Стивен Эриксон - Охотники за Костями
Бутыл подошел вслед за Мертвяком, встав достаточно близко, чтобы внимательно рассмотреть птицеподобные скелетики, увлеченно ловящие бабочек на костяке лошади. Он следил за резкими движениями, взмахами костяных хвостов, видел, как темнота их душ сочится через трещины костей.
Кто-то встал рядом. Скрипач, понял он, подняв голову. Голубые глаза сапера смотрели на неупокоенных рептилий.
— Что видишь, Бутыл?
— Сержант?
Скрипач взял его за руку и отвел подальше. — Не здесь…
— Духи, овладевшие связанными костями.
Сержант кивнул: — Апсалар сказала то же. Но что за духи?
Бутыл хмурился, колебался.
Скрипач выругался сквозь зубы.
— Ну, я полагал, она знает, но по неким причинам не сказала, так что думал, и мне будет неудобно…
— Солдат…
— То есть она была вашей сослуживицей, и все такое…
— Сослуживица, которой довелось быть одержимой богом Веревкой все то время, что мы служили вместе. Если она чего-то не говорит, я не удивляюсь. Скажи, Бутыл, какая плоть была родной для этих духов?
— Вы так намекаете, что не доверяете ей?
— Я даже тебе не доверяю.
Бутыл нахмурился и отвернулся. Поглядел на Мертвяка, хлопотавшего над Мазан Гилани, услышал шепот магии Денала… и уловил дыхание самого Худа. "Ублюдок — некромант. Проклятие!"
— Бутыл.
— Сержант? О, простите. Я удивлялся.
— Чему же ты удивлялся?
— Ну, почему Апсалар таскает двух драконов на веревочке.
— Они не драконы. Они — мелкие ящерицы…
— Нет, сержант. Это драконы.
Глаза Скрипача раскрывались все шире.
Бутыл так и знал, что новость ему не понравится.
Глава 14
В идеи "рая после смерти", друзья мои, есть нечто глубоко циническое. Это уклончивое обещание, приманка. Это возможность самооправдания. Будто бы человек не обязан принимать на себя ответственность за мир, какой он есть, вообще не должен тревожиться о нем. Чтобы бороться за перемены, за истинную благость подлунного мира, человек должен в глубине души признавать за смертной реальностью самостоятельную ценность, принадлежащую не ему, а его детям и детям его детей. Видя в жизни всего лишь короткую пробежку по пути скверны и страданий — принесенных его собственным равнодушием — человек оправдывает все виды несчастий и нищеты, налагает кары на еще не родившиеся жизни.
Я отрицаю идею рая за костяными Вратами. Если душа поистине переживает переход в иной мир — тогда подобает всем нам, друзья мои, взращивать в себе веру в подобие. Ожидающее нас является отражением того, что осталось позади; расточая понапрасну дни смертной жизни, мы теряем возможность понять, что такое добро, лишаем себя практики сочувствия, сострадания, помощи и целения. Мы оставляем эти блага на обочине, устремившись в место славы и красоты, которых мы еще не заслужили — и, разумеется, уже не успеем заслужить.
Апокрифические писания Таноанского Странника Духа Кимлока, Эрлитанское десятилетие
Чаур взял ребенка, вроде бы собираясь покачать на колене, но Баратол положил тяжелую руку ему на плечо. Кузнец покачал головой: — Она еще мала. Держи крепче, Чаур, но не сломай кости.
Простак, ответив широкой улыбкой, продолжил баюкать и качать дитя.
Баратол Мекхар откинулся на спинку кресла, вытянул ноги и сомкнул ненадолго глаза, стараясь не вслушиваться в спор за стеной. Там Сциллара отражала совместную атаку Л'орика, Нуллис, Филиада и Урдана, требовавших принять ребенка во имя материнского долга, материнской ответственности и кучи других высокоморальных понятий. Они кидались обвинениями и требованиями, как камнями. Баратол не мог припомнить, чтобы жители деревни проявляли подобное рвение. Да, добродетель дается им легко, ведь выплачивать ее цену должна будет чужачка, не они сами.
Кузнец готов был признаться, что восхищается этой женщиной. Дети действительно большая обуза. Девочка не стала плодом любви, так что отсутствие материнской привязанности понять можно. А вот жесткость соседей начинала его сердить и даже немного пугать.
Хейриз появилась из соседней комнатушки. Она не произнесла ни слова во время спора, просто сидела у кушетки Сциллары. — Идиоты, — закачала старуха головой. — Напыщенные, болтливые зануды! Только послушай их бормотание! Баратол, ты подумаешь, что дитя — возрожденный Император!
— Боги сохраните, — пробурчал Баратол.
— Джесса, из последнего дома к востоку… у нее последний ребеночек вышел с сухими ногами, расслабленный. Вот она не откажется от дара. Все знают.
Баратол рассеяно кивнул, думая совсем о другом.
— У Джессы даже третий этаж есть. Она не кормила пятнадцать лет, но мать она хорошая. Деревня сможет вытянуть одну девчонку… и пусть ее крики заглушат вопли подросших сорванцов. Отдадим ее к Джессе, и все будет путем.
— Тут Л'орик…
— И что?
— Ничего. Кажется, он опаляет все, к чему прикасается. Или поджигает.
— Ну, это же не его дело?
— Хейриз, таким людям есть дело до всего на свете.
Старуха подтащила стул, уселась рядом с кузнецом. Прищурилась. — Долго будешь терпеть?
— Пока паренек Резак не оправится. — Баратол потер лицо. — Слава богам, весь ром выпили. Я уже забыл, как он на людей действует.
— Так все дело в Л'орике?
Он поднял брови.
— Его появление тебя не просто опалило, а сожгло. Кажется, в прошлом ты сотворил дурное дело. — Она фыркнула. — Думаешь, мы чем-то отличаемся? Ты воображал, что сможешь вечно здесь отсиживаться — а теперь понял, что не сможешь. Разве что, — ее глаза стали щелками, — убьешь Л'орика…
Кузнец оглянулся на Чаура. Тот строил девочке рожи и сюсюкал, а она в ответ пускала пузыри, блаженно не сознавая, какое уродливое лицо у самозваной няньки. Баратол вздохнул. — Я не желаю никого убивать, Хейриз.
— Так ты поедешь с ними?
— До побережья.
— Едва Л'орик расскажет, за тобой начнется охота. Добравшись до берега, Баратол, сядь на первое же судно и беги с клятого континента. Пока можешь. Мне тебя будет не хватать — ты был здесь единственным мужиком с мозгами. Видит Худ, все в мире переменчиво.
Они подняли головы, когда вышел Л'орик. Верховный Маг побледнел, на лице застыло удивленное выражение. — Просто не понимаю…
— А тебе и не понять, — фыркнул кузнец.
— Вот до чего докатилась цивилизация, — сказал маг, скрестив руки на груди и сверкая глазами.
— Точно замечено. — Баратол не спеша поднялся на ноги. — Не слышал, чтобы Сциллара звала тебя сюда.
