Театр Духов: Весеннее Нашествие (СИ) - Ранжевский Алексей

— Ваше состояние сыграет для вас роль незначительную, — вмешался старик Барсонт, плёвшийся сзади. — Такие, как Франс, менее всех величают подарки, даже изысканные.

— Всё так, но позвольте: кто овладела вашим вниманием? — спросил прямо Ричард. — Я никогда не пересекался с детьми Мариолы.

Ласток остановился. Посмотрел на недосягаемый, верхний полог оградного леса, ветви которого расцветали гроздями длинных серёжек. Он заговорил, не глядя на собеседников, воодушевлённо и отвлечённо:

— Она – воплощение всех добродетелей: имя ей – Мила. Слова, произносимые её вишнёвыми губками – словно капли весеннего дождика, а голосок – пение высших.

— Обладает ли твоя славная девица мраморной кожей? — заинтересованно спросил дед живописца. — Так ли остра она взглядом, как её мать, женщина Франса?

Ричард глянул на Барсонта, выразив настороженность его излишне распущенной речью, но Ласток ответил:

— Мне кажется – нет, мрамор ведь холоден, любовь же её циркулирует в горячих кровеносных сосудах, проступающих на тоненькой шейке бледно-розовой нитью…

— Бойтесь же брака с описанным ангелом! — внезапно прикрикнул на Ластока Ричард, загоревшийся завистью к чувствам своего однолетки. — Томление тянет вас к ней, как магнит, заставляя нести поэтичную чушь, но в оковах супружества вас ждёт неминуемое пресыщение.

— Чувства истинные неподвластны чьему-либо суждению, — заключил Ласток Осби, поправив ремень на мундире. — Соизволим же не отставать.

- - - - -

Кордис Фэстхорс, будучи приспешником новых дворянских порядков, всегда обходился минимальным количеством слуг. Оружие он носил сам, ещё в молодости научившись не замечать вес пистолета и сабли, но винтовку для дальней стрельбы таки оставлял в чехле на лошади, чтобы не избавлять себя от пешей подвижности. Его огнестрельная красотка оставалась на совести у Эстеральда, пропавшего без вести, как и всё остальное, что ему поручалось доставить из столичного имения в Стружку.

— Наш обозничий либо убит и ограблен, либо, в скором времени, будет, коль не объявится, — заявил Кордис, идя по насыпной тропе леса.

— Осби толковые, все как один, — сказал ему Франс, от нечего делать выискивая взглядом животных, в отдалённых, заросших участках. — Ласток, к примеру, твой адъютант и мой зять…

— Парень отменный стрелок, поэтому держу его рядом. — Кордис подул на ладони, сложил и растёр их, немного замёрзнув от сырости. — Его исчезнувший отец подарил моей девочке на день рождение пару игрушек хорошей отделки с драгоценными аксессуарами. Мы частенько заглядываем с дочерью в его лавку, когда бываем в Градострии.

— Покупаете куклы с изысканной бижутерией? — совершенно серьёзно спросил его Франс, поджав очернённые бородкой уста.

— Да нет, собираем покрытые лаком фигурки из небывалых красот древесины, в виде лисичек и зайчиков, кошечек, мышек… точно живых, благодаря стекловидным амфиболам в качестве глаз. — Мужчина почесал завитые кончики светлых усов, предугадывая тоску дочери, оставленной в этот раз дома.

— С любыми безделушками нужно быть на чеку, — предостерёг Мариола, придававший, по мнению Кордиса, слишком много значения своей настороженности. — Порой и не знаешь, что из них может выскочить.

— У Эстеральда, нужно думать, ценных товаров с собой было достаточно, на пути к нам. В том числе – драгоценностей, возможно привлёкших чужое внимание. Ох и не сладостна участь того, кто позарился на мою лошадь, — между прочим проронил Кордис, и они с Франсом вдруг рассмеялись, предвкушая возмездие.

Лесная почва стелилась в основном равниной, но в некоторых местах возвышалась и холмиками, которые приходилось тут и там обходить. В меру широкая тропа огибала естественные препятствия, иногда с неё сходили, ставая, где суше, чтобы не испачкаться в мокрой грязи больше, чем следовало. Помимо исполинских дубов со стройными стволами, чьи кроны начинали распускаться высоко над землёй, в оградном леске росли и каштаны, в своё время скрещённые с одной из старейших разновидностей клёна. Каштан образовывал полог пониже, расцветая так называемыми «фонарями», каждый из которых источал облако белой пыльцы и был устлан по кругу остроконечными листьями клёна, весной зеленевшими, а осенью – красившимися цветом крови.

