Саймон Грин - Охотник за смертью. Война
Лайонстон вдруг перестала ходить туда-сюда и резко повернулась к ним двоим.
– Вы! Надо было давно казнить вас обоих! Это все ваша вина! У меня было все под контролем, пока вы не взбесились там, на Виримонде! Вам нужно было лишь усмирить заштатную захолустную планету, и даже этого вы не смогли сделать! Нет, вы были слишком заняты! Вы догоняли и убивали все, что шевелится! Идиоты! Даже на механизированной планете сколько-то людей для работы нужно! Что за смысл быть императрицей, если нет крестьян, которыми можно править?
На Виримонде и Драм, и Валентин следовали вполне конкретным инструкциям императрицы, но ни один из них не был настолько глуп, чтобы сейчас об этом напоминать. Лайонстон полыхнула на них взглядом, и девы ее зловеще зашевелились, улавливая ее настроение. Драм чувствовал, как у него на лбу выступает испарина. Ему очень хотелось повернуться и бежать, но не успел бы он сделать и десяти шагов, как девы его вернули бы. Да и некуда было бежать. После Виримонда у него друзей не было. Но он не жалел об этих их минутах. Никогда он не ощущал такой полноты жизни, как тогда. Нет, к добру или к худу, судьба его была связана с Лайонстон – женщиной, которая вызвала его к жизни из клеток его погибшего оригинала.
– Я собираюсь направить вас защищать меня, потому что вы – это все, что у меня осталось, – заявила императрица, кое-как овладев собой. – Валентин, ты возьмешь на себя управление всеми боевыми машинами, которые сейчас на Голгофе. Их немного, но сделай с ними, что сможешь. Почти все мои симпатичные средства разрушения застряли на Виримонде, а пока их сюда доставишь, борьба уже закончится – так или иначе. Так что не теряй ни одной из тех, что здесь есть. Драм, ты выйдешь на поверхность и поведешь войска лично. За Первым Мечом они пойдут. Управление Флотом я передаю Беккету. Черт его побери, он был прав. У него есть опыт. Мне остается только надеяться, что этот тип не предаст.
– Я делал все, что мог, – осторожно заметил Драм. – Но я уверен, что Беккету можно доверять и он тоже сделает все, что может.
– Отлично, – прокомментировал Валентин – вежливо, но твердо, и притом так, чтобы ничего не сказать. – Если мы все это переживем, вас ждет хорошая карьера придворного.
– Мне не хотелось бы оставлять вас без защиты, – сказал Драм, демонстративно игнорируя Валентина.
– В моей приемной ждут инвестигатор Разор и лорд Саммерайл, – ответила императрица. – И на подходе еще... другие. А теперь прочь с моих глаз оба. И не подведите меня.
– Я бы не осмелился, – пробормотал про себя Драм. Они с Валентином низко поклонились и отбыли. По дороге они разминулись с Разором и Малюткой Смертью, но старательно отвели глаза. В своем теперешнем состоянии Лайонстон могла бы в обмене взглядами увидеть предательство. Драм и Вольф вышли из огромных двойных дверей тронного зала и прочь из Ада, идя так быстро, как только считали допустимым.
Инвестигатор Разор и лорд Кит Саммерайл подошли к ступеням трона несколько медленнее, остановились на безопасном расстоянии от дев и почтительно поклонились императрице. Когда они подняли головы, то с тревогой увидели, что Лайонстон улыбается. Не зря говорили, что императрица опаснее всего, когда у нее на губах улыбка. У нее чувство юмора было... не такое, как у других. Довольно своеобразное. Разор и Саммерайл стояли неподвижно, тщательно сохраняя на лице бесстрастность, а руки держали подальше от оружия, которое им было велено носить в ее присутствии.
– Ну-ну, – небрежно сказала Лайонстон. – Двое моих любимых убийц. Очень мило. Разор, мне бы надо на тебя сердиться. Я велела тебе завоевать Мист во имя мое, и ты провалился. Но это не было твоей виной. Многие подвели меня в этом задании, но ты остался мне верен. А ты, Малютка Смерть, мой улыбчивый убийца? Ты принес мне голову молодого Дезсталкера – единственно, что вышло хорошего из всего этого провала. Ты мне всегда приносил самые лучшие подарки. Где-то он у меня тут, на шесте.
Хорошо, что вы оба снова со мной. Хорошо иметь рядом людей, на которых можно положиться. Ваша задача проста – защищать меня от любой опасности. Шансов, что сюда проникнут мятежники, ничтожно мало, особенно с тех пор, как я велела установить новые эсп-глушители, но, кажется, я теперь не могу рассчитывать, что все мои люди будут исполнять свой долг. Между моим Дворцом и поверхностью много уровней защиты, не все они зависят от человека, и я сама не беспомощна, но... все-таки лучше, когда вы двое меня охраняете. Имеете что-нибудь сказать? Учтите, ваши замечания должны быть очень конструктивны и по делу – если вас устраивает теперешнее крепление ваших голов.
– Служить Вашему Величеству – всегда большая честь, – поклонился Разор. – Я крайне горд оказанным мне доверием. Но я чувствую своим долгом сказать, что, когда вас защищает мой меч, я не вижу необходимости в присутствии Саммерайла. Я – профессиональный боец с огромным опытом. Этот же юный лорд в лучшем случае – талантливый любитель.
– Любитель-энтузиаст с исключительным списком побед за спиной – это куда лучшая защита, чем усталый старый человек, уже однажды уходивший в отставку, – ответил Кит, не повышая голоса. – Отошлите прочь эту окаменелость, Ваше Величество. Он вам не нужен, раз есть я. И я не хочу отвлекаться на то, чтобы защищать его жизнь вместе с вашей, Ваше Величество.
– Мне не надо, чтобы вы любили друг друга, – сказала Лайонстон. – Лишь бы вы делали свою работу. И не подходите слишком близко к девам – я их давно не кормила. – Она ласково улыбнулась своим защитникам. – Не беспокойтесь, двое моих самых верных подданных. Когда эта ерунда закончится и будет восстановлен порядок, я вам обещаю столько убийств, сколько вы сможете выполнить. Казни будут идти день и ночь, и кровь будет ходить по улицам волнами.
Она отвернулась, игнорируя их низкий поклон, и переключила экраны на главные каналы новостей. Повстанцы глушили каналы связи Армии и сил безопасности, едва те успевали их открывать, но каналов новостей не трогали. Они хотели, чтобы люди видели, что происходит. На всех экранах шли выпуски новостей со всей Голгофы, но в основном – из Бесконечного Парада, где шла решающая битва. Возбужденные голоса заполнили зал – громкие, перекрывающие друг друга, звучащие на грани истерики. Вести о ходе Восстания поступали с сотен разных планет, и редакции новостей лезли вон из кожи, стараясь дать все. Лайонстон переходила от экрана к экрану, пытаясь охватить ситуацию. Докладам своей службы безопасности она более не доверяла.
Экраны заполнили сцены кровопролития и уличных боев среди горящих зданий, то и дело прерываемые сообщениями репортеров и голосом комментаторов. Их лица так и мелькали на экране, они частили почти неразборчивой скороговоркой. Такого еще никогда не бывало, и когда происходило столько событий сразу и почти все шло в прямом эфире, цензура была почти или даже совсем невозможна. Ошалев от возможности говорить правду, редакторы отбросили к чертям осторожность и пускали в эфир все, не задумываясь, что дают и откуда это передается. Комментаторы впервые в жизни говорили то, что думали, и не могли надышаться своей свободой. Как и аудитория, если судить по цифрам смотрящих зрителей.
