Шон Рассел - Собирающий облака
Раздались звуки легких шагов по мягкой земле. Суйюн повернулся. Это Калам принес пиалы с чаем. Поклонившись, кочевник поставил одну на край мата Суйюна, потом повернулся и взял вторую для Комавары.
Суйюн поймал взгляд Комавары и махнул рукой в знак приглашения. Спрятав письмо, господин подошел и пристроился на уголке мата Суйюна. Монах заметил, что господин перестал носить меч на поясе — очень необычно для воина Сэй. Конечно, у Комавары был клинок в седле, но Суйюн не видел, чтобы тот к нему прикасался. Калам на каждой остановке проверял свой меч и всегда держал его под рукой. На границе Ва много разбойников, поэтому иметь оружие необходимо. При всем этом Комавара предпочел ехать без меча.
— Мы должны добраться до подножия горы сегодня в полдень, брат, это не так далеко, как кажется.
Суйюн кивнул:
— Да. Утром я пойду один, хотя мне будет не хватать вашей компании, Самуяму-сум.
— Боюсь, я плохой спутник, Суйюн-сум. Простите меня за это. Суйюн на мгновение смотрел на господина, пытаясь поймать его взгляд.
— Господин Команара, вы предполагаете, что тому, кто будет служить Учителю, можно говорить все, кроме правды? — сказал он нарочито серьезно.
Комавара ухмыльнулся:
— Пожалуйста, простите меня, брат. Я не имел в виду ничего подобного. Я действительно думаю, что моя компания была менее чем радостной.
— Возможно, но даже так она доставила мне огромную радость. В отличие от нашего другого путешествия вместе это, несомненно, более приятное.
У Комавары вырвался короткий смешок.
— Разве вы не радовались, брат, взбираясь в темноте на стены ущелья Денши? Легенды расскажут, что так и было.
Суйюн возразил:
— Это ваша легенда, господин Комавара, которая прославляет бесстрашие.
— Ух, — Комавара отхлебнул чай, — это одна из многих вещей, которых я боюсь, брат. На стенах ущелья Денши я был испуган так, как никогда раньше, тем не менее ни одна песня не расскажет об этом, хотя это часть истории. — Он добавил тихо: — Ни одна песня не сможет выразить все сожаление, которое я чувствую за все прерванные мной жизни.
Суйюн посмотрел на Комавару, страдание исказило его лицо.
— Я тоже отнимал жизни, Самуяму-сум. Господин Ботахара был великим полководцем. Дух может подняться над любыми вещами — такое возможно. Не думайте, что ваша душа навсегда сохранит это пятно, — его можно смыть. Вы не просто воин, Самуяму-сум, следующий по пути меча без вопросов. Война — ужасное дело: она посылает невинных на поля и лишает их души чистоты. Мы оба видели это. Господин Сёнто, госпожа Нисима, Яку Катта, вы — мы все сыграли свои роли в этой жестокой войне. Никто не остался в стороне.
Долг требует от нас многого. От некоторых он требует тяжелой работы. Воспарить над всем так же трудно, как подняться над тем, что вы сделали, исполняя свой долг. Тем не менее души огромной просвещенности воспарили над самыми ужасными обстоятельствами. Я верю, что вы подниметесь над ними, Самуяму-сум, хотя это может быть труднее всех других подвигов, прославивших вас.
Комавара глубоко вздохнул:
— Благодарю вас, Суйюн-сум. Надеюсь, вы правы, как и во многом другом.
Подошел Калам и сел на камень в шаге от них, молча отпивая чай.
Следующее утро застало трех путешественников у основания горы Святого Духа. Они ехали вдоль дороги, проходящей сквозь заросли берез, сосен и золотых кленов.
Они молчали, ибо осталось мало, о чем можно было поговорить. Они выжили в пустыне и в войне — слова не могли бы выразить всего. То, что Суйюн взял их с собой к началу своего пути, сказало все, что требовалось.
Наконец путники приблизились к алтарю у края дороги. Здесь дорога сужалась и круто поднималась вверх. Словно увидев знак, Суйюн остановился и повернул свою лошадь к спутникам.
— Отсюда я должен идти один, Самуяму-сум.
Молодой господин пожал плечами, как это часто делал Калам, подыскивая подходящие слова.
— Пусть Ботахара сопровождает вас, Самуяму-сум, — сказал Суйюн.
С усилием Комавара заставил себя говорить, но смог лишь прошептать:
— Пусть Ботахара поет ваше имя, брат. Суйюн дотронулся до руки господина.
— Он и так это уже сделал. Монах улыбнулся.
Повернувшись к Каламу, Суйюн заговорил с ним на языке пустыни, тот кивал в ответ на каждое слово. Из рукава монах достал что-то и вложил в руку Каламу. Последние слова Суйюна успокоили кочевника.
Поклонившись, монах развернулся и начал пробираться сквозь деревья. Суйюн повернул лошадь и помахал своим спутникам. Потом пропал из виду.
Комавара и кочевник направили своих лошадей туда, откуда пришли, и поскакали бок о бок. Прошло несколько ри, прежде чем любопытство Комавары не достигло предела.
— Если я могу спросить, — начал господин, — что вам отдал Суйюн?
Варвар опустил руку в карман и что-то вытащил. На ладони лежал голубой камень, который можно найти в реке, — гладкий и идеальный по форме.
— Это душа бабочки, господин Комавара, — произнес Калам с благоговением. — Брат Суйюн сказал мне, что однажды я увижу, что так оно и есть.
— Тогда это, без сомнения, правда, — ответил Комавара, и двое мужчин продолжили путь, погрузившись в свои мысли.
Стояла поздняя весна.
Суйюн отдал лошадь трем монахам, которых встретил, и они неожиданно дружелюбно позволили ему пройти, не называя свое имя. Дорога скользила между деревьев, храмов и монастырей, принадлежавших Сестричеству и бывшему Ордену Суйюна. На пути встречалось много алтарей, и, как всякий паломник, Суйюн останавливался у каждого и молился.
Суйюн спал под открытым небом, положив под голову одеяло, в котором днем нес свои пожитки, отказавшись от жилищ, приготовленных для путников возле монастырей.
С каждым шагом вверх по священной горе монах чувствовал, что отдаляется от земли, перемещаясь в другую реальность. Летние облака плыли с океана и, казалось, касались верхушки горы, застывая там, пока ветер не срывал их с места, унося вдаль.
«Они пришли ко мне, — усмехнулся над собой Суйюн. — Я — Собирающий Облака. Как у брата в древней пьесе, моя роль — собирать вокруг себя сомневающихся, неуверенных. Я разгоню иллюзии, но только для некоторых».
На второй день Суйюн пришел к алтарю, который искал, — место, где Ботахара отдал свою армию и отказался от всего; место, упомянутое в Свитке, который Суйюн получил от брата Хитары. Здесь монах нашел большой камень и начал медитировать. Алтарь находился высоко, и только немногие из самых сильных деревьев выжили здесь. Хотя их было мало, каждая из древних сосен имела имя, ибо они стояли на этом месте за тысячи лет до того, как сюда пришел Просветленный владыка.
Многие паломники приходили к этому алтарю, но мало кто говорил о нем Суйюну, ибо большинство дали обет молчания.
