Стивен Эриксон - Охотники за Костями
— О боги! Вот это приходилось терпеть всем остальным? — Сциллара ухватилась за трубку и порцию ржавого листа.
Еще миг — и демон ворвался в дверь в сопровождении Л'орика, державшего на руках ребенка.
Сциллара скривилась и яростно застучала кресалом.
— Девочка проголодалась, — сказал маг.
— Чудно. Она сдуется и перестанет исходить какашками. Ладно, отдавай маленькую пиявку.
Верховный Маг подошел и протянул ребенка. — Признай же, Сциллара, что это дитя принадлежит тебе.
— Да, да, она моя. Вижу по блеску жадности в глазах. Молись, Л'орик, ради спасения мира, чтобы от отца ей досталась лишь голубая шкурка.
— Ты знаешь, кто он был?
— Корболо Дом.
— А. Думаю, он еще жив. Гостит у Императрицы.
— А мне плевать. Я тонула в дурханге. Если бы не Геборик, я стала бы одной из зарезанных прислужниц Бидитала. Геборик… — Он прищурилась, разглядывая сквозь клубы дыма прильнувшую к груди девочку. Потом сверкнула глазами на Л'орика: — Какие-то клятые Т'лан Имассы убили его! Почему?
— Он был слугой Трича. Сциллара, началась война богов. А платим за нее мы, смертные. Быть подлинным поклонником — опасное дело. Кому или чему бы мы ни поклонялись. Кроме, разве что, Хаоса — ведь в эту эпоху он единственный усиливается и возвышается.
Серожаб не спеша вылизывался, вроде бы сосредоточившись на отросших конечностях. Демон выглядел… уменьшившимся.
Сциллара сказала: — Итак, ты вновь обрел приятеля. Что означает: теперь ты можешь идти, куда бы тебе ни нужно было идти. Так иди, и поскорее уберись подальше отсюда! Я подожду пробуждения Резака. Думаю, двинусь за ним. Наш "великий поход" окончен. Покинь нас.
— Только если поверю, что ты не бросишь ребенка на произвол судеб.
— Какой там произвол. Его будущее столь же туманно, как и у любого другого. Здесь есть женщина Джесса, а у нее дочка, тоже Джесса. Они о ней позаботятся. Вынянчат — похоже, им это дело нравится. Я рада за них. Смотри, как я милосердна: не продаю ребенка, не так ли? Нет, просто ОТДАЮ, как дура последняя.
— Чем чаще и дольше ты будешь держать дитя у груди, тем меньше тебе захочется с ним расставаться. Материнство — этот состояние духа. Скоро ты поймешь.
— Отлично. Но ты тут при чем? Ясно. Я остаюсь рабыней, куда бы ни убегала.
— Духовное возрождение — не рабство.
— Ну-ка, Верховный Маг, покажи глубину своих познаний!
— Должен для начала сказать: твои слова удручают Серожаба.
— Переживет. Кажется, он вообще неистребим. Ну, я сейчас открою титьки. Решил поглазеть?
Л'орик резко отвернулся и вышел.
Выпученные глазищи Серожаба моргнули. — Я не удручен. Брат недопонял. Выводок вылезает и разбредается, чтобы каждый отпрыск жил сам по себе. Воспоминания. Многие опасности. Переходные мысли. Горести. Надо сопровождать бедного брата, ибо многие тревоги мира его воистину гнетут. Теплота. Я сохраню великую привязанность к тебе, ибо весьма редкая добродетель — быть недосягаемой в полной доступности. Согласись, неуклюже получается.
— Неуклюже — не первое слово, приходящее мне на ум. Спасибо за комплименты, даже такие гадкие и нелепые. Слушай! Постарайся вразумить Л'орика. Хотя бы малому научи. Скромности. А его дурацкую самоуверенность сбивай, выбивай напрочь! Он стал такой назойливый…
— Увы, это семейное. Родители Л'орика… гм, не нужно о них. Прощай, Сциллара. Чудные фантазии, медленно и тонко разворачивающиеся во тьме сырых болот воображения — вот что нужно, чтобы поддерживать мой плодоносный дух!
Демон пошлепал наружу.
В ее правый сосок вцепились десны. "Боль и радость, о боги! Что за жалкий, смущающий союз". Ну, хотя бы симметрия восстановлена. Нуллис все время клала девочку к левой груди, и Сциллира начинала чувствовать себя неправильно нагруженным мулом.
В той комнате раздались голоса. Она не внимала.
Похищена Фелисин Младшая. Самое худшее изо всего. Геборик хотя бы обрел покой от всяких мучений, да он был уже стариком. Свое отбыл.
А вот Фелисин…
Сциллара уставилась на существо у груди, на тонкие синие пальчики. Затем прислонила затылок к стене и начала набивать трубку.
* * *Его разум заполняло нечто бесформенное и безвременное; но после нескольких вздохов вернулось понимание, мгновения потекли из прошлого в будущее. Резак открыл глаза. Серые балки потолка, в щелях обрывки паутины с трупиками мух и мошек. Два фонаря на крюках, с почти сгоревшими фитилями. Он пытался вспомнить, как оказался в этой незнакомой комнатке.
Даруджистан… кружащаяся монета… ассасины…
Нет, это было слишком давно. Треморлор — Дом Азата… Моби… одержимая богом девушка — Апсалар, о, любовь моя… Несколько слов от Котиллиона, бога, что некогда смотрел ее очами. Он был на Семиградье; он странствовал с Гебориком Руки Духа, Фелисин Младшей и Сцилларой, и демоном Серожабом. Он стал носителем кинжалов, убийцей… как только выпал шанс….
Мухи…
Резак застонал, рука потянулась к животу, скомкав одеяло. Разрез стал тонким рубцом. Он же видел… как выпали внутренности. Чувствовал ужасающее отсутствие веса, чувствовал, как кишки тянули к земле. Холодно, так холодно.
Все мертвы. Должно быть. Но тогда и он сам должен быть мертв, понял Резак. Его же вспороли. Он осторожно повернул голову, осматривая узкую комнату. Вроде бы чулан или склад. Полки почти пустые. Он один.
Движение утомило — он уже не смог даже вернуть руку на место.
Закрыл глаза.
Десять медленных, ровных вдохов — и он почувствовал, что оказался в ином месте. Стоит на ногах. Сад, запущенный и высохший, словно дожди не шли многие годы. Небо над головой белое, ровное. Впереди обрамленный камнем прудик, вода гладка и спокойна. Воздух тих, невыносимо горяч.
Резак приказал себе двигаться, но обнаружил, что остался на месте. Будто ноги пустили корни.
Слева затрещали кусты, листья сморщились, завились, будто в воздухе открывалась дыра. Еще миг — и сквозь врата вышли двое. Женщина и мужчина. Портал сразу сомкнулся, оставив завихрения и кольцо сожженных растений.
Резак попытался заговорить, но не обрел голоса. Вскоре он понял, что его не видят. Он дух, незваный свидетель.
Женщина высокая, по виду малазанка, а вот мужчина — явно иного племени. Он был красив, но то же время суров и опасен.
А на краю бассейна сидела другая женщина. Белокожая, изящная, с золотистыми волосами, искусно заплетенными во множество кос. Одна ее рука погрузилась в бассейн, но по воде не пошла рябь. Женщина изучала водную гладь и не поднимала головы навстречу пришедшим.
Гостья выпрямила спину и заговорила: — Что теперь?
