Екатерина Иванова - К тебе я руки протяну…
— И что ты тут делаешь?
— Вен!
Ральта разбудила. Рьматова задница.
— Вен!
— Молчать!
— Госпожа…
— Молчать, я сказала! Так что ты тут делаешь?
Ральт сполз с постели и, пройдя пару шагов, рухнул на колени, схватив меня за руку.
— Ральт!
— Выслушайте меня.
— И?
— Это… Хенрик.
— Хенрик? Какой Хенрик?
— Но вы же видели…
— Хенрик? Из твоей памяти? И что мне до него?! Скольких он убил до того, как напороться на нас?
— Я… ни одного. Я… первый раз. Решился.
Хриплый шепот заставил меня посмотреть на мечника. Тонкие руки сомкнулись на плечах. Ноги дрожат. Глаза зажмурены.
Рьмат! И это чуть не убило Ральта? Рука сама залепила пощечину. Мечник вздрогнул, облегченно вздохнул, оперся спиной на стену и взвыл от боли.
Я молниеносно перевернула его лицом к стене и подняла рубашку. Зрелище заставило меня заскрипеть зубами. Красные свежие рубцы — на спине не осталось живого места. Рьмат Милосердный.
— Кто? Кто это сделал?!
— В конце-концов он добился… чего… хотел, — парнишка обернулся, часто дыша.
— Ральт, ложись!
— Но госпожа…
— Кто-нибудь сегодня будет меня слушать?!
— Так. Хенрик! В мою постель, на живот. Быстро.
Ральт, наконец, послушался. Я порылась в поклаже. Что ж… Затворный порошок тоже не помешает, а еще кора вельха и весенний пятилистник, холст.
Зачерпнув за порогом снега, я заварила отвар. Мальчишка даже не пискнул, когда почти обжигающие тряпки прикоснулись к его спине. Только пальцы вцепились в старую волчью шкуру. Я стерла слезы с его щек и потрепала волосы.
— Полежишь так до утра. Боль снимет, да и подживет… Хенрик.
Запасное одеяло укрыло беззащитно выпирающие лопатки. Я подошла к Ральту и присела на край.
— Двигайся, защитник.
Он отодвинулся к стене, поморщившись от боли.
Места хватило, и мой плащ укрыл нас обоих. Я уже засыпала, когда Ральт нашарил в темноте мою руку и сжал ее.
13. Ублюдок
Уже было светло, когда я снова проснулся. Перелез через Вен, старясь не разбудить ее, подоткнул ей плащ и повернулся к столу, чтобы взять котелок. На второй постели шевельнулся и застонал Хени, через секунду я уже стоял рядом.
— Хени, Хени…
— Аль, — он приподнялся на локтях, и я помог ему сесть, укрыв одеялом оголившуюся спину. — Аль… я сразу не узнал тебя, прости.
— Я знаю. — Я сам узнал его в тот же миг, что увидел, но все же он отступил, уже победив. Как всегда.
— Прости. Я скоро искуплю вину своей смертью.
— Зачем ты говоришь так? — Безнадежность в его голосе сжимала мне сердце. — Раны не смертельные. Ты выздоровеешь.
— Разве ты не понимаешь? — Он резко тряхнул головой и лихорадочно зашептал, — она никогда, никогда не примет меня. Она не простит мне… тебя. Ты просто не представляешь, — в глазах его плескалась, нет, даже не зависть, а жадность, — не представляешь, как тебе повезло.
— Ну почему же, прекрасно представляю. Господин Эльбат три года был моим хозяином.
Глаза его расширились, и жадность смыло непониманием:
— Но как?
— Так же как и ты, Хени. Только я все же успел… — Пришла моя очередь прятать глаза, — убить ее напарника.
— И она?
— Она ни разу не укорила меня этим. Ни разу. — Я все еще боялся, что однажды… — Госпожа уже приняла тебя, Хени.
Но он не слушал меня. Неловкие ладони скользили по моим плечам, щекам, теребили волосы. А губы повторяли одно и то же:
— Три года. Три года. Три года.
— Хени, Хени. — Я обнял его, старясь не потревожить раны.
— Три года, Святая Матерь. Я… Восемь дней, мне хватило восьми дней, Аль, и я вышел на дорогу, чтобы привести кого-то вместо себя. Как ты жил с этим?
— Не знаю. — Я шептал, задевая губами белые волоски у его шеи. — Не знаю.
Внезапно до него дошли мои слова. Руки на моих плечах задрожали, скользнули вниз. Ладони сжали мои запястья.
— Ты сказал…
— Да. Она уже приняла тебя, Хени.
— Не может быть… — Он боялся поверить.
Я видел себя самого. Страх терзал его, такой знакомый страх — быть отвергнутым, оставленным на волю Эйхри.
— Она… Она лучшее, что могло случиться со мной, Хени. Я доверяю ей. И она… она добрая.
Хени уставился на меня, открыв рот. Слово из детских сказок о хозяевах прозвучало так… беззащитно.
— Приятно слышать.
Мы разом вздрогнули, и я обернулся к Вен. Она потянулась и села на постели, подобрав под себя ноги.
Что она успела услышать? Впрочем, не имеет значения.
— Ральт, ты можешь подождать?
Она спрашивала меня о…? Да я мог подождать. Буря была еще далеко. Я кивнул.
— Хенрик, подойди ко мне.
Хени неловко слез с постели, я помог ему натянуть сапоги и надеть рубаху. Вен терпеливо ждала. Он медленно подошел и опустился рядом с ней на колени.
— Ральт, — она порылась в забытом на поясе кошеле и протянула мне витой шнурок, — свяжи ему руки.
На миг я перестал дышать. Она знает?!
Высшая степень доверия — позволить другой бабочке связать тебе руки перед ритуалом. Высшая степень доверия — согласиться сделать это, ведь ты разделишь все, что случится с этим человеком. Я бы попросил его об этом, если бы Хени не был так мал в мой первый раз. Он быстро глянул на меня и опустил голову.
Руки почти не дрожали, но от волнения я затянул узел туже, чем следовало. Меня трясло, пока трудились ее пальцы. Я верил ей, мое сердце верило ей, но вот тело давно забыло о доверии. И только когда она отложила шнурок в строну, напряжение отпустило меня, и я неловко сел на пол рядом с Хени.
— Дайте мне руки, мальчики.
Хени промахнулся мимо ее ладони, и она сама поймала ее левой рукой.
Не знаю, сколько мы просидели так. Правой рукой я обнял Хени. Левая легко сжимала пальцы Вен.
— Ну, только простуды вам не хватало. — Вен освободила ладони и потрепала нас обоих по волосам. — Белый и черный, может быть мне начать собирать коллекцию? Где двое там и третий. Рыжий, например.
Она серьезно смотрела на нас, будто бы действительно размышляя об этом. Но я просто улыбнулся ей, потерся щекой о ее ладонь и пошел готовить завтрак.
Хени за моей спиной залезал на постель, понукаемый Вен. Ее ворчание согревало меня не хуже очажного огня.
****
Я смирилась. Я смотрела на сидящего рядом мальчишку, понимая, что не смогу оттолкнуть его. А значит, еще одна жизнь зависела от меня. Как бы я не желала иного.
Чистый хайрец. Белые волосы, голубые глаза. И как они упустили одного из своих? Те, кому всегда не хватает людей, не должны бросаться ими. Я покачала головой, и Хенрик, уловив мое движение, почти приник к постели.
