Александр Волков - Пришелец
— Ну что ж, пока все идет нормально, — томно произнес Люс, когда они вернулись в хатангу. Он сидел на скамье у самого входа и, прислушиваясь к уличным крикам, подкидывал на ладони глухо позвякивающий кожаный мешочек.
— Даже слишком, — послышался из противоположного угла голос Дильса. Воин сидел под овальным окошком, озаренным беглыми кровавыми всполохами площадных факелов, и не спеша потягивал прохладный шипучий напиток из большой глиняной кружки.
Дверной проем вновь озарился мерцающим светом голубого факела, послышался уже знакомый голос жреца, а когда он умолк, Эрних перевел сказанную фразу как приглашение принять участие в ночных гуляниях в честь Больших Игр.
— Хорошее дело, — сказал Люс, когда жрец удалился, — отчего и не погулять — монеты есть!
— Это приглашение или приказ? — спросил Норман.
— На местном языке это одно и то же, — сказал Эрних.
На площадь пришлось идти всем, тем более что на поясе у каждого позвякивал монетами увесистый мешочек, выданный безбородым бритоголовым жрецом после совершения священного омовения. Вначале гардары и кетты старались не смешиваться с шумной беспорядочной толпой, но вскоре Свегг заметил среди раскрашенных мелькающих физиономий знакомое лицо одного из бывших заложников-шечтлей, рыжебородый Сконн потянул Янгора к бревенчатому помосту, где при пронзительных звуках флейты плавно покачивались раздутые капюшоны двух гигантских змей, падре увлекся изучением бесчисленных татуировок на потных разгоряченных телах, и лишь Норман остался стоять у стены хатанги, дымя трубкой и полируя перстни кружевными манжетами выстиранной блузы. Бэрг, Тинга и Эрних, не отходя друг от друга, тоже ненадолго смешались с орущей толпой, но вскоре вернулись к стене, с трудом отбившись от четырех рослых плосконосых мужчин, пытавшихся окружить Тингу и увлечь ее в один из шумных притонов, с наступлением ночи распахнувших для гуляющих свои низкие, озаренные бегающим светом двери. Норман видел, как Бэрг, заслонив Тингу, молниеносным движением воткнул кулак под нижнее ребро одного из гуляк, как Эрних легко коснулся пальцами шеи другого и, плавным движением рук откинув в стороны двух оставшихся, освободил молодой паре путь к стене.
— Норман, вы, я вижу, не хотите принимать участие в этом торжестве? — спросил он слегка задыхающимся от возбуждения голосом.
— Да, я чувствую себя лишним на этом празднике жизни, — пробормотал Норман.
— В таком случае присмотрите за Бэргом и Тингой, — сказал Эрних и, тряхнув золотыми волосами, исчез в толпе.
Норман подумал о том, что само провидение послало ему этого юношу с его удивительными способностями говорить на всевозможных языках, излечивать безнадежно больных, заговаривать человеческие пороки, уподобляясь укротителю змей с его чарующей флейтой. Беспокоила мысль о явлении черного раба, одушевленного дикой волей местного колдуна и ставшего беспрекословным неукротимым орудием его неведомых замыслов. Беспокоила эта горластая разукрашенная толпа, подобная многоголовой гидре, растекшейся по площади в млечном свете восходящей луны. Щупальца этого чудовища уползали в темные переулки, втекали в зловонные дыры кабаков, ползли на бревенчатый помост, где среди колышущихся змеиных капюшонов топтались и бились тугими винными мехами горбатые уродливые шуты на высоких ходулях. Норман видел, как один из шутов неосторожно наступил на змею и как она оплелась вокруг ходули и, мгновенно взвившись над тряпичным плечом горбатого карлика, впилась зубами в отвисшую мочку его уха. Карлик с перепугу отбросил одну из своих подпорок, перехватил змею рукой, но тут же повалился на дико гогочущую толпу перед подмостками. Норман вспомнил те далекие времена, когда он сам выскакивал из-за холщовых ширм и, пройдя на руках по гладкому круглому бревну, спрыгивал на широкий конец перекинутой через козлы доски. Он широко разводил опушенные замыгзанными кружевами руки, отвешивал низкие поклоны и улыбался дрожащими от напряжения губами. Страшный толчок доски подбрасывал его в воздух, заставляя руками захватывать собственный затылок и с силой прижимать голову к животу, чтобы успеть сделать два переворота и, чуть согнув расставленные ноги, опуститься на широкие каменные плечи хозяина труппы. Монах бродячего нищенствующего ордена учил его читать и писать, а когда они подолгу тряслись в шарабане, слушая монотонный лепет дождя по заплатанному кожаному верху, рассказывал о Городе Солнца, где люди живут в счастье и довольстве, предаваясь изучению всевозможных наук и созданию прекрасных творений — плодов свободного духа и искусных рук.
— А где он, этот город? — спрашивал мальчик, морщась от залетающих под кожаный верх капель и запахиваясь полой монашеской сутаны.
— Его еще нет, — отвечал монах, тиская беззубыми деснами сухую хлебную корку, — но он будет, слышишь, мой мальчик, ибо сам Господь Бог создал человека, чтобы тот уподобил землю райскому саду!
Но на одном постоялом дворе кто-то донес на разговорчивого монаха, и под утро четверо грубых, воняющих перегоревшим вином солдат явились за стариком и увезли его в черном скрипучем рыдване с наглухо задернутыми шторками. Его тюфяк они обыскали небрежно и, порывшись в соломенной трухе, Норман вскоре наткнулся на маленький толстый томик в потертом кожаном переплете. Подвинувшись к окну и раскрыв его, мальчик различил в серых утренних сумерках беглые короткие надписи, а полистав, обнаружил на желтых пергаментных страницах чертежи, исполненные дрожащей старческой рукой. С тех пор этот томик путешествовал с Норманом повсюду, напоминая ему о монахе, по слухам сошедшем с ума от пыток и допросов в сырых подземных казематах Дворца Правосудия.
Но с годами благодарная память о монахе обратилась в мечту о Городе Солнца, быстрые пленительные наброски которого занимали половину страниц потертого томика. Они перемежались беглыми пояснительными надписями, беспорядочно разбросанными статьями законов, нотными знаками, составлявшими отдельные музыкальные фразы будущего государственного гимна, а также краткими рекомендациями по устройству детских воспитательных заведений. Норман тщательно скрывал этот томик от посторонних глаз, выставляя целью всего похода завоевание богатой золотоносной провинции, но теперь, когда эта цель была близка, его мысли вновь и вновь возвращались к тем далеким беседам под кожаными сводами шарабана странствующей труппы.
— И кто же будет жить в твоем идеальном Городе? — услышал он вдруг над самым ухом.
— Они, — сказал Норман, кивнув в сторону Бэрга и Тинги, стоявших в обнимку у самой стены и с любопытством разглядывавших серьги и колечки на камышовом лотке площадного торговца.
