Нил Гейман - Американские боги
– Они знают, что живут в хорошем месте. Тогда как все остальные города в этих краях, вообще во всем штате, рассыпаются в ничто. Уж это они знают.
– И то, что это твоих рук дело?
– Я забочусь об этом городе, – гнул свое старик. – Ничто здесь не происходит без моего согласия. Ты это понимаешь? Сюда не приезжает никто, кого бы я не хотел тут видеть. Вот почему твой отец прислал тебя сюда. Он не хотел, чтобы ты оставался на виду, привлекая к себе внимание. Вот и все.
– А ты его предал.
– Ничего такого я не делал. Он был мошенником. Но я всегда плачу свои долги.
– Я тебе не верю, – сказал Тень.
Хинцельман поглядел на него оскорбленно, дергая клок седых волос на виске.
– Я свое слово держу.
– Нет. Не держишь. Лора приехала сюда. Она сказала, что-то ее сюда позвало. А как насчет совпадения, когда в один вечер в городке оказались Сэм Черная Ворона и Одри Бертон? Я больше не верю, что это совпадение. Сэм Черная Ворона и Одри Бертон. Два человека, которые знали, кто я на самом деле, и знали, что за мной охотятся. Думаю, если бы меня не опознала одна из них, всегда бы оставалась в запасе другая. А если не они, кто еще держал путь в Приозерье, Хинцельман? Мой бывший надзиратель, который вдруг решил приехать на зимнюю рыбалку в выходные? Мать Лоры? – Тень понял, что сердится. – Ты хотел, чтобы я убрался из твоего городка. Тебе только хотелось отвертеться от разговора со Средой.
В свете огня Хинцельман более походил на горгулью, чем на бесенка.
– Это хороший город, – повторил он. Лишенное улыбки его лицо стало восковым и похожим на оскал трупа. – Ты мог бы привлечь ненужное внимание. Плохо для городка.
– Тебе следовало оставить меня на льду, – сказал Тень. – А еще лучше в озере. Я открыл багажник. В настоящее время Элисон Макговерн все еще вморожена в лед. Но лед растает, и ее тело всплывет на поверхность. А тогда они пошлют ныряльщиков посмотреть, не найдется ли на дне еще что-нибудь. И отыщут твой тайник. Наверное, некоторые трупы сохранились в целом неплохо.
Хинцельман поднял кочергу. Он больше не делал вид, будто ворошит поленья, он держал ее словно меч или дубинку, и светящийся оранжево-белым кончик покачивался в воздухе. От кочерги шел дым. Тень вполне сознавал, что почти голый и что все еще чувствует себя усталым и неловким и не сумеет защититься.
– Хочешь убить меня? – спросил Тень. – Валяй. Давай же. Я все равно мертвец. Я знаю, город принадлежит тебе – это твой маленький мирок, твое королевство. Но если ты думаешь, что никто не придет меня искать, то ты живешь в вымышленном мире. Все кончено, Хинцельман. Так или иначе, все кончено.
Опершись на кочергу, как на палку, Хинцельман поднялся на ноги. Раскаленный конец кочерги уткнулся в ковер, и тот задымился. В глазах у старика стояли слезы.
– Я люблю этот городок, – сказал он. – Мне правда нравится разыгрывать из себя чудаковатого старика, рассказывать байки, ездить на Тесси и ловить рыбу на льду. Помнишь, я говорил тебе, что не рыбу ты приносишь домой с рыбалки, но мир в душе.
Он ткнул раскаленной кочергой в сторону Тени, и тот почувствовал исходивший от нее жар.
– Я мог бы убить тебя, – сказал Хинцельман. – Я мог бы это устроить. Я делал такое раньше. Ты не первый, кто обо всем догадался. Отец Чада Муллигана сделал это до тебя. Я избавился от него, избавлюсь и от тебя.
– Может быть, – согласился Тень. – Но как долго ты протянешь, Хинцельман? Еще год? Десять? Теперь у них появились компьютеры, Хинцельман. Они не глупы. Они замечают совпадения. Каждый год будет исчезать ребенок. Рано или поздно полиция примется здесь вынюхивать. Так же, как они явились за мной. Скажи мне, сколько тебе лет?
Он сжал пальцы на диванной подушке и приготовился накрыть ею голову: она отведет первый удар. Лицо Хинцельмана застыло.
– Они приносили мне в жертву детей задолго до того, как в Черный лес явились римляне, – сказал он. – Я был богом до того, как стал кобольдом.
– Может, настало время двигаться дальше, – сказал Тень, спросив себя, а что такое, собственно, кобольд?
Хинцельман только поглядел на него, потом снова ткнул кочергу в огонь, под самые тлеющие угли.
– Все не так просто. С чего ты взял, Тень, будто я могу покинуть этот город, даже если сам того захочу? Я, часть этого городка? Ты собираешься заставить меня уйти, Тень? Ты готов убить меня? Так, чтобы я мог уйти?
Тень опустил глаза. Ковер еще тлел там, где в него воткнулась кочерга. Проследив его взгляд, Хинцельман загасил ковер ногой, растерев искры. Перед мысленным взором Тени непрошено возникли дети, сотни детей, и все они смотрели на него пустыми глазами, и вокруг их лиц медленно плавали водорослями волосы. Они глядели на него с упреком.
Он знал, что подводит их. Он просто не знал, что ему еще сделать.
– Я не могу убить тебя. Ты спас мне жизнь.
Он покачал головой. Дьявол, вот теперь он чувствовал себя настоящим подонком. Он больше не представлялся себе ни героем, ни детективом, он – просто еще один дерьмовый предатель, который строго грозит пальцем тьме, а потом поворачивается к ней спиной.
– Хочешь, открою тебе тайну? – спросил Хинцельман.
– Конечно, – с тяжелым сердцем ответил Тень. Тайнами он был сыт по горло.
– Смотри.
На месте Хинцельмана у огня появился мальчик лет, наверное, пяти. Волосы у него были длинные и темно-русые. Он был совершенно голым, если не считать потертого кожаного ремешка на шее. Его пронзали два меча – один торчал в груди, второй входил в плечо, а острие выходило под грудной клеткой. Из ран рекой текла кровь, сбегала по телу ребенка, чтобы собраться лужицей на полу. Мечи выглядели невероятно древними.
В глазах ребенка застыла лишь боль.
А Тень подумал про себя: «Ну конечно!» Недурной способ сотворить своему племени бога. Тени не надо было объяснять, он и так понял.
Берете младенца и растите его в темноте, не давая ему никого видеть, никого касаться, и кормите его по мере того, как идут годы, лучше, чем других детей селения, а потом на пятую зиму, когда ночи самые длинные, тащите перепуганное дитя из хижины в круг костров и пронзаете клинками из железа и бронзы. Потом коптите маленькое тельце на углях, пока оно не высохнет совсем, заворачиваете в меха и носите с собой из лагеря в лагерь в дебрях Черного леса, принося ему в жертву детей и животных, превращая его в талисман племени. Когда, наконец, тотем распадается от старости, хрупкие косточки складываете в ларец и поклоняетесь ларцу; пока однажды кости не будут разметаны и позабыты, а племена, поклонявшиеся богоребенку, не исчезнут с лица земли; а о самом богоребенке, талисмане поселка, и не вспомнит никто, останется только призрак или брауни: кобольд.
