Филлип Бругелитт - Девять ворот
— Когда почувствуешь себя получше, — сказала она, вытирая руки о платье, — мы двинемся обратно в Голоку.
— Коготь! — Стремительно поднявшись и держась за голову обеими руками, Гопал упал на место.
— Ты слишком слаб. Позволь мне, — попросила сестра. — Позволь мне вырвать коготь! Я член семьи.
— Закон! — напомнил Нимаи.
Гопал кивнул.
— Давай.
Китти улыбнулась.
— Нимаи, дай мне кинжал.
Нимаи заколебался, но наткнувшись на уничтожающий взгляд Гопала, неохотно передал оружие.
Китти взяла кинжал, показывая его брату.
— Помнишь его? — Она опять улыбнулась. — Ты оставил его на тростнике.
Гопалу показалось, что он узнал лезвие, но мир опять начал вращаться, и он хотел лишь, чтобы это прекратилось.
С кинжалом Гопала в руке Китти опустилась в канаву, готовая получить награду. Она пошла по дну рва, к тому месту, где Нимаи видел нагу. Сморщенная змея лежала перед ней. Храбрая и гордая, Китти взялась за окоченевшее крыло и нашла коготь. Затем она сделала паузу.
«Когда-нибудь я сама совершу видхи», — подумала она. Обрубив кожистую плоть и освободив приз, она триумфально подняла обрубленный коготь над головой. На солнечном свету коготь монстра съежился, как бы иссушенный тысячами лет. Он превратился в кость, обтянутую жесткой кожей. Быстро выбравшись из рва, Китти увидела, что Нимаи помогает Гопалу встать на ноги.
— Вот твой коготь, — сказала она, протягивая брату окровавленное лезвие.
Гопалу было немного лучше, головокружение прекратилось.
— Почему бы тебе не нести его назад? — предложил он, отводя нож в сторону. — Ты заслужила это право.
Нимаи смотрел на друга, осуждающе покачивая головой.
Китти заметила, что кинжал весь в крови, и, взяв в горсть одежду, вытерла лезвие о шелк. Улыбаясь при мысли о том, что она наконец будет нести оружие, она заткнула его в складку одежды.
— Вот, это твое! — сказала она, гордо разжимая пальцы. — Ты должен принести это нашему отцу. Ты заслужил это!
Гопал молчал, пристально глядя на отрубленный коготь наги.
— Твоя рана перестала кровоточить, — заметила Китти. — Ты готов идти?
— Я готов! — ответил Нимаи.
Гопал не произнес ни слова.
— Гопал? — Китти обеспокоенно посмотрела на него. — Я спросила, ты готов?
Гопал смотрел на коготь, думая о видхи, о Кали. Или ему померещилось это? Трогая рану и чувствуя опухоль под глазом, он смотрел на свою окровавленную руку. Может быть, все это результат удара по голове? Он опять посмотрел на сморщенный коготь. Нага была настоящей.
— Да, — наконец ответил он, затыкая коготь за пояс. — Я хочу идти домой!
Глава IV
Обратная дорога обошлась без приключений. Гопал не вспоминал Вьясу. Как он мог говорить о том, чего не понимал? Он даже не был уверен, что это на самом деле происходило. Казалось, что никому до этого не было дела. Нимаи был счастлив, что они ушли из храма и идут домой в Голоку. А Китти? Китти улыбалась, демонстрируя все свои двадцать восемь зубов. Ее лицо могло бы освещать дорогу, происходи дело ночью. Она могла думать только о кинжале в складках ее одежды.
Что он несет назад, спрашивал он себя. Коготь наги. А было ли у него такое право? Его сестра сама отрубила коготь у зверя. Вьяса каким-то образом был ответствен за смерть существа, хотя он и не знает точно каким. А видхи?..
Наконец они обогнули последний поворот крутой тропинки, который возвращал его в родную деревню, и может быть, его встретят как героя, заслуженно или нет.
Сквозь деревья появились облачка густого черного дыма. Никаких церемоний подобного рода не планировалось, и Гопал не мог понять, что происходит.
Он молча ускорил шаг. Стук его сандалий становился громче. Отзвуки еще четырех ног присоединились к ритму его торопливых шагов, так же как и знакомые крики павлинов, яростная болтовня обезьян и вой одинокого зверя бакасура. Концерт становился громче, стук быстрее, песня еще яростней, и наконец его ноги бесконтрольно понесли его вниз по склону.
Оставив тропу, Гопал остановился. Он искал место, любое место на гребне, которое дало бы ему лучший обзор. Наконец он нашел одно и так же молча рванулся к краю. Гопал смотрел, и лицо его бледнело. Он сорвал повязку с головы и обернул окровавленную материю вокруг руки. Сестра упала на колени. Глаза у Нимаи расширились, рот приоткрылся при виде зрелища, увиденного им.
Голока — их родная деревня — была в огне!
Сельчане, друзья и соседи, разбегались во всех направлениях. Орды солдат, подобных которым Гопал ни разу в жизни не видел, наотмашь рубили все, что двигалось. Сквозь занавес дыма и облаков, раздуваемых ветром, он видел, как несколько сельчан занимали места на рынке — или том, что было рынком. Повозки стояли поломанные и покинутые. Разорванные пандалы развевали языки пламени и клубы дыма.
Купцы и покупатели больше не торговались, ибо их тела были разбросаны по улицам и лавкам. Колеса гончаров стояли недвижимые. Молотки и кувалды кузнецов служили теперь оружием в центре скопления народа, где стоял Падма, командуя теми немногими, кто остался верен своему королю.
Конные воины, подобно потокам воды, сходились в одной точке — там, где небольшой отряд мужчин пытался защитить свою деревню. Рынок — место его грез — стал ареной невыразимого ужаса.
— У них нет шансов! — пронзительно закричала сестра. Встав на ноги, она в замешательстве бросилась к краю скалы. Гопал схватил ее.
— Что мы можем сделать? — Нимаи плакал, глядя на Гопала, на Китти, в ужасе прижавшуюся к брату, потом вниз на деревню.
Видя слезы Нимаи, Гопал тоже захотел заплакать. Он неосознанно коснулся когтя за поясом, и где-то в подсознании вспыхнула искра. Он зажал слезы внутри.
— Ничего, если мы будем стоять здесь. — ответил он. — Пошли!
Стоя на гребне, Гопал наблюдал, застывший и беспомощный.
Мысли о мертвой наге и Вьясе проносились у него в мозгу, пока он продирался сквозь кусты. Что происходило? Почему все это случилось с его семьей и с его деревней? Гопал знал, что ему делать, — добраться до отца, больше не о чем было думать, не сейчас! Ему не нужно было оборачиваться, чтобы посмотреть, не отстают ли Китти и Нимаи, он слышал их торопливые шаги.
Все другие звуки затихли вблизи деревни, когда полные боли вопли детей и женщин еще раз разорвали воздух. Глаза Гопала наполнились слезами, когда они подошли поближе. Почему ни один человек не бежит к ним? Воины затихли. Троица добралась до окраины деревни, стоя на дороге, которая этим утром увела их прочь… дорога теперь была усыпана обезглавленными телами их соседей. Смерть лежала, разбросанная по дороге. Матери лежали на телах своих детей. Тела мужчин лежали там, где они упали. Единственным движением было дуновение ветра, накрывающего чистым песком смерть. На площади никого… все были обезглавлены.
