, куда мы так стремились, и что-то щемило в душе. Рэндом уставился в том же направлении.