Если для Ричарда лесное величие несло собой память об играх с ребятами из академии, в частности, беготне и стрельбе из рогатки плодами каштана, то его отец, Кордис, вспоминал в этом месте пережитые трагичность и ужас. Хотя и мирился с картинами прошлого в своей голове, то и дело застилая их оправданиями.

Множество его сослуживцев встречало здесь смерть, самозабвенно отдаваясь залповому огню наступающих сил Экзосоциума. В те дни, молодой Кордис Фэстхорс не занимал каких-либо важных военных постов и в упомянутом ордене, конечно, не служил, в отличии от Мариолы, уже тогда приобретавшем в «обществе выходцев» почёт и влияние. Во время разгоревшегося восстания против культистов, лет семнадцать назад, Фэстхорс старший числился ротмистром регулярной кавалерии свергнутой власти. Как-то, он привёл за собой целый полк в помощь восставшим, спровоцировав мятеж внутри расколовшегося воинства и сподвигнув людей на расправу с никудышним командованием, отправлявшим солдат на убой; полевые командиры, как и задумывалось, были затоптаны копытами ударных лошадей, не успев поразмыслить о причинах своей же погибели, и, воткнувши нож в спину, Кордис, во главе подговорённого отряда вояк, стал разить своих бывших братьев по службе прямо перед началом сражения, в этих самых лесах... Так, собственное войско было съедаемо им изнутри, в то время как с фронта в атаку пошёл и внешний противник. Однако не искусное предательство угнетало его спустя годы, ведь хороший солдат при любых обстоятельствах должен расстаться со своей жизнью в пороховом дыме; нет, над душой закалённого воина довлело истребление побросавших оружие линий, останавливать которое он не отважился; своей безучастностью к сдавшимся он доказывал веру в идеалы, ради которых сразился на стороне тех, кто ещё недавно представал перед ним формальным врагом.

— Помнишь тот вечер? — спросил Кордис у Франса, сопроводив свою речь надрывистым вздохом. — Тогда мы в первые взглянули друг другу в глаза.

— Да, — немногословно подтвердил Франс. — Иные мгновения прошлого не забываются.

Фэстхорс прислушался к уханью филина, водившегося в оградном лесу, как и прежде.

— Боевые отряды общества выходцев ещё не носили в те дни устрашающих фраков, — сказал он, чуток помолчав, — но уже тогда бились, что надо. Наша удача, что вы обратили внимание на оговорённые условные знаки, спасшие жизни моим саботажникам.

— Всякий, кто стоит на ногах без головного убора – наш друг и союзник во вражьем строю, — припомнил Мариола. — Я до сих пор слышу эти слова, донесённые нашим связным за день до сражения. Доверие к вам стоило мне нервов, но риск оправдался. — Франс посмотрел на товарища, хитро улыбнулся. — Отлично сработано.

Кордис Фэстхорс был рад похвале за былую заслугу.

Из недосягаемых зарослей леса вдруг раздался глухой, истерический вопль. Кого-то из шедших передёрнуло, кто-то инстинктивно поджал голову в плечи, оглядываясь по сторонам. Отставшая молодёжь и старик подоспели к остановившимся двум впереди, и вновь услыхали всё тот же страдательный возглас, принадлежащий скорее мужчине, чем женщине. Несколько птичек шумно взлетели с близрастущих каштанов, переместившись повыше, на ветви раскидисто-росшего дуба.

— Над нами нависло несчастье! — с наигранной паникой заявил старик Барсонт. — Сначала прибитый шлагбаум, потеря припасов, а теперь этот вопль!..

— Отче, прошу вас, — попросил было Кордис, открыв кобуру. — Перед оружием любое несчастье бессильно.

— Неужто на кого-то напал хищный зверь? — громко вопросил Ричард, на нестихающем фоне усердных стенаний.

— Раненые с таким рвением редко вопят, — предположил Франс. — Это крик, продиктованный страхом.

Ластоку Осби вдруг померещилось, будто лес вокруг них слегка потемнел. Он помассировал веки, еле слышно промолвил: