Вера Школьникова - Выбор Наместницы
– И что? Времена кровной мести вроде бы прошли.
– Она боится, что возвращать книгу уже поздно. – Сказать следующую фразу было нелегко, – что наместница будет устранять свидетелей. И мы – следующие.
– Женщины постоянно чего-нибудь боятся. Ваш род всегда хранил верность…
– В отличие от герцогов Суэрсен. Я не могу отдать мальчика в столицу. Он Аэллин.
– А если это воля наместницы?
– То я пойду против ее воли.
– Это мятеж, Квейг. – Роковое слово, наконец, прозвучало. – Тебя никто не поддержит.
– Многие недовольны военной реформой.
– Это еще не повод рисковать всем.
– Я не хочу этого. Не хочу.
– Тогда и не начинай.
– Зачем ей нужен мальчик? Он ведь точно не читал книгу.
– Это меня как раз не удивляет. Вырастет при дворе – будет лоялен.
– Вырастет? – С горькой иронией переспросил Квейг.
Ланлосс и сам несколько сомневался, что все закончится так благополучно. С другой стороны, убрать мальчика можно было и в замке, зачем его для этого везти в столицу?
– Что ты собираешься делать?
– Я еду в Сурем. Потребую предоставить мне опеку, согласно завещанию.
– Закон на твоей стороне. Но закона может оказаться недостаточно.
– Если наместница действительно хочет мира в стране – она отдаст мне мальчика.
– Будешь угрожать? – Ланлосс приподнял бровь.
– Да нет же! Она должна понять!
– Она должна заботиться об империи. Это ее первая и главная обязанность. И справляется она с этим неплохо, трудно отрицать.
– Ради империи можно убивать детей?
– Восемь лет назад ради империи ты убивал.
– Но не детей же!
– Откуда ты знаешь, сколько детей умерли, к примеру, от голода, когда их отцы не вернулись домой? Ах да, эти дети не были твоими племянниками. Ты готов залить кровью полстраны только потому, что твоя жена напугана?
– Иннуон мертв.
– Вот именно. Уже мертв. Тебе нельзя сейчас ехать в Сурем.
Единственный законный способ не отдать герцогу Квэ-Эро опеку над племянником – доказать, что он недостоин быть опекуном. И пока Квейг на таком взводе – сделать это будет проще простого, палец покажи – сорвется, как стрела с натянутой тетивы. Того гляди, еще и собственных сыновей потеряет. Генерал Айрэ не хотел сейчас думать, виновна ли наместница в смерти герцога Суэрсен. Даже если и так – любому полководцу порой приходится жертвовать своими людьми. О случившемся надо как можно скорее забыть, книгу – сжечь. Вот уже шесть сотен лет империя не знает междоусобиц, какой смысл пытаться захватить власть силой, если всегда есть шанс, что твоя дочь или сестра станет следующей правительницей? Порой наместниц убивали, но никому в голову не приходило изменить саму суть мироустройства – на трон садится девушка из знатной семьи, избранная Высоким Советом. Властолюбцы разыгрывали карты в свой черед, понимая, что только один из них сможет стать королем, а наместницы могут меняться хоть каждый месяц. Не стоит ломать то, что без сбоев работает столько лет. Генерал Айрэ знал, что лучше пятно на совести, чем руки в крови. Но понимает ли это Квейг?
– Зачем тянуть время? Все равно ведь придется. Наместница уже знает про завещание.
Ланлосс смотрел на упрямо сжатые губы своего собеседника. Двадцать восемь лет, а как был мальчишкой, так и остался. Глядит, насупившись: как это мол, взрослые не разрешают стрелять из рогатки по воронам. Не понимает, что ворона, свое гнездо охраняя, может и глаз выклевать. И объяснять бесполезно – все равно помчится в столицу, и не в племяннике тут дело. Хочет в глаза ей посмотреть, все еще не верит. А когда убедится, что был прав… генерал на секунду прикрыл глаза… не простит. Пускай хоть пожары кровью по всей стране заливать будет – не простит. Если бы он мог ответить иначе…
– На меня не рассчитывай, Квейг. – Держится молодцом, на лице ничего не дрогнуло, только в глазах огонек потух, только что были синие – а теперь – чернее ночного неба, даже отблеск свечи не может высветить синеву. – Мальчика я оставлю, пока все не разрешится. Здесь его искать не будут. А если и будут – не найдут. Но не более того. Хочешь уничтожить все, за что сражался – без меня. Мешать тоже не стану. Не такой ты страшный враг, чтобы без меня не управились.
