Клайв Леннард - Источник судеб
Подумав о Пресветлом, Афемид невольно поморщился. Он недолюбливал этого пухлого ухоженного человечка, который, облачившись в широкий шафрановый хитон и украсив голову венком из листьев лавра, любил возлежать на подушках с чашей вина и разглагольствовать о возвышенном. От таких речей магистра всегда одолевала зевота: витийству отвлеченных рассуждений он предпочитал точный расчет и зримые результаты, а лавр, по его разумению, более подходил для суповой приправы, чем для головного украшения. Этим он всегда привлекал благоволение короля, который любил послушать на досуге рассказы о свойствах камней, металлов и растений. Тем более странным было для Афемида, что киммериец в последнее время стал прислушиваться к нудной зауми Обиуса и даже приучился выпивать, лежа на атласных подушках.
Сзади раздался какой-то шорох и, обернувшись, Афемид увидел мальчишку в шафрановом одеянии с открытым левым плечом — младшего миста из Храма Митры.
— Господин Верховный Магистр, — сказал тот, стараясь придать ломающемуся голосу должную торжественность, — Верховный жрец Храма, Хранитель Неугасимого Огня, Пресветлый и Пребывающий в Мире, Держатель Хрустального Жезла…
— Короче, — буркнул магистр.
— …просит вас немедля прибыть к нему в покои, называемые Средоточием Просветления, — закончил посыльный несколько обиженно.
«Долго жить будет Пребывающий в Мире, — досадливо подумал магистр. — А чего не жить: ест да пьет вдосталь, да все отменное, а о теле своем печется так, что столичные жрецы даже обвиняют его в забвении Заветов Митры…»
Идти не хотелось, но что поделаешь: Обиус не станет призывать его лишь затем, чтобы распить чашу пуантенского, разбавленного наполовину водой. Тем более, в отсутствии короля…
Отпустив мальчишку, магистр переоделся в чистое, ополоснул лицо из оловянной чаши, спустился по винтовой лестнице, и, миновав хозяйственный двор, огороженный двойным частоколом, вышел на городскую улицу. Он решил не пользоваться услугами носильщиков, а идти к Храму пешком.
Начиная от внешней стены города, земли были отданы на откуп мелким застройщикам: разномастные, но весьма добротные дома теснились вдоль извилистых улочек, в хитросплетении которых немудрено было заблудиться чужаку. Собственно, в том и состоял замысел главного архитектора: в случае, если врагам, покусившимся на северную цитадель, удалось бы одолеть внешнюю стену или проломить одни из семи ворот, они оказывались в настоящем лабиринте под градом стрел и камней из катапульт, предусмотрительно укрытых в некоторых дворах.
Сейчас здесь вовсю торговали многочисленные лавки и лавчонки, а многие продавцы устроились прямо возле стен, разложив товары на кошмах или деревянных лотках. Многие знали Верховного Магистра, он то и дело отвечал на дружелюбные приветствия, приподнимая свою круглую войлочную шапочку. Торговали преимущественно съестным, на жаровнях румянились ломти мяса, пеклись лепешки и овощи, а в воздухе витали ароматы, способные вызвать зверский аппетит у самого стойкого пустынника.
Главный рынок располагался по другую сторону города, за стеной, плавно выгибавшейся вдоль берега Спокойного озера, куда входили суда, приплывшие с юга, вверх по течению Ширки, а потом по Ледяной, впадавшей в нее неподалеку от Галпарана. Здраво поразмыслив — Турн лежал в неудобном для торговцев месте: ладейщикам приходилось изрядно попотеть, преодолевая течение и пороги, но аквилонский король установил столь выгодные пошлины, что купцы предпочитали плыть к новому городу, нежели сбывать свои товары в более южных землях. К Турну вели и сухопутные пути, по которым шли караваны, везущие туранские ковры и аргосское стекло, шемскую керамику и золотые стигийские украшения, доспехи и оружие из Зингары, и даже кхитайские шелковые ткани.
Уверенно пройдя кратчайшей дорогой, Афемид вскоре оказался возле внутренней стены, огораживавшей Верхний Город. Она была не столь высока, как внешняя, но осаждавшим пришлось бы пролить немало пота и крови, чтобы ее одолеть. Стражник у ворот, пропуская главного мастера, отсалютовал ему копьем.
Улицы Верхнего Города, словно спицы огромного колеса, веером расходились от Храмового Холма. Были они широки и вымощены камнем. За высокими палисадами переливались всеми красками осени сады, окружающие особняки богачей и дворцы знати. Некоторые здания еще достраивались, попадались и пустующие участки, ждущие состоятельных застройщиков. Вдоль улиц, через равные промежутки, торчали высокие медные трубки, из которых по ночам били факелы, бывшие частицей Неугасимого Огня Митры. Стуча по плитам мостовых коваными башмаками, шествовали патрули гвардейцев, скучавших в тишине и покое Верхнего Города. Они приветствовали Афемида, ударяя мощными кулаками себя в грудь.
К Храму Митры вела широкая лестница, обрамленная фонтанчиками, из которых паломникам дозволялось утолять жажду. Магистр взбежал по ступеням, отмечая, что неплохо бы подновить стертый подошвами камень. Известняк, конечно, выглядит благородно, но уж больно недолговечен.
Под высоким куполом Храма мог бы разместиться военный лагерь, а огромные витые колонны, вытесанные из цельного гранита в Немедийских горах, должны были напоминать прихожанам о малости человеческой жизни пред лицом Вечного. Посреди зала пылал огромный факел Неугасимого Огня.
Служитель провел Афемида боковыми проходами к Покоям Просветления. Верховный жрец поднялся ему навстречу, выказывая уважение любимцу короля. Впрочем, он тут же упал на подушки, жестом пригласив магистра последовать его примеру. На низком столике стояла ваза с фруктами и стеклянный сосуд голубовато-зеленого оттенка с вином.
— Господин магистр, — заговорил Обиус слабым голосом. — Я пригласил тебя, дабы поразмышлять о возможных следствиях явления, причины коего скрыты, как и все причины, в хитросплетении закономерностей, принимаемых многими за проявление слепого случая…
«Начинается», — тоскливо подумал Афемид, усаживаясь по-турански на подушки.
— Буду краток, дабы не отрывать тебя от забот, возложенных владыкой на твои хрупкие плечи, груз коих снедает твою плоть, возвеличивая душу, трепещущую, словно светлячок в ночи, как, впрочем, и все наши души, суть коих есть лишь воля Вечного и дозволение Его к воплощению на тверди, называемой землею…
Афемид взял из вазы яблоко и с хрустом надкусил.
— Отличный плод, взращенный заботливыми руками пуантенских садоводов, в поте лица отрабатывающих свои долги перед Вечным, — заметил жрец. — Не желаешь ли отведать вина из Аргоса, где виноделы столь…
