Екатерина Хайрулина - Три жизни бога
Мангар рухнул на землю и затих.
Все. Сил больше не осталось, только сейчас Кинакулуш осознал как бешено колотится сердце, как шумит в ушах и ноги совсем не слушаются его. Он сел на землю и закрыл лицо руками. Безумие. Все это было слишком для простого пастуха.
Очнулся Кинакулуш, только когда кто-то начал трясти его за плечи. Он вздрогнул и поднял глаза.
— Нар…
Найхар расплылся в широченной улыбке и помог Кинакулушу встать. На его лице читалось изумление пополам с едва ли не благоговейным трепетом.
— Ты завалил его? Один?
Кинакулуш вяло кивнул.
— Мы услышали как он ревет, и сразу кинулись сюда — словно извиняясь, сказал Гит, — но было наверно уже поздно, ты и без нас справился.
Кинакулуш обернулся. Подойти к мангару, даже зная что тот давно издох, было не просто. Он лежал на спине, задрав кверху скрюченные длинные лапы.
У мангара хорошая крепкая шкура, тонкая и легкая. Если сшить из нее куртку, то не будет во всем мире защиты лучше, ни от меча, ни от когтей. У мангара горьковатое сухое мясо, есть которое можно лишь хорошо вымочив и прожарив, но не попробовать хотя бы кусочек нельзя, иначе удача отвернется от охотника.
Кинакулуш выдернул копье из головы зверя. Чуть сложнее оказалось найти нож — согнувшись пополам о крепкую шкуру, он валялся в траве рядом с тушей. Говорят на востоке, в озерной стране, делают крепкие ножи и мечи из стали, говорят они едва ли не камень способны разрубить пополам. Но здесь, в степях, даже небольшой медный нож большая ценность.
Аккуратно вытерев оружие о траву, Кинакулуш почувствовал себя настоящим воином.
Огромное, красно-оранжевое солнце коснулось своим круглым боком вершин Унхареша.
Говорят Уншареш подпирает небо, а за его восточными склонами нет ничего кроме великой бездны Ану. Яснолицый Италь, проходя свой ежедневный путь по небу, каждый вечер спускается к подножью гор и вступает в темное царство Илара, откуда людям нет возврата. В это время демоны ночи савалар сменяют демонов света энлиль на посту у входа в священную долину. И ночь сменяет день.
Они сидели у костра и с удовольствием поедали горьковатое мясо мангара. Жир стекал по пальцам, и это было особенно приятно. Гит отхлебнул из бурдюка сикеры и передал Кинакулушу.
Через три дня пути они будут в Майруше, а если понадобиться, пойдут дальше, в Аннумгун. Говорят, царь Аннумгуна ближе всего к богам, он должен знать что делать.
Вот уже больше двух месяцев, как Златокудрая отвернула свой лик от людей. Весна на исходе, а жизнь как будто замерла. Не появляется в степи новых зеленых ростков травы, на севере, говорят, не всходит пшеница, овцы не спариваются, и значит не буде потомство на следующий год. Мало разве мангаров, так нет, голодные люди уничтожат все стада и все запасы зерна, и кто знает что будет тогда.
Женщины, срок которых уже давно подошел, не могут родить, и в муках проводят свои дни. Кинакулуш даже думать боялся об этом, его Тиль умрет, если он не найдет средство помочь ей. И все беды отступали по сравнению с этой бедой.
— Смотри, вон там! — Найхар прошептал это одними губами, но Кинакулушу достаточно было одного взгляда.
В колеблющимся, подернутом туманом воздухе скользнула огромная тень. Неужели опять? Эти твари ведь ночью спят, охотятся только днем… Но мангар пробежал мимо, даже не удостоив людей своим вниманием.
Нехорошо все это…
Кинакулуш сжал в руке копье, замер и приготовился к самому худшему. Минуты тянулись мучительно долго, но ничего не происходило. Напряжение уже начло понемногу спадать, но тут, в вечерней неуверенной темноте появилась еще одна тень. Кинакулуш мигом оказался на ногах, но… это был человек.
— Доброй ночи. Да помогут вам боги, — человек приложил руку к сердцу в знак приветствия и добрых намерений.
— Доброй ночи, — Кинакулул совершил этот же жест в ответ, — проходи к костру, раздели с нами пищу.
— С удовольствием, — произнес человек и подошел ближе.
Выглядел он намного старше, чем можно было предположить по голосу, совсем старик. Он был завернут в кусок простой небеленой ткани, перехваченной широким поясом — обычную одежду пастухов и охотником в степи. У него были длинные седые волосы, изуродованная старыми шрамами левая рука и небольшой дорожный мешок.
— Я Сугнакке, иду в Аннумгун, — представился он, присаживаясь рядом с остальными.
— Мы пастухи из южной оконечности Инну, пока направляемся в Майруш, но возможно придется идти на север, к морю.
— Значит нам по пути, — улыбнулся стрик, оглядываясь по сторонам.
У него были правильные жесткие черты лица, чуть смуглая кожа и пучки морщинок в уголках глаз. А сами глаза словно расплавленное темное золото, аж мороз по коже.
— Простые пастухи, значит, — усмехнулся старик, указывая длинным пальцем на тушу мангара.
Кинакулуш опустил глаза, что-то в этих словах заставило его смутиться… Он не чувствовал себя героем, просто защищал свою жизнь и ему повезло.
— Мне помогли боги, — тихо сказал он.
— Боги? Это какие боги, интересно?
Кинакулуш почувствовал как смятение охватывает его душу, он промолчал, не найдя слов в ответ. Но на помощь пришел Найхар.
— Степной бог помог ему избежать смерти, и направил руку в цель.
— Степной бог? — кажется старика это очень позабавило, — Думузи не стал бы этого делать.
— Почему?
— А нафиг?
На это даже Найхару, который никогда не лез за словом в карман, нечего было сказать. Он понятия не имел, зачем богу помогать людям в охоте, но ведь так бывает… Вместо ответа он предложил старику мяса, хлеба и сикеры. Сугнакке поблагодарил, и устроившись поудобнее принялся за еду.
— Тогда может быть мне помогла Лару, — чуть слышно предположил Кинакулуш.
Старик поднял на него глаза, и долго испытывающее смотрел, словно собираясь что-то понять.
— Лару изгнана в Тат-Фишу, — сказал он наконец, — разве ты не знал.
Кинакулуш дернулся, словно от удара. Как он мог знать. Этого не может быть. Златокудрая богиня в царстве мертвых?! Как такое могло случиться? Но тогда… Его начал трясти озноб, казалось, словно из-под ног выбили землю и столкнули в пропасть. Происходило что-то настолько не правильное, что поверить в это было невозможно. Но в то же время невозможно было и усомниться. Наконец-то все вставало на свои места.
— Поэтому жизнь остановилась?
— Жизнь? — Сугнакке пошевелил губами, словно пробуя это слово на вкус, и тут же закивал головой, — да, без Лару ничто в мире не может родиться на свет.
У Кинакулуша потемнело в глазах. Он закрыл лицо руками не несколько минут сидел так, стараясь осознать. Не может быть.
