Явье сердце, навья душа (СИ) - Арнелл Марго
Яснорада зажмурилась. И снова чувство, что она уже слышала об этом прежде. Но где? От кого?
— Почему она исчезла? Куда ушла?
— Вода Нави ее позвала, — хмуро сказала Ягая.
Отвернулась к столу, за которым смешивала травы, и замолчала. Не знала большего, запертая в царстве мертвых, или не хотела говорить.
Яснорада еще долго лежала без сна, пока Баюн не замурлыкал в изголовье кровати. Укутанная сладкой дремой, точно пуховым одеялом, вспоминала.
Жил на Руси богатырь Дунай. Сосватал он для князя Владимира королевну Евпраксию. Та согласие свое дала, вот только сестра ее, поляница Настасья Королевична, об этом не знала. Помчалась вслед за Дунаем на богатырском коне, чтобы спасти, как она думала, похищенную сестру от насильной свадьбы. Дунай вступил в бой с поляницей и силой, красотой ее и храбростью был покорен. Предложил Настасье руку и сердце, а она возьми и прими. А потому сыграли в Киеве сразу две свадьбы.
Вздумал Дунай перед молодой женой похвалиться своей ловкостью, удалью и силою. Настасья возразила, что ничем богатырю не уступает. Уязвленный, он предложил жене в честной схватке сразиться. Гордая Настасья и согласилась. Разошлись супруги в разные стороны и стали стрелять из лука — в серебряное кольцо, что друг у друга на голове. Первой стреляла Настасья. Все три раза стрела ее угодила точно в цель, а когда настала очередь Дуная, Настасья встревожилась. Боязно стало, что ее муж, на свадьбе захмелевший, в нее вместо кольца попадет. Но сколько бы ни просила она Дуная опустить лук, он не слушал. Пустил стрелу, а та попала прямохенько в грудь Настасье. Убила и ее, и ребенка, которого она под сердцем носила. И Дуная, так вышло, убила — не острием своим, но горем, что ему принесла. Поняв, что натворил, богатырь вонзил в грудь копье. От его крови родилась река Дунай, от крови Настасьи Королевишны — река Непра.
И только теперь Яснорада наконец вспомнила, откуда она узнала эту печальную историю. Нет, не из книг Ягой. Не сразу та дочке книги свои показала — причудливые, белолистные, с цветными футлярами и красочными картинами внутри. Про поляницу Настасью и супруга ее Дуная Яснорада прочитала в одном из берестяных свитков. И про колдовку Маринку, что стала Драгославой, Яснорада там же — в дворцовой библиотеке — когда-то прочла. Вот только Настасья отчего-то имя свое сохранила…
Яснорада поспешила обратно во дворец. Невесты Полоза порой задерживались до самой ночи, чтобы уже затемно разойтись по своим избам. У многих вовсе не было домов. Их не называли сиротами или приютскими, как в книгах, что Ягая принесла из Яви. Никак их здесь не называли. Просто однажды они оказывались в палатах невест, и в одной из них и ночевали.
«Откуда они приходят?» Теперь она это знала. Из Яви, откуда же еще.
«Зачем мертвым сон?» Наверное, все те же «привычки тела», о которых говорила Ягая. Душе не нужен сон, он нужен телу, которого у них, жителей Кащеева царства, нет. Или есть? А может, душа их тоже устает? Она ведь думает, чувствует, терзается…
Закусив губу до острой боли, Яснорада мотнула головой и ускорила шаг. Опережая собственные мысли, она почти бежала. Словно пыталась, глупая, и вовсе от них убежать. Настигнут — не сейчас, так ночью, когда будет лежать без сна. Да, у нее есть Баюн, но в последние дни даже его сонные чары помогали не сразу.
Яснорада пересекла широкое гульбище. Тусклое солнце уже закатывалось за горизонт, и на галерее в столь поздний час не было ни души. Души в оставшихся еще от Яви оболочках нашлись в палате Невест. Иринка клевала носом над вышивкой в неярком свете свечей, Аксинья и Ольга о чем-то тихо беседовали. Драгослава стояла у столов в середине и ваяла что-то из самоцвета — чистого, словно горный хрусталь. И где только отыскала такой? Не Морана ли своей наскучившей игрушке подарила, зная, что та уже одной ногой в земле? В царстве Полоза только, а не в могиле…
Вряд ли Драгослава знала — помнила, — что это за камень. Она окунала руку в стоящее перед ней блюдце с чистой водой, зажимала ее в кулак. А когда разжимала, на ладони ее лежал камень — хрупкий и прозрачный, точно стекло.