Квейг молчал – он надеялся, что генерал если не поможет, то хотя бы поймет, даст совет. И что же? Тот же самый совет, что он всю дорогу читал в глазах Дойла – убирайся домой и ни во что не вмешивайся. Но Дойл простой дружинник, к тому же дважды забывший, кому присягал. Ланлосса Айрэ Квейг всегда считал человеком чести. Но граф Инхор оказался прежде всего разумным человеком. Более того, он как всегда был прав, герцог и сам знал, к чему приведет сопротивление. Но не мог поступить иначе. А Ланлосс – может. Может остаться в стороне, и Квейг понимал, что нужно быть благодарным и за это, но детская, глупая обида щипала уголки глаз. Он взял себя в руки – главное, что мальчик теперь в безопасности. А что генерал обещал не вмешиваться – тем лучше. Квейг понимал – дойдет до военных действий – Ланлосс его в порошок сотрет и по ветру развеет. А против Тейвора у Квейга есть неплохой шанс. Против Тейвора и у курицы-несушки неплохой шанс будет. Герцог даже сумел улыбнуться в ответ:
– Благодарю, мой генерал. Это больше, чем я мог ожидать. С вашего позволения я передохну у вас несколько дней.
– Разумеется. Все в твоем распоряжении.
Ланлосс кликнул слугу, чтобы тот проводил герцога Квэ-Эро в комнату для гостей, а сам остался в кабинете, выстучал на столешнице боевой марш, поморщившись – боги лишили генерала Айрэ музыкального слуха, возместив потерю командным голосом. Потом плеснул в кубок вина, с запозданием вспомнив, что даже не предложил Квейгу выпить, а тот с дороги. Проклятье – ведь пропадет, ни за что пропадет! Ланлосс с досадой отодвинул кубок. Мальчик ждал помощи, а получил нагоняй. И даже не поморщился, мол, спасибо и за это. Неужели ничего нельзя сделать, загасить безумие в зародыше, пока уголья только тлеют? Или Ланлосс упустил время, и вместо золы уже стеной встало пламя? Нужно поехать в столицу вместе с Квейгом. Если рядом будет кто-то, способный вовремя заткнуть молодому герцогу рот, возможно, получится уладить дело миром. В конце концов, даже после восьми лет затворничества в Инхоре должно слово генерала Айрэ хоть что-то стоить!
* * *Утром, спустившись к завтраку, Ланлосс, между прочим, словно и не было вчерашнего разговора, сообщил Квейгу, что решил съездить в Сурем, развеяться, и не сумел сдержать улыбку, увидев, как просветлело в ответ лицо герцога Квэ-Эро.
LXXXIII
Чем ближе к столице, тем сильнее в душе личного секретаря наместницы Ванра Пасуаша боролись друг с другом противоречивые устремления. Одна часть его души стремилась вернуться в столицу, к привычному комфорту и благополучию, родной суете дворцовой канцелярии, роскошным балам и уважительным, а то и завистливым взглядам придворных. Другая же часть души, та самая, что позволила Ванру подняться столь высоко, отвечавшая за принятие осознанных решений, просчет каждого шага, составление планов, словом то, что высокомудрые ученые называют логикой, настойчиво подсказывала, что от столицы, а особенно от наместницы сейчас лучше держаться подальше. Ванр достаточно хорошо знал Энриссу: если она чего-нибудь захочет – добьется любой ценой. И сильнее всего раздражало, что его заранее включили в список допустимых потерь. Только женщина может быть настолько себялюбивой и настолько неблагоразумной одновременно! Но деваться ему было некуда, и в самом мрачном состоянии духа Ванр проехал в арку городских ворот, сморщив нос от городской вони. Неудивительно – он столько лет прожил во дворце. Тринадцать лет назад, когда целеустремленный юноша приехал из провинции в столицу делать карьеру, он не обращал внимания на городские ароматы. Город представлялся ему чем-то вроде высокой лестницы, которую нужно было преодолеть, ступенька за ступенькой, и стоя в самом низу, он был благодарен судьбе за шанс начать восхождение. Год за годом, медленно, но неотвратимо, он пробирался наверх. И если еще несколько месяцев назад Ванр терзался, что не может подняться еще выше, теперь он с трудом сдерживал страх оказаться в самом низу, за пределами вожделенных ступенек, и даже смерти он, казалось, страшился меньше, чем падения.
