Майкл Муркок - Бегство из сумерек: Черный коридор. Кроваво-красная игра.Бегство из сумерек
Она улыбнулась ему как школьница, возбудив в нем нежность и желание. Он накинулся на нее, закутанную во всклокоченные одеяла и простыни. Она засмеялась, перевела дыхание и, помолчав мгновение, поцеловала его.
— Я ведь заслужила это, правда? — спросила она, заглядывая ему в глаза.
— Заслужила, — ответил он и, скатившись с нее, сел на кровати.
— Как я, нужна тебе? — тихо раздался у него за спиной ее голос.
— Да, — не раздумывая ответил он и запнулся, задумавшись. Помолчав и подумав, он произнес: — По крайней мере, я так думаю.
Она поинтересовалась все тем же неизменно тихим голосом:
— Что значит — «я думаю»?
— Прости. — Он с улыбкой повернулся к ней и посмотрел в глаза. — Прости, я не знаю, что говорю.
Тут она нахмурилась и заерзала в постели.
— Вот и я не знаю, — обидчиво произнесла она. — И я не знаю, что ты говоришь. Так что ты имел в виду?
— Я же сказал тебе: не знаю, — ответил он, решив про себя, что он идиот.
Она отвернулась от него к стене.
— Одно из двух: или я нужна тебе, или не нужна.
— Это не совсем точно, — сказал Тэллоу со вздохом. — Ты можешь быть и нужна, и не нужна. Бывает же так: то что-то нужно, то нет. Иногда ты мне нужна.
«Думаю, я прав», — подумалось ему, хотя до этого случая такие мысли не приходили ему в голову.
Пандора лежала молча.
— Это ведь так, Пандора. — Он понял, что пора остановиться. — Сама знаешь, что это так.
Он почувствовал себя неуверенным, каким-то побитым. Помолчав, он запинаясь пробормотал:
— Любовь — это еще не все.
— Не все? — приглушенно и холодно спросила она.
— Да, не все! — решительно произнес он, и гнев прояснил ему разум.
Он вскочил с постели, натянул на себя одежду, подошел к окну и резким движением раздернул шторы. Там шел дождь. В отдалении виднелась река. Постояв немного у окна, он повернулся и посмотрел на Пандору. Та все еще лежала отвернувшись, и он не мог видеть выражение ее лица.
Он босиком вышел из комнаты и прошлепал в ванную. Он чувствовал беспокойство, но причины этого объяснить не мог. Он знал, что был прав, знал, что нельзя было так говорить, но был рад, что все же сказал.
Ногам было холодно от пола. За окнами и по крыше барабанил дождь. День выдался смурной и противный, как раз под его настроение.
За завтраком она быстро обрела свое прежнее настроение, и оба — по крайней мере на какое-то время — забыли об утренней размолвке.
— Чем займемся сегодня, Ефраим? — спросила Пандора, поставив на стол кофейную чашку.
В полудреме, не сознавая, что говорит, Тэллоу сказал первое, что пришло в голову:
— Верхом покатаемся — вот что! Я видел, у тебя есть лошади.
— Есть, но я не знала, что ты можешь держаться в седле.
— Не могу, — с улыбкой ответил он. — Не могу, дорогая, но научусь.
— Конечно научишься! — К ней полностью вернулось настроение. — А дождь нам не помешает?
— Пусть идет — нам он не помешает. По коням, дорогая!
Он как ненормальный вылетел из комнаты, она со смехом бросилась за ним.
Целый лень они ездили верхом, отрываясь, когда проглядывало солнце, лишь на еду и любовь. Первые два часа Тэллоу держался на лошади неуверенно, а потом понял, как надо сидеть, как управлять лошадью. Он оказался способным учеником. С того вечера, когда он увидел золотой баркас, он выучил множество вещей, и учился им на лету. Его восприимчивый ум как губка поглощал все повое. Они скакали под дождем и под солнцем, смеялись и занимались любовью, забывая обо всем на свете, — Тэллоу, худой и длинноногий на своей гнедой лошади, и Пандора, изящная и ненасытная, иногда веселая, чаще загадочная и всегда искренняя. Пандора, настоящая женщина.
Через несколько часов они очутились на берегу реки. Это место Гэллоу, уснув за рулем, прошел неделей раньше. Они поднялись на пригорок и, задыхаясь от волнения, припали друг к другу, опустились на мокрую траву, не замечая ничего вокруг.
— Твоя река, — прошептала Пандора через некоторое время. — Отныне я всегда буду считать ее твоей. Я считала ее своей, но теперь я знаю, что это, оказывается, не так.
Тэллоу поразился ее словам. И сказал:
— Река принадлежит всем и тем хороша. Это река всех и каждого.
— Нет, — возразила она. — Она твоя, я точно знаю.
— Да не моя она, дорогая, — нежно спорил он с ней. — Каждый может плавать по ней, купаться в ней, пить из нее. На то и река.
— Может быть, — отчасти согласилась она наконец. — Может быть. Но я буду всегда думать о ней так. Река — это твоя жизнь.
— В один прекрасный день я подарю ее тебе, дорогая, — с улыбкой произнес он и был прав, хотя и сам еще не знал этого.
Он бросил взгляд на реку — и вдруг увидел золотой баркас, спокойно, как всегда, плывущий по реке. Тэллоу обернулся к Пандоре и, протянув руку в сторону реки, воскликнул:
— Вон, смотри, я не шутил! Золотое судно!
Но когда он взглянул на реку снова, он ничего не увидел, а Пандора поднялась и пошла к лошадям.
— Вечно ты все испортишь, — сказала она. — Ты все время говоришь такое, чтобы сделать мне неприятно.
Они в молчании ехали вдоль реки, и Тэллоу думал то о баркасе, то о Пандоре.
К вечеру конфликт оставался незаглаженным. Они сидели у камина в гостиной и с мрачным видом пили вино. Пандора вся ощетинилась, Тэллоу был взбудоражен, он задавался вопросом, достижимо или нет то, чего он хочет. Так они сидели, пока за окнами не послышался шум, и Тэллоу подошел к окну посмотреть, что там. В темноте он не многое увидел. Слышались смех и восклицания, мерцали факелы, метались тени. Тэллоу увидел, как подвыпившая компания направляется к дому. Такая перемена обстановки его обрадовала.
— Гости, — сообщил он. — Гуляют.
— Не хочу я их видеть.
— Почему? Погуляем, повеселимся.
— Да замолчи ты! — рассердилась на него Пандора.
Он вздохнул и стал спускаться в темный, холодный, продуваемый сквозняками холл. Уже на подходе он услышал стук в полуоткрытую дверь.
— Эй, здесь есть кто-нибудь?!
— Хозяин, не найдется ди приюта бедным усталым странникам?
Взрыв смеха. Потом женский голос произнес:
— А может, у него и хозяина нет?
Другой женский голос ответил:
— Да нет, дорогая, я видела свет наверху.
— Так есть тут кто-нибудь?!
— У нас с собой не одна бутылка!
И снова взрыв смеха.
Тэллоу потянул на себя дверь и вышел к пришельцам, потревожившим его покой. Ему неясно почувствовалось, что эти люди представляют собой угрозу.
— Добрый вечер, — произнес он с некоторым вызовом.
— Добрый вечер, мой дорогой сударь, добрый вам вечер!
