Шон Рассел - Собирающий облака
Много времени спустя Нисима лежала, греясь теплом своего возлюбленного.
— Я не хочу спать. Хочу говорить обо всем, что в моем сердце, хотя не знаю, с чего начать и где найти слова.
Суйюн поцеловал ее в шею.
— Нет слов. Все сказано.
Несмотря на то что ее желание не прошло, у нее не было сил, и Нисима погрузилась в спокойный мечтательный сон.
Ветер играл ее волосами и наконец разбудил. Было раннее утро, но уже светало. Нисима лежала еще мгновение, не желая выбираться из сонма воспоминаний и удовольствий. Потом повернулась, чтобы найти любимого.
Но Суйюна не было. Где… начала она спрашивать себя, но ответа не последовало. Спрятав лицо в одеяло, Нисима замерла, словно движение могло разрушить видение вчерашней ночи. Если бы она могла не шевелиться…
Раздался звон колокола. Нисима открыла глаза. На столе у кровати лежал парчовый мешочек, в котором помещалось что-то угловатое. Она села и нашла голубую изящную морскую раковину, внутри был прикреплен белый листок, который нельзя было достать. На нем написан один иероглиф, который означал «Та, кто возрождает».
«Мое сердце разобьется, — поймала Нисима себя на мысли, — мое сердце действительно разобьется».
Поставив раковину на подушку, Нисима взяла парчовый мешочек, открыла его и нашла там гладкую деревянную коробочку.
Лепесток Удумбары, поняла она. Минуту Нисима не знала, что делать, но потом с огромной осторожностью отложила коробку в сторону и встала с кровати. Выбрала себе платье, надела его, завязав пояс. Взяв коробку в руки, вышла на балкон.
Нисима оперлась спиной о перила и заставила себя успокоиться. Дыхательные упражнения, которым научил ее брат Сатакэ, должны помочь.
Наконец, когда дух ее немного успокоился, когда боль от ухода Суйюна превратилась в сладкую грусть, она открыла коробочку.
К огромному удивлению, внутри Нисима нашла не священные лепестки, а белую бабочку с бледно-пурпурными крапинками на крылышках. Она медленно взмахнула крыльями и взлетела. Сделав круг над балконом, вылетела в сад и скоро исчезла из виду. Нисима долго смотрела ей вслед, надеясь на последний взмах, но бабочка не появилась. Девушка облокотилась на колонну и закрыла глаза.
«Мое сердце одновременно разбито и полно радости, — говорила она себе, — я не знаю — плакать или смеяться».
Открыв глаза, Нисима поняла, что на шелковом дне деревянного ящичка лежит бумага, украшенная лепестком синто. В сердцевине бумажного цветка Нисима увидела иероглифы, выведенные красивым почерком Суйюна.
ЗА ЭТИМ БУДУЩИМ БУДЕТ ДРУГОЕ, В КОТОРОМ НАС НЕ СМОГУТ РАЗЛУЧИТЬ.
Нисима подумала о бабочке, вылетевшей из ящичка, и улыбнулась.
— То, чего никто никогда не ожидает, — рассмеялась она и смеялась до тех пор, пока на глазах не выступили слезы.
Гвардейцы провели Императрицу по тропе среди камней, остановились у простых деревянных ворот с маленькой аркой и черепичной крышей. Очень быстро один из солдат прошел в ворота; когда он вернулся, четверо других последовали за ним. Гвардеец поклонился старшему офицеру, который в свою очередь встал на колени и поклонился Императрице. В саду было безопасно.
Нисима прошла в открытые двери и услышала, как они закрылись за ней.
«День прощаний», — сказала она себе.
Несколько шагов — и Нисима остановилась, оглядев огромный лагерь кочевников на севере. Она знала, что его там нет, но глаза по привычке искали среди тысяч крошечных фигур одну, пока Нисима не заставила себя отвернуться. Еще несколько шагов — и она оказалась у гробницы. Нисима опустилась на мат, расстеленный специально для нее. На камне было высечено имя «Симеко».
Нисима молча помолилась Ботахаре, потом Учителю.
«Мы никогда не узнаем, — думала она, — никогда не узнаем, попала ли ты им в руки, не желая того, или решила обнажить свое оружие против врагов наших, чтобы другие могли жить. Когда я думаю о твоей судьбе, Симеко-сум, меня охватывает ужас. Из всех смелых, всех героев бесконечных войн ты одна прошла битву без оружия, без зашиты. Только ты рискнула, разрушив свой дух. Пусть Ботахара освободит тебя и защитит твою душу».
Нисима долго молилась о прощении, потом поднялась и вернулась к своим обязанностям.
Они выскользнули из города на рассвете, все трое в капюшонах, шли, пока не обнаружили узкую тропинку — цель своих поисков. Только тогда они открыли свои лица солнцу — воин, монах и варвар-кочевник.
Ничто не показывало, что путники куда-то торопятся, на самом деле они передвигались почти лениво. Путешественники останавливались каждый раз, когда им этого хотелось, или перед закатом на привал. Сейчас, когда множество людей Ва заполонили дороги и каналы, возвращаясь домой или направляясь в новые места в надежде заново начать жизнь, трое путешественников не выделялись из общей толпы. Если не обращать внимания на то, что в отличие от других они никуда не спешили.
Но так было на юге и западе, а на их пути, который лежал на север и восток, они встретили лишь несколько человек.
Суйюн сел на циновку у края ручья, скрестив ноги. Он провел час в медитации, наблюдая за лучами солнца, просвечивающими сквозь листья. Монах смотрел, как ветер играет с листвой, создавая причудливые узоры.
В двух дюжинах шагов от берега сидел Комавара, читая письмо. Суйюн видел, что юноша уже несколько раз разворачивает одну и ту же бумагу. Но Комавара не говорил об этом, а спрашивать Суйюн считал неприличным.
Суйюн был уверен, что видит признаки исцеления Комавары, пусть слабые, но это лучше, чем ничего. Раны его более глубокие, чем от меча, думал Суйюн. Никто не может ждать, что он выздоровеет за ночь.
Что сделала Нисима? Подарки, которые она дала молодому господину, говорят о большой мудрости, размышлял монах.
Суйюн не сомневался, что Нисима — правитель, необходимый Ва. Мысли об Императрице принесли ощущение тепла и радости. «Она мой учитель, — думал он, — хотя и не знает об этом».
Монах переключил внимание на свет, падающий сквозь листья на воду ручья. «Иллюзия» — вот чему его научили, и потребовалось много времени, чтобы понять, что действительно это значит. Он видел так много несоответствий, что это заставило его задуматься: а что на самом деле написано в Свитках Ботахары?
Раздались звуки легких шагов по мягкой земле. Суйюн повернулся. Это Калам принес пиалы с чаем. Поклонившись, кочевник поставил одну на край мата Суйюна, потом повернулся и взял вторую для Комавары.
Суйюн поймал взгляд Комавары и махнул рукой в знак приглашения. Спрятав письмо, господин подошел и пристроился на уголке мата Суйюна. Монах заметил, что господин перестал носить меч на поясе — очень необычно для воина Сэй. Конечно, у Комавары был клинок в седле, но Суйюн не видел, чтобы тот к нему прикасался. Калам на каждой остановке проверял свой меч и всегда держал его под рукой. На границе Ва много разбойников, поэтому иметь оружие необходимо. При всем этом Комавара предпочел ехать без меча.
