Алла Рут - Темный день
– Гля, собака! Чья это? Дарин, твоя, что ли? Ух, ты, страшная какая… что за порода?
– Моя, моя, – отозвался Дарин. – Порода?
Он потянулся за большой пластиковой бутылкой.
– Э…африканская ищейка, – небрежно пояснил Дарин, налил пива и всунул стакан в руку приятеля, изо всех сил стараясь отвлечь того от созерцания «африканской ищейки».
Приятель отхлебнул пива и задумался.
– Не слыхал о такой породе, – признался он. – И не видал никогда. А я ведь ветеринар, на всякое насмотрелся! К нам в больницу-то кого только не привозят, – он покачал головой. – Один раз крокодила нильского доставили, ей-богу, не вру! Костью подавился. Обезьян частенько лечим, медведей…. а вот африканскую ищейку лечить пока не доводилось.
Ветеринар вытащил из скользкого пластикового пакетика полоску сухого кальмара и сунул прямо в морду кобольду.
– Эй, Бобик! На, возьми!
Кобольд уставился на человека тяжелым взглядом.
– Забавная псина, – продолжал ветеринар. – И форма черепа любопытная…
Тохта мысленно пожелал ему подавиться пивом.
Очень хотелось отхватить настырному человеку руку по локоть, так, чтобы раз и навсегда пропала охота всякую дрянь кобольду предлагать. Однако же, сдержался, выскользнул из-под стола и нырнул в кусты, от греха подальше.
В густых зарослях Тохта растянулся на траве и принялся грустить. Все в этом мире было чужим, немилым, все не по сердцу. Даже откормленные непуганые крысы больше не радовали, как должно. Ну, крысы… ну, откормленные… а дома-то, дома! Дома нора прекрасная, в меру сырая, в меру прохладная. Родное болото, где каждая лягушка знакома, Лутака, где каждый тебя знает, дом с синими ставнями…
Тохта тяжело вздохнул. Неужели, и впрямь, всю жизнь здесь прожить доведется?! И думать об этом не хотелось… но вдруг прямо в ухо словно кто-то невидимый шепнул: «Не хочешь, а придется».
И от этих слов сердце кобольда сжалось.
– Странная порода, – продолжал болтать за столом ветеринар, размахивая пустым стаканом. – Редкая?
– А то! – отозвался Дарин. – Редчайшая! Больших денег стоит. Да ладно, забудь ты об этом. Давай еще пива?
Ветеринар с готовностью подставил стакан, но забывать об удивительном животном не собирался.
– Морда интересная… – глубокомысленно пробормотал он. – Будто даже и не собачья? На прикус интересно бы глянуть… на зубы, то есть.
Дарин пересчитывал деньги, полученные за сделанный перевод, и на его слова внимания не обратил. Ветеринар выбрался из-за стола и, покачиваясь, двинулся в сторону кустов. Кобольд, погруженный в печальные мысли, непрошеного гостя заметил не сразу.
– Бобик! Бобик! А, вот ты где, – добродушно сказал человек и потрепал кобольда по загривку. – Что грустишь?
И он легонько щелкнул его по носу.
Кобольд замер. Потом глаза его вспыхнули рубиновым огнем.
– Эх, ты, пес Барбос! Африку, небось, вспоминаешь? Далеко она, да и фиг с ней. Ну-ка, покажи мне зубки! Покажи зубки, будь умницей…
Дарин обнаружил исчезновение ветеринара и всполошился не на шутку. Он попытался было выбраться из-за стола, но девица висела на нем, как клещ и отпускать не собиралась.
– Отстань от собаки! – крикнул он, одновременно стараясь повежливей отцепить от себя девушку.
– Прикус у собаки – это все, – деловито бормотал ветеринар, наклонившись к Тохте. От человека нестерпимо пахло пивом и чем-то соленым. – Без правильного прикуса собаке на выставке и делать нечего. А скажи-ка мне, Бобик, тебе хозяин витамины дает?
Он ловко ухватил Тохту за морду и прищурил глаза.
– Сейчас посмотрим…
Терпение кобольда лопнуло. Один движением он стряхнул с себя человеческие руки и произнес четко, глядя ему прямо в глаза:
– Пошел вон!
И выскользнул из зарослей.
В кустах послышался глухой стук, будто кто-то тяжелый грохнулся на землю в полный рост.
Подбежал встревоженный Дарин.
– Где этот придурок? – беспокойно спросил он у кобольда. – А… что это с ним?!
Он с удивлением уставился на приятеля, лежащего на земле.
– Он что, в обморок упал? Почему? Тохта, ты его укусил?
– Была охота, его кусать, – брезгливо проговорил кобольд. – Сказал просто, чтоб убирался…
– Сказал? Понятно, – Дарин кивнул. – Говорящая собака – кошмар ветеринара! Ну, да черт с ним. Проспится – забудет.
Он оглянулся на приятелей: те сидели за столом и маленького происшествия не заметили.
– Домой идем? – буркнул Тохта.
– Сейчас, дай мне еще минут пять. Поговорить надо, вроде еще заказец на перевод есть.
– Ладно, – угрюмо буркнул кобольд. – Я у реки пока посижу.
– Смотри, чтоб не увидели, – предупредил Дарин. – А то сам знаешь…
– Сам знаю, – согласился Тохта. – А ты смотри в оба, – он указал взглядом на тощую девицу. – Не вздумай в нору ее приводить!
Дарин смущенно кашлянул.
– Я и не собирался. Это просто… э… старая знакомая. Старая знакомая, вот и все. Она вообще не в моем вкусе!
Кобольд кивнул.
– И не в моем. Мы таких тощих никогда бы есть не стали…
– Есть?!
Уточнять Тохта не стал. Он пустился бежать, держась возле полосы кустов, стремительно и бесшумно пересек парк, пробежал по пустым дорожкам, ныряя в кусты всякий раз, когда чуял поблизости людей, рысцой взбежал на утес, нашел место, где никто его не увидит, и уселся.
Устроившись на камне, кобольд окинул взглядом широкую реку, зеленый остров посредине, огромный старый парк, а за парком – непривычный глазу пейзаж: многоэтажные дома, улицы, площади. Внизу на набережной – люди, люди…
Все кругом было незнакомое, странное, все раздражало, все не нравилось. Кобольды живут долго, а он, Тохта, по меркам своего племени, еще совсем молод. Еще лет двести впереди, где же он проживет их? Неужто здесь?
– Разве это жизнь?! – мрачно спросил сам себя кобольд, с отвращением разглядывая чужой мир. – Разве жизнь?
Так он сидел, погруженный в невеселые мысли, пока не услыхал позади шорох и шаги. Оборачиваться кобольд не стал – и так ясно было, что это Дарин. Его запах Тохта учуял еще тогда, когда приятель только-только подходил к утесу. Мелькнула мысль – как же Дарин догадался, где его искать? Но додумывать ее кобольд не стал: в последнее время между ним и Дарином образовалась какая-то невидимая связь, которая помогала парню безошибочно определять, где в данный момент находится Тохта. Дарин подошел, уселся рядом и тоже стал смотрел на реку, на белые теплоходы, на толпу людей, гуляющих по набережной. Говорить ничего не стал: и без слов прекрасно знал, какие думы одолевают кобольда.
Наконец. Тохта поднялся на ноги и встряхнулся.
– Пойдем домой, – угрюмо проговорил он. – Есть хочу.
