Тамара Воронина - Зеркало перемен. 1. Дарующая жизнь
– И что? – поинтересовался Проводник. – Отсюда давай поподробнее. Что ты все же увидел такого, если не увидел Странницу?
– Я бы сказал тебе, если б знал, – повесил голову шут. – Дай мне время, может, пойму.
– Я-то дам. Даст ли Родаг?
– Не пугай ее! – оборвал шут.
Маркус промолчал, подвинул Лене тарелку и налил в три кружки из кувшина. Гнев растворился в глазах шута. Только что они были темными кипящими – и уже все, обычный сине-серый цвет и темные крапинки… в них, наверное, ярость и ушла. Сконцентрировалась. Из кружки пахло непонятно, но привлекательно. Маркус намазал на хлеб масло таким слоем, какого Лене бы хватило на неделю, потому она покачала головой и соорудила себе бутерброд сама: хлеб, нисколько не подсохший за ночь, немножко масла, немножко колбасы и побольше сыра. Получилось внушительно и очень вкусно. Шут ел с меньшим аппетитом, чем вчера – ах да, эта мазь жжет, ему просто больно…
– Если ты так уверен, что король тебя найдет, зачем согласился на то, чтобы Маркус избавлял тебя от шрамов? Ведь больно.
– Может, он хочет умереть красивым, – хмыкнул Маркус с набитым ртом. Шут улыбнулся.
– Не знаю. Наверное, на что-то надеюсь. Я не помню, когда это было в последний раз, не помню, как выглядит надежда. Ты пей. Это замечательный напиток. Мало кто умеет его готовить, хотя рецепт знают все. Поговаривают, чтобы шиана была хорошей, в нее надо добавить чуточку магии, но совсем чуточку, иначе она будет горчить. Ты владеешь магией, Проводник?
– Минимально. На шиану только и хватает. Попробуй, Делиена. Это вкусно. А настоящая шиана придает силы, снимает боль, излечивает лихорадку…
– Снимает боль? – заинтересовался шут и сделал пару хороших глотков. Маркус расхохотался. Лена осторожно поднесла кружку к губам. Было и правда вкусно, ни на кофе, ни на чай не похоже, немножко терпко, немножко остро, горьковато самую чуточку и вызывало смутные ассоциации почему-то с глинтвейном. Маркус выглядел удовлетворенным, может, из-за этой удовлетворенности начал подначивать шута:
–Ты уж, наверное, и вкус забыл такой простой еды.
– Забыл, – согласился шут, с видимым удовольствием проглотив кусок колбасы. – Столько лет уж… Но мне этот вкус нравится. Хлеб только неудачный.
Лена чуть не подавилась. Хлеб был вкуснее любого торта. Но Маркус сокрушенно кивнул:
– Да, но разве здесь найдешь хороший хлеб? Зато сыр съедобный.
После завтрака Маркус сноровисто убрал со стола и вылил в кружки оставшуюся шиану. Коньяк и сигара для джентльменов. Шут попытался пересадить Лену в кресло, а она сопротивлялась, и Маркус снова легко поднял ее и перенес.
– Не переживай, Делиена, он уже почти в порядке, смотри, твой порез уже совсем зажил, а рубцы – ну ничего, через несколько дней и следов не останется. Ему и сейчас уже не так уж и больно. Нехорошо, когда женщина сидит на жестком стуле, а мужчина в кресле. А шут у нас привык к дворцовым правилам, там это и вовсе уж неприличным считается. Здесь ведь удобнее. А ты хочешь поговорить с ним. Я схожу…
– Я с вами обоими хочу поговорить, – перебила Лена, – только не знаю о чем. Маркус, почему ты так свято уверен, что мне ничего не угрожает, что никто не осмелится меня тронуть? Ну вот если, не приведи бог, сейчас сюда ворвутся солдаты – они что, меня так и не тронут?
– Конечно, нет, – удивился Маркус. – Тебя и Верховный Охранитель не тронет. Ты вспомни, как на тебя смотрел маг, а маги здесь люди весьма уважаемые. Шут, тебе пришло бы в голову обидеть Странницу?
Шут медленно покачал головой. Глаза медленно темнели. Почему?
– Почему, Маркус? Это преступление?
– Это преступление перед самим собой, – подумав, ответил Проводник. Яснее не стало. – Я даже не слышал, чтобы Странницу кто-то обидел. Даже в легендах не рассказывают.
– Был такой разбойник, Харем… он не только грабил путников на дороге, он обязательно убивал, и убивал плохо. Грешил он некромантией, хотя, по словам Кариса… это придворный маг, ты его видела… по словам Кариса, магом он был фиговым, почти без Дара, но очень уж старался. А однажды его шайка напала на целый лагерь. Всех убили. Детей грудных, старуху ветхую совсем, женщин… У нас вообще считается грехом убить женщину, Лена, даже отравительниц или черных ведьм не казнят никогда. Харем убил всех, кроме Странницы. Я не знаю, что его остановило, но ее он отпустил. Тебе действительно ничего не угрожает без нас.
– А с нами тем более, – проворчал Маркус. – Ты ведь тоже, я думаю, не только книжки читать умеешь. Драться умеешь?
– Умею, – пожал плечами шут, – конечно. И даже неплохо. Только на нее не нападут. Или ты имеешь в виду, способен ли я постоять за себя? Способен, можешь мне поверить.
– Я вижу. Так мускулы развиты у неплохих бойцов.
– Как дети, – вздохнула Лена. – Постоять за себя можно, если пара хулиганов пристанет в темном переулке. А если десяток солдат?
– С десятком солдат я и один справлюсь, – повел плечом Маркус, и так спокойно, так равнодушно он это произнес, что Лена поверила, хотя это и казалось ей невероятным. Рембо со шпагой. Терминатор с минимальными магическими способностями.
– А если солдат будет всего пятеро и один маг? – спросила она не без язвительности. Словно и не заметив ее тона, Маркус покачал головой.
– Это сложнее. Зависит уже от мага. Карис не страшен, но если у них есть хоть плохонький боевой маг, наши дела намного хуже.
– У них есть Крон, – очень тихо проговорил шут, и Маркус озабоченно и уважительно промолчал. Чародеи узкой специализации. С записью в дипломе о специальном образовании. Лене очень бы понадобился сейчас специалист с узким специальным образованием. Специалист, наивно считающий себя способным исцелить душу человеческую, то есть обыкновенный психиатр. Потому что не бывает магии и магов. Шпаги давно используются только любителями в белых штанах по колено и больших сетчатых масках, да и те снабжены шариками на концах, чтоб не дай бог не поранить противника. А то дисквалифицируют. Фехтование, один из самых бесполезных навыков в мире огнестрельного оружия, здесь наверняка почитается как нечто особенное и замечательное, мастера – люди уважаемые, а Маркус, похоже, в этом деле не последний человек. Или считает себя не последним. Людей не бьют кнутами на площади, привязывая к стеклянному кресту. Ни в один напиток никакой магии не добавляют, если не считать магией обыкновенное умение хорошо готовить, пусть только один напиток. Раны лечат врачи, а не волшебники, и никакой, даже самый-рассамый талантливый и умелый врач не сведет кровавые рубцы за несколько дней, да так, что и шрамов не останется. В мире Лены шут до конца своих дней остался бы таким исполосованным… а ведь даже засохшей крови нет на теле. Словно рассердившийся папа выпорол непослушного сына, только не по попе ремнем был, а по груди, красные припухшие полосы – и все. А крови он потерял много. Очень много. Рубашка была алая сплошь.
