Майкл Муркок - Бегство из сумерек: Черный коридор. Кроваво-красная игра.Бегство из сумерек
Покончив с этим занятием, он снова спрыгнул в воду и медленно обошел лодку, стараясь при тусклом свете луны осмотреть ее со всех сторон. Потом стал пытаться приподнять лодку с кормы. Удалось немного сдвинуть ее с места. Затем зашел с левого борта и стал ее раскачивать, чтобы из-под нее вымыло слежавшийся песок.
Спустя три часа лодка была на плаву. Устав от работы, Тэллоу прилег на мокрую банку и слегка задремал. Проснулся он, услышав движение на берегу. Сделав усилие, он привстал и посмотрел через борт. Освещаемая со спины луной, на берегу стояла Пандора. Волосы у нее были растрепаны и развевались на ветру, она была закутана в мужской черный плащ.
— Ефраим, — обратилась она к нему, — прости, я не знаю, как это вышло.
На сердце Тэллоу почувствовал тяжесть, мысли путались.
— Все нормально, Пандора. В любом случае я отбываю.
— Из-за этого? — И она показала рукой на дом.
— Нет, — медленно произнес он. — По крайней мере, не только из-за этого. Но это подтолкнуло.
— Возьми меня с собой, — робко попросила она. — Я буду делать все, что ты скажешь.
Тэллоу оказался в растерянности.
— Не надо, Пандора, не стоит унижаться передо мной. — Он стряхнул воду с паруса. — Прощай!
Но Пандора бросилась в воду и ухватилась за борт, отчаяние придало ей дополнительные силы, и она забралась в лодку.
— Уходи, Пандора! Все кончено! Ты ломаешь жизнь мне и себе!
Мокрая и грязная, она униженно бросилась к его ногам, чего Тэллоу никак не мог ожидать от этой гордячки.
— Ну возьми меня! — запричитала она.
Лодка уже вышла на стремнину и быстро удалялась от берега.
— О Господи, Пандора! — воскликнул он. — Не заставляй меня… Я должен догонять баркас.
— Ефраим, дорогой, я хочу быть с тобой.
Слезы потекли у него по щекам, оставляя поблескивающие полоски. Он учащенно дышал, мысли наскакивали одна на другую, душа была переполнена самыми разными переживаниями, он сейчас не способен был на какое-то решение, только на слова.
Внезапно он сдался, и ему стало стыдно за себя. Он опустился к ней, приподнял ее мокрое тело на руки, сопереживая ее горю. Измученные переживаниями, смятенные, они крепко обнялись — и так и заснули.
Рассвет был зловещим, безоблачным, ярким. Тэллоу чувствовал резь в глазах. Пандора все еще спала неспокойным сном, но вот-вот должна была проснуться. Она вздохнула, еще не решаясь открыть глаза, и на Тэллоу нахлынула жалость к этой женщине. Потом он посмотрел на реку, простиравшуюся здесь до самого горизонта. Впереди замаячило золото. Тэллоу решился. Теперь или никогда.
Он поднял Пандору на руки. Она улыбалась во сне: ей снился он. Он оторвал ее от себя и швырнул — швырнул ее в реку.
Мгновенно придя в себя, она закричала страшным криком.
Волк
(Пер. с англ. Н. М. Самариной
Маленький городок — чей ты, приятель? Кто здесь тобой владеет? Ты уединенно расположился в небольшой долине, окруженный бастионом надменных сосен, покрытый сетью разбитых грунтовых дорог и зелеными островками прохладных кладбищ. Я стою в твоем центре — в самом тихом месте. Среди маленьких домиков я ищу твоего хозяина. В глубине моего мозга поселилась ночь.
Я останавливаю нетвердо держащегося на ногах мужчину. У него длинное лицо и чувственные губы уголками вниз. Он молча пялится на меня, лишь проблеск мысли в его серых глазах.
— Кто владеет этим городом? — спрашиваю я.
— Люди, — отвечает он. — Горожане.
Я смеюсь шутке, но он даже не улыбается.
— Я серьезно, скажи, кому принадлежит этот городок?
Он пожимает плечами и идет прочь. Я смеюсь и кричу еще громче:
— Кто здесь хозяин, приятель?
Может быть, я не нравлюсь ему?
Что такое человек без настроения? Оно есть даже у спящего.
Я презрительно смеюсь над тем, кто не захотел улыбнуться, и долго смотрю ему в спину, пока он неловкой деревянной походкой идет через мостик из дерева и металла, перекинутый через тихий, переполненный цветами и опавшими листьями ручеек.
Серебристая фляга, наполненная сладостным огнем, приятно холодит руку. Я знаю, что огонь там, внутри, и, подняв флягу, поглощаю его, позволяя и ему поглотить меня. Мы не торопясь уничтожаем друг друга — огонь и я.
Внутренности мои полыхают, ослабшие ноги сводит дрожью, ступни ноют. Не покидай меня, возлюбленная, в это жалкое утро как желанны твои волосы и как нелепы твои насмешки. Не покидай меня, соленый дождь умывает мое холодное лицо. Я опять смеюсь и повторяю слова того человека: «Горожане — люди!» Хо-хо-хо! Но никто не слышит мой смех, если никого нет в этом белоснежном городке, за занавешенными окнами. Где ты, любимая, где ты, насмешница, где твои ноготки, вонзающиеся в мою плоть?
Никто не слышит мой смех, если никого нет за занавешенными окнами этого белого городка. Где ты, любимая, где ты, насмешница, где твои ноготки, вонзающиеся в мою плоть?
Все расплывается перед глазами, словно заволакиваясь каким-то неприятным дымом, я медленно оседаю на булыжную мостовую и жгучая боль, дюйм за дюймом, охватывает мое лицо.
Где же успокоение, которое так жаждешь отыскать в женщине? Почему его никогда нет в фальшивой ее набожности?
Зрение возвращается ко мне, и я смотрю вверх, где весь мир заполнен голубым небом. Потом все сменяется беспокойной лавиной звуков, исходящих от хорошенького, глазастого личика. Вопросы меня раздражают. Вероятно, потому, что я не могу на них ответить. Ни на один. Я улыбаюсь, несмотря на злость, и цинично говорю:
— Неплохое развлечение, неправда ли?
Девушка качает головой, продолжая о чем-то взволнованно говорить. Изящная головка, алые, как кровь, губы — самое яркое пятно на тонком лице.
— Что с вами случилось? Кто вы?
— Это слишком личный вопрос, моя милая, — снисходительно отзываюсь я. — Но я решил не обижаться на это.
— Спасибо, — говорит она. — Вы хотите подняться? Вам нужна помощь?
Еще как нужна, но пока ей лучше про это не знать.
— Я ищу подружку, она пошла в эту сторону, — говорю я. — Может, вы ее знаете? Такая растолстевшая на моей жизни, съевшая мою душу. Ее, должно быть, легко узнать.
— Нет, я не…
— А… хорошо, если вам случится ее встретить, буду весьма признателен, если сообщите мне. Я еще пробуду в этих краях некоторое время. Мне понравился этот город.
Внезапно меня осеняет:
— А может, он вам принадлежит?
— О нет.
— Пожалуйста, извините, если я вас смутил этим вопросом. Лично я возгордился бы, владея таким городом. Как вы думаете, он продается?