«Обманы, — зазвучал в голове голос Ягой. — Все, что ты видишь вокруг кроме земли, кости и камня — обманы».
Что увидела бы Яснорада, если бы покров иллюзий спал с Кащеева града? Наверное, к правде она бы привыкла, сколь бы уродливой, неприглядной та ни была… Если бы исконно жила в этой истине.
Из обманного хрусталя Драгослава создавала нового зверя. Чего ей не занимать, так это упорства и честолюбия. Она намеревалась стать женой Полоза, а для этого нужно превзойти не кого-то, а саму царевну. Прекрасную, будто тихая снежная зима. Ту, что лучше всех вышивает. Ту, чей чистый голос слышен звонче всех, когда невесты Полоза подпевают дворцовым музыкантам. Ту, что создана царицей обманов Мораной, и создана совершенством.
Аксинья и Ольга, заслышав шаги Яснорады, шептаться перестали, Иринка удивленно вздернула голову. И только Драгослава едва стрельнула в ее сторону взглядом. Сейчас ей было не до издевок. А Яснораде не было ни до кого.
Она бросилась к шкафу — высокому, в человеческий рост, широкому — почти во всю стену. Вынула наугад свернутый берестяной свиток, за ней — другой.
Десятки, сотни историй. Но что, если это — не просто истории?
Морана крала у приходящих с Яви людей их имена, ведь так? Некоторые, как Настасья, или выторговали их, или отстояли. А может, гостьи понравились царице, и она выразила свою благосклонность тем, что всего лишать их не стала. Только воспоминаний.
Те, что потом чужими руками увековечила на бересте.
Глава десятая. Полоз и его царица
И снова катилось по серебряному блюдцу волшебное яблочко, чтобы открыть перед Яснорадой таинственную, чарующую Явь. Чтобы подарить ей колдовские звуки гуслей… и улыбку того, кто был так искусен в игре на них.
В этот вечер Богдан не пошел в свой «ансамбль» и гусли в руки не взял. Он сидел за щедро накрытым столом — должно быть, в Яви случилось какое-то празднество. С Богданом была его мама — красивая, стройная, темнокудрая, и отец — с волосами, тронутыми сединой, и добродушной улыбкой. Сидел с ними отчего-то и тот рыжий парень — Богдана, должно быть, близкий друг. Да, и сама Яснорада наряду с другими Полозовыми невестами привыкла сидеть за столом с царской семьей — Кащеем, Мораной и, с недавних пор, Марой. Но то ведь Кащеево царство… Сколько ни вспоминала она эпизоды из прочитанных книг, не могла припомнить, чтобы за праздничный стол приглашали не только члена семьи, но и друга.
Яснорада глядела в блюдце, плененная царящей в этом доме любовью. И понимала, как отличается семья Богдана от ее собственной. Тепло и нежность ей заменяли знания, которыми потчевала ее Ягая, трепетную заботу — строгие наставления. Она привыкла уже и большего не просила, но на миг разрешила себе помечтать, что и у них в семье все могло быть немного иначе.
Тарелки опустели, затихли смех и оживленная беседа. Богдан поднялся, обнял маму за плечи и заботливо велел отдохнуть. А сам собрал тарелки и в раковину понес.
— У тебя глаза сейчас словно сердечки, — прыснул в усы Баюн.
— Неправда, — краснея, возразила Яснорада. — Просто я рада, что он такой, какой он есть.
***
Настал день, которого ждали все невесты Полоза. Быть может, ждали чуть меньше, когда в Кащеевом граде появилась Мара. Но Драгослава, похоже, была единственной, кто не готов был надеть золотую корону на ее голову. За титул царицы она собиралась биться до конца.
К ее боку жался хрустальный зверь, сложенный из острых, ослепительно сверкающих на солнце граней. Он так и притягивал к себе взгляды царского двора. Яснорада, не утерпев, и сама провела по зверю ладонью. Холодный. Искусственный. Неживой. Ее чуточку толстенький и непривычно пушистый Баюн куда родней и милее.
Многие из невест облачились в собственоручно вышитые платья, чтобы впечатлить Полоза своим мастерством. Но ярче всех сверкала она, Драгослава. Высокая, горделивая искусница облачилась в рубиновое бархатное платье с золоченой вышивкой на поясе и рукавах. Будто хотела показать Полозу, как идет ей золото. Как хорошо она будет смотреться среди его сокровищ.
