Татьяна Каменская - Ожидание
— Отчего? — наивно протянула Ника.
— За тебя! За то, что знаю, а не могу тебя отвратить от дурного поступка. За то, что это плохо! — бросила тётя Фаня, и тяжело шаркая ногами, отправилась в кухню.
Но, остановившись на полпути, вдруг пристально посмотрела на Нику:
— Ну, а отец — то кто?
— Прекрасный человек! — улыбнулась Ника.
— Прекрасный! — проворчала тётя Фаня, покачивая сердито головой:- Был бы прекрас-ный, не сидела бы ты тут у меня в доме, а готовила бы мужу супы да борщи, да стира-ла бы ему носки!
Ссутулившись, она пошла к выходу, но Нике показалось, что её тётя сутулится сейчас больше обычного, словно у неё на плечах лежит огромная, непомерно тяжёлая ноша.
А через час, Ника уже сидела в маленьком чистеньком кабинете врача- гинеколога и отвечала на вопросы молоденькой медсестры, которая старательно выводила калиграфи-ческим данные Ники, на сером титульном листе только что заведенной на неё карточ-ки посетителя.
— А вам и не дашь тридцать семь! Вы прекрасно выглядите, могли бы и вновь родить! — говорила Нике доктор, женщина лет пятидесяти, с добрым приятным лицом.
Но увидев, как у её пациентки наливаются слезами глаза, она вздохнула, и, снимая с рук резиновые перчатки обратилась к молоденькой медсестре:
— Назира, выпиши направление на анализы, да заодно и на медицинский аборт.
Когда же Ника взяла протянутые ей листочки бумаги, доктор, опять вздохнув, произнесла:
— В запасе у вас два дня. Если вы не передумаете, то в четверг, к десяти часам утра в приемную больницы, добро пожаловать!
Она вновь страдальчески вздохнула, но тут — же склонившись над бумагами лежащими
перед ней на столе, стала быстрым размашистым почерком что-то писать.
Ника шла домой к тёте Фани. Кажется, никогда в жизни ей не было так тяжело. Но она знала, то, что она сделала, необходимо было сделать. И пусть так вздыхает эта жен-щина — врач, пусть тётя Фаня будет сейчас долго и нудно говорить ей обидные слова. На-верное, это тоже нужно перетерпеть. А она вытерпит всё.
ГЛАВА 54.
Вода в Ручье бежит тихо, безмолвно, словно боится потревожить сонную тишину по-луденного зноя. А может, тишина, и тихое журчание Ручья, всё это ради той женщины, что сидит на невысоком бережку, задумавшись о чем — то своём. Глаза её прикрыты, ру-ки благочинно сложены на коленях, бледное лицо поднято навстречу жарким лучам солнца, которое безжалостно именно в этот час.
Полуденный зной Керкена! Он способен за короткое время сжечь дотла всю зелёную траву на лугах и полянках. Он способен растопить лёд в горах, и вызвать к жизни тот бушующий страшной силой грязный поток воды, именуемый половодьем. От этого зноя, слабым людям становится не по себе, ибо кажется, что мозги начинают плавиться от жа-ры, а мысли путаться и словно вытекать из перегретой головы одна за другой.
Ах, если бы это было так! Тогда бы, наверное, не тревожили эту молодую женщину ка-кие — то тайные думы, вызывающие лёгкий трепет длинных тонких ресниц её удивитель-но чёрных глаз, в которых что — то сверкает…скорее всего, похожее на слёзы.
— Мама! Смотри, как я ныряю! — кричит темноглазый мальчуган, подбегая к женщине.
Она же, словно испугавшись, быстро подносит ладонь к своему лицу и резким движе-нием смахивает с глаз что — то, а затем улыбается в ответ:
— Данил осторожнее! Здесь дно каменистое!
Но мальчик, уже развернувшись, бежит по воде вглубь речушки. И хотя на середине, воды ему по пояс, женщина знает — это ненадолго! После половодья река с каждым днём мелеет, и уже через месяц, лишь кое-где останутся места, где детвора будет плескаться всё оставшееся лето. И едва ли тогда горную реку, давшую селу название, назовут по её имени. Для многих она будет и останется Ручьём, из далёкого мира детства.
Ещё раз, взглянув на ребятишек плещущихся в воде, женщина вдруг улыбается, разво-дит руки в стороны, потягивается, и откидывается назад на мягкую траву. Грусти уже нет в её глазах. Она смотрит в синее небо над головой, вслушивается в детские голоса, и думает с завистью о том, как-бы ей хотелось окунуться в холодные воды этой речушки. Но она уже взрослая. Она не смеет нарушить грань, отделяющую её от мира детства. Она её не нарушит… во всяком случае сейчас! Она ещё успеет искупаться в Ручье, успе-ет… сегодня вечером!
— Мам, я есть хочу! — подбегает к ней Данил, и Ника с удовольствием отмечает про себя: — Всё правильно! Так и должно быть! После холодной воды, свежего воздуха и шумных игр, у кого угодно пробудится зверский аппетит. Это было всегда, и даже в её детские годы, и это останется навек.
— Идём домой! — говорит Ника, и. живо поднимается с бережка.
Она стряхивает песок и мелкие травинки со своих шорт, и, подхватив босоножки, идёт по берегу, с удовольствием загребая ногами горячий песок. Данил уже наверху Яра. Он смот-рит на мать и кричит:
— Я побежал!
Ника улыбается в ответ и кивает головой.
Гера уже пришла домой. С девчонками — подружками они бегала на дневной сеанс в кинотеатр, и теперь, тётяФаня в качестве благодарного слушателя поддакивает рассказу внучки. Нике смешно видеть свою тётю со слезами на глазах, и слышать её вздохи и воз-мущённые возгласы от киношной несправедливости отдельных героев фильма.
— Ты чего бабушку Фаню расстраиваешь своими любовными сказками! — сделав стро-гое лицо, Ника обращается к дочери.
Но та, фыркнув в ответ, и поведя плечами, обиженно отвечает:
— Одна баба Фаня и понимает толк в любви, не то, что некоторые! Например, ты!
Ника с изумлением смотрит на удаляющуюся дочь, на это гордое создание с гривой вью-щихся светло- каштановых волос, с глазами василькового цвета, и ей становится не по себе. Она переводит взгляд на тётю, которая, громко сморкаясь в платок, качает головой:
— Ты, Вероника не права! Девочка ничего мне не говорила…
— Тётя, но я не понимаю… — пытается что-то сказать Ника.
Комок подступает к самому горлу, и, взмахнув рукой, она замолкает. Тётя уходит в кухню- кладовку, где на газовой плите громко свистит чайник, возвещая о своём кипучем су-ществовании.
Тихо, незаметно наступает вечер. На небе одна за другой начинают загораться звёзды. Дети смотрят телевизор в душной комнате зале, а Ника, усевшись на крыльцо, подперла щеку ладонью и с наслаждением вдыхает свежий воздух наступающей ночи.
Звенят цикады в траве, где-то в глубине двора вздыхают жалобно козы, томясь за вы-сокой изгородью загона. Собака, звякнув цепью, подняла голову и внимательно смотрит на ворота. Что-то щёлкнуло, словно камешек стукнул о деревянную ставню окна. Старая Белка, скосив глаза, внимательно посмотрела на Нику. Молодая женщина усмехнулась, и, поёжившись, натянула на колени летний сарафан. Позади неё что-то опять стукнуло, но на этот раз входная дверь открылась, и на веранду вышла пожилая женщина, держа в руках старенький пуховый платок.
