Юлиана Суренова - По ту сторону гор
Аль брезгливо поморщился. Конечно, это был не совсем грабеж, но все же…
— А что? — Лот прекрасно понимал ход его мыслей, слишком уж красноречивым был вид царевича, и потому глядел на собеседника с вызовом, готовый отразить любой выпад, будь то словесный или немой. — Разбойники забрали то, что принадлежало нам и, сними мы с покойников последнюю рубаху и сапоги, все равно остались бы нам должны. Так что все справедливо. А, главное, — он даже умудрился улыбнуться, так ему понравилась своя последняя мысль, — эти медяшки мы можем смело тратить, не боясь привлечь к себе внимание.
Алиор тяжело вздохнул.
— Не правильно это, — негромко проговорил он, однако руку с плеча бродяги убрал. В его словах, движениях больше не было угрозы, разве что сомнение и еще — доля страха: — Нельзя ничего у мертвецов брать. Даже если это твое. Мертвые оставляют метку на своих вещах. И придут за ними.
— Ну, до сих пор не пришли, — пожал плечами Лот, однако, как он ни храбрился, было видно, что ему стало несколько не по себе от этих слов спутника. — И вообще, я же не собираюсь эти монеты у себя хранить. Купим еды на несколько дней, снимем комнату. Если повезет — прикупим коня. Конечно, настоящего — вряд ли, но какую-никакую клячу из тех, что годятся по большей части лишь в суп — сможем. В трактирах такого добра обычно хватает.
— Тебе приходилось…
— Бывать в трактирах? Да. Отец часто был в отъезде. Порой брал и меня с собой. Хотел, чтобы я посмотрел на мир, узнал, какой он большой и прекрасный…
— Но твой отец ведь не был торговцем? — Аль нахмурился. Непохоже, чтобы это было так. Да и боги, собирая их маленькую группку, не стали бы включать в нее людей одной судьбы. Зачем?
— Нет, конечно, — Лот рассмеялся, однако как-то невесело. Было видно, что воспоминания о родителях в одно и то же мгновение доставляют ему радость и причиняют боль, и он сам не понимал, что из двух было сильнее. — Просто… — он медлил с ответом. Это показалось Алиору странным. Казалось, самый большой секрет был уже раскрыт, и не было смысла дальше таиться.
— Так кем он был?
— Ну…
— Слушай, — тот был готов рассмеяться, столь забавным ему показалось это стремление приятеля утаить правду. — Ты все то время, что я тебя знаю, назывался нищим бродягой, ничуть не смущаясь по этому поводу!
— А что плохого в том, чтобы быть сыном нищего?
— Да ничего! Но ведь и хуже ничего быть не может!
— Это еще как посмотреть, — тяжело вздохнул Лот, недовольный, что разговор зашел как раз в ту сторону, куда он меньше всего хотел.
— Ладно тебе! — Аль же беззаботно махнул рукой. Он хотел как-то поддержать приятеля и, вместе с тем, подтолкнуть его к ответу, узнать который требовало его любопытство. — Лучше скажи: ты любишь своих родителей?
— Конечно!
— Они были хорошими людьми?
— Ну да.
— Так чего тебе их стыдиться? Каким бы ни было их занятие, работа — она и есть работа.
— Он был палачом.
— А, — в первый миг, еще не до конца осмыслив услышанное, Алиор понимающе кивнул. Действительно, чья еще работа в вечной дороге? Воина, торговца и палача. Потому что, с одной стороны, палач — не последний человек в стране — исполнитель приговоров, хранитель законов. Состоит на службе царю, получает неплохое жалование. Вот только жить с таким человеком рядом…. Слишком уж много призраков вьется над его головой, того и гляди утянут живым под землю. И оказавшихся поблизости прихватят с собой.
И по мере того, как юноша думал обо всем этом, ему становилось не по себе. Когда же он, наконец, понял, что именно сказал Лот, то нервно повел плечами, чувствуя неприятное прикосновение холода к спине.
— Что? — сразу же заметив это, поспешил спросить Лот. — Тебе больше нравилось идти по одной дороге с бродягой, чем с сыном палача? Еще бы, люди ведь ненавидят тех, кто убирает мусор, сильнее, чем раскидывающих его!
— "Убирать мусор" — так ты называешь казнь?
— Палач рубит головы и руки не потому, что ему это нравится, а исполняя приказ!
— И моего брата твой отец казнил бы?
— Если бы таков был приказ твоего отца! — парировал Лот. Его щеки пылали, глаза горели огнем, словно в лихорадке, да и голос был нездоровым, полным резких возгласов нервозности и хрипоты напряжения. А затем вдруг наступило какое-то беспомощное безразличие: — И что теперь? Разбежимся в разные стороны? Ты ведь не захочешь и дальше идти со мной, зная, что я — сын палача.
— Да какая мне разница, кем были твои родители! — хмурясь и стараясь глядеть в сторону, словно не желая, чтобы собеседник разоблачил его неискренность, проворчал царевич. Впрочем, Лот и так ему не особенно верил. Хотя бы потому, что сам он, говоря те же самые слова, думал бы совсем иначе. Что уж там, людям свойственно мерить других на свой манер. А тут еще Аль вместо того, чтобы замолчать, давая приятелю время, успокоившись, махнуть на все рукой, говоря: "Ладно, забудем. Раз тебе нет никакой разницы, то и мне — подавно. Когда же разница появится — скажи, я уйду", пробормотал, продолжая скорее свои размышления, чем разговор:
— Понятно, как ты осмелился взять монеты у мертвецов.
— Ну конечно! — на этот раз бродяга вспылил. — Потому что все деньги палача от мертвецов, ты это имел в виду? Ну, скажи это, скажи!
Алиор дернул плечами. Он был готов ответить вызовом на вызов, но потом, подумав, решил, что их ссора ни к чему хорошему не приведет.
— Прости, — опустив голову на грудь, проговорил царевич. — Я не хотел тебя обидеть или оскорбить. Просто…
— Просто ничто не презирается больше, чем ремесло палача!
Аль лишь пожал плечами, показывая, что не знает, что тут сказать. Ведь то, что палачей ненавидят настолько, что никто не пожмет им руку, — правда. И живут они обычно на отшибе, в стороне от всех. И…
— Ладно, давай не будем больше об этом, — пробормотал Лот, глядя в сторону. Было видно, что он страшно жалел, что сказал приятелю правду о себе. Он надеялся, что царевич поймет его, но ошибся. И от этого ему становилось еще хуже. Он зашагал вперед, упрямо глядя лишь перед собой, не оборачиваясь, давая спутнику возможность уйти. Но тот упрямо шел следом.
Сорвав длинную тонкую соломинку, он постегивал себя по ноге, хмурясь и упрямо стискивая губы:
"Может, так и лучше, — имея в виду Лота, убеждал он себя. — Не придется никуда идти, рискуя оказаться в охваченном эпидемией городе своей судьбы. Монеты на первое время у него есть. А там… Найдет себе какое-нибудь ремесло. Хоть в подмастерья подастся, хоть в помощники к кому-нибудь… тому же палачу… Вот если бы правда открылась в горах, тогда да… Брат бы не стал терпеть такого соседства… Даже если на то была воля богов…" — но он был не таким, как брат. И, если честно, Аль слишком сильно не хотелось оставаться в одиночестве, чтобы по собственной воле отказываться от спутника.
