Александр Меньшов - Железом и кровью
— А ты сам хоть раз видел возвратившихся оттуда? — спросил я, вытирая вспотевший лоб.
Несмотря на холод, мне было очень жарко и даже душно.
Эльф молчал. Он изучающе смотрел на меня, а потом нехотя ответил:
— Однажды… однажды я видел такого…
— И как он?
— Он был… был… очень странным…
Эльф прищурился и замолчал.
— Почему мы боимся умереть, если верим в бессмертную Искру? Верим в наше перерождение?
Эльф смотрел на меня и не произносил ни слова.
— Мне привиделось чистилище, — сказал я. — Страшное… неприятное… Наверное из-за того, что там нет никого, кого бы я знал. Ни матери, ни отца, ни братьев, ни сестёр…
— А они вообще у тебя есть?
— Почему ты так спросил?
— Ты ведь, Бор, никогда, даже вскользь, не упоминал о них.
— Возможно… возможно…
— Негоже тебе сегодня быть одному, — вдруг заявил Бернар, приближаясь.
— Почему? — чуть откашлявшись, спросил я.
— Не знаю, — вдруг пожал плечами эльф. — Не знаю… Но, чувствую, что негоже… Сегодня, говорят солдаты, на Гадючьем плато видели единорога…
К чему он это сказал?
Бернар задумчиво вздохнул и снова повторил:
— Единорога… Белого, как луна… как серебро… Мне кажется, что он кого-то искал… или ждал… Понимаешь?
— Нет, — честно ответил я.
Эльф посмотрел куда-то вдаль в сторону Гадючьего плато.
— Единороги приходят, чтобы отвести Искру в чистилище… Или вернуть её назад… А тут белоснежный… Зелёная молодёжь хотела на него поохотиться. Слава Тенсесу, им этого не дали. А то случился бы непоправимый грех…
Бернар был странно взволнован. Я последний раз его таким видел на том безымянном острове у джунского Светоча. Эльф тогда тоже что-то несуразное бормотал.
— То был единорог, принадлежавший Мишель ди…
— Единороги никогда и никому не принадлежат! — резко ответил Бернар. — Они сами находят себе… себе… тех, кто им…
Тут эльф совсем растерялся и испугано посмотрел на меня.
— Бернар? — осторожно позвал я его.
— Что? — эльф медленно «вернулся» в это мир.
— Что с тобой?
Бернар ставился на меня, а потом пробормотал:
— Святой Арг… серебряный… Вот что, Бор, пошли-ка, друг. Негоже сегодня быть одному… негоже…
И мы не спеша пошли прочь…
13
…Какой длинный день… Бесконечный день…
Это серое пасмурное утро началось всеобщей побудкой. Мне удалось чуть поспать, хотя, признаюсь честно, мысли о предстоящем сражении не покидали голову.
Собирался я неспешно, тщательно подготавливаясь к рукопашной. Люди вокруг были также серьёзны и немногословны.
Напутственных слов не было. Отряд, в составе которого был я, заступил к ограде и затаился в ожидании.
Перед этим я тепло попрощался с Бернаром. Он освятил меня знамением и прошептал молитву. Снова мимоходом пробормотал про единорога, косясь на руну Арга в моем акетоне.
— Береги себя, — хрипло проговорил он, удаляясь в стан.
Заглянул Первосвет. Он шёл во второй «волне», потому пока ещё не очень торопился облачаться в броню.
— Давай, брат! — сжал он меня в своих медвежьих объятиях. — Я вызывался идти с гренадерами, но меня, почему-то, не пускают.
— Я попросил, — признался ему.
— Ну… ну…
— Так, брат, надо.
Я кивнул ему на прощагье и ушёл на передовую.
Внутри живота что-то сжималось от волнения. Мне ещё ни разу не приходилось участвовать в подобном бою. То ли дело мои предыдущие сражения и драки, а тут «свалка».
Лошади уже подтянули катапульты, а вскоре подъехали телеги с огромными огненными зарядами — бомбами, да кучей каменных глыб — ядрами.
В небе закружились сначала несколько, а потом целая стая черных ворон. Их мерзкое карканье и без того омрачало душу.
— Вот суки! Прямо чувствуют! — злобно выругался седой дружинник.
— Серьёзно чувствуют? — удивлённо привстал кто-то из молодых.
— Куда серьёзней! Чувствуют смертушку за сто вёрст.
— Заряжай! Поджигай! — дал команду длинный гладкобритый сотник.
И через минуту вся первая партия зарядов запылала ярким огнём. Накануне вечером в лагере я слышал, как рассказывали, что к этим зарядам приложили руку эльфы-маги.
— Начали! — гаркнул сотник и в воздух взметнулся с десяток огненных шаров.
Один из них врезался в крышу центральной сторожевой башни, отчего её верхушка расцвела снопом ярких искр.
Сонную тишину утра разорвали крики дозорных, пылающие, словно факелы на верхушке разрушенной башни. Они в ужасе прыгали вниз, но, ни один из них так и не поднялся с земли.
Вместе с катапультами со Святой Земли прибыл и отборный Красный полк. То были бравые ребята, не раз участвовавшие в боевых действиях и зарекомендовавшие себя отличными бомбардирами.
Основной удар был направлен на ворота. По замыслу Залесского необходимо было создать довольно широкий проход, чтобы авангарду удалось ворваться в крепость и укрепится у стен, пока не подойдут основные войска.
Штурмовые отряды укомплектовывали из расчета пятьдесят на пятьдесят: половину составляли ветераны-гренадеры, а вторую часть — новобранцы из числа добровольцев.
Пока шёл обстрел крепости, гренадеры совершали свой ритуал, глядя на который моё сердце вдруг сжалось и заныло. С обратной стороны передвижных деревянных стен на кожаных тесёмках повисли сотни плоских медных монет с просверленными насквозь дырочками. На эти монетки ратники наносили свои имена. А командиры отрядов по окончании боя собирали те, хозяева которых не вернулись с поля боя. Монеты складывались в полковой сундук, а потом отправлялись семьям погибших с причитающимся жалованием. На днях я видел один такой, и мысль о том, что внутри лежит своеобразная память о ратниках, убитых в бою, неприятно резала душу.
Гренадеры по заведенной традиции прощались, поддерживая друг друга своим девизом:
— Честно и грозно, пока ночь не закроет наши глаза!
Я стоял чуть в сторонке и наблюдал как здоровые крепкие парни… да что там парни — мужики с длинными заплетёнными в косицы бородами, крепко обнимались и хлопали мозолистыми ладонями товарищей по спинам. Глядя на ветеранов, тоже самое делали и молодые дружинники.
Слушать рассказы о подобном ритуале и видеть его своими глазами — совершенно разные вещи.
— И цена нам — один медный грош! — грустно улыбались гренадеры своей старой, как мир, шутке.
Они продолжали развешивать на тесёмках монетки и начинали, молча, молится Тенсесу. По рядам быстро прошлись капелланы, освящавшие солдат перед битвой.
