Владимир Васильев - Сольвейг
Но я знаю, что ночами она отыскивала Пера. Я не лез в их жизнь. У нас это не принято, хотя мы умеем. Однако иногда мы с ней вдвоем следили за его приключениями, и не раз вытаскивали из передряг, хотя он сам об этом не догадывался. Но непременно имел видение Сольвейг. Осе с Пером развлекались сказками, а мы с Сольвейг — жизнью Пера.
Еще помню в самом начале — на следующий день или через пару дней после исчезновения Пера она вдруг сказала:
— Осе умерла, жалко… Она теперь во мне спряталась… Пусть, ладно? — вроде бы спросила она у меня разрешения.
— Пусть, нам не жалко.
— Да, — кивнула она. — Теперь мы будем вдвоем его защищать.
— И так всю жизнь? — уточнил я у Фенрира. Очень мне такая жизнь показалась убогой. Ждать любимого, конечно, красиво, но, выбиваясь из сил, отшельничать…
— Нет, конечно, — улыбнулся снисходительно Фенрир. — Она оказалась не такой упертой, как Пер, и сблизилась с нами через меня. Она с самого начала была похожа на нас, поэтому, когда я предложил ей стать такой, как я, она согласилась.
— Ты мой сын, — сказала Сольвейг. — И я рада стать такой, как ты.
— Сольвейг стала троллицей?! — ужаснулся я.
— Вот и Ибсен пришел в ужас и не поверил, — усмехнулся он. — Теперь мне самому приходится работать.
— Чтоб все человечество превратилось в троллей?
— Это неизбежно, потому что записано в генетической программе вида, но запуск этой программы осуществляется искренним желанием человека… Однако человечество научилось избегать неизбежного.
— Кто же вам будет петь колыбельные? — предостерег я.
— Сами будем, вы уже научили нас… Сольвейг научила, — утешил он меня. — А мы научили ее действительно быть рядом с Пером. Она не ждала его, как дура, а, когда было на то время, жила с ним, хотя он и думать о ней забыл.
— Вы за мной пришли? — поставил я вопрос ребром, потому что почувствовал его особый интерес ко мне. И меня стали раздражать туманные намеки и экивоки.
— Я за всеми прихожу, — серьезно ответил Фенрир. — Отклик слышу редко. Сегодня откликнулись только вы.
— Странно.
— Закономерно, резонанс…
— Какой еще к черту резонанс? — опять он темнил, и меня это раздражало. — Так, значит, Ибсен и с возвращением Пера все придумал?
— Да нет, — усмехнулся тролль. — Приполз наш Пер… Когда почувствовал, что жизнь прошла, и больше ничего не будет. Не в переплавку — так червям на корм, а то и рыбам, ежели утонет. Призвали мы его, чтоб шанс последний для бессмертья дать. Не он был ценен нам, а чувства Сольвейг.
— И что?
— Он долго так о будущем мечтал, что был на все готов, узнав, что будущего нет, что прожита впустую жизнь, бездарно.
— Да, Ибсен хорошо придумал с переплавкой, — кивнул я. Мне, действительно, нравился этот образ в пьесе.
— Неплохо, ибо гений, — согласился Фенрир. — Второго Ибсена в драматургии нет.
— Но дальше что?!
— От ужаса он очень захотел, и путь прошел, что прежде предлагали…
— Пер Гюнт стал троллем?! Бедный Генрик Ибсен! Наверное, вращается в гробу, — не удержался я.
— Да нет, он с нами, — улыбнулся тролль. — Слишком любопытен, чтоб упустить возможность все узнать.
— И что, теперь они соединились? Пер Гюнт и Сольвейг? — очень мне хотелось убедиться в мелодраматичном и слезовышибательном финале. Голливудщина, конечно, беспардонная, но на полчаса душу очищает и возвышает. Когда старушка, божий одуванчик, уже по-матерински (вечные невесты в любовницы не годятся) кладет трясущуюся всепрощающую ладошку на склоненную к ней на колени повинную голову старого дурака, какой браток не прослезится?!
— А вы как думаете, херр театральный критик? — иронически посмотрел на меня тролль.
Пришлось тяжко вздохнуть и посмотреть правде образа в глаза.
— На олене улетел? — спросил я неуверенно. — Или в трехглавого змея превратился и — за синее море?
— Это было бы слишком просто, — отрицательно покрутил головой Фенрир.
— А что ж тогда? — Не мог я найти альтернативного варианта.
— Х-ха, воплотился в человека и затерялся в толпе, — невесело хохотнул мой собеседник с некоторой ноткой невольной гордости за своего изобретательного отца.
— А Сольвейг?
— Сольвейг живет и ждет, когда вечный трус станет мужчиной. Впрочем, у нее и других интересов в жизни достаточно.
— Где живет и ждет?!
— Тот, кто захочет ее найти, непременно найдет, — усмехнулся тролль, иронически глядя на меня.
— В прозе ваша речь противоестественно звучит, — заметил я. — И сам с трудом уже общаюсь прозой.
— У всякой жизни ритмика своя.
— Что ж написать мне в нашем интервью?
— Надеюсь — правду…
— Правд на свете много, — посетовал я искренне. — Своя — у троллей, у людей — своя, своя — у зайца и своя — у волка…
— Системной правдой оперируй, критик, которая от Бога вам дана.
— Хотел бы я и с Сольвейг пообщаться, — выпалил я неожиданно для себя, вырвалось. — Без правды Сольвейг не смогу писать!
— Уверен? — изучающее глянул на меня тролль.
— Абсолютно!
— Тогда иди!
— Куда?!
— Да, к Сольвейг же, конечно!
— Тролль!.. Куда?!
— Душа подскажет.
Я уже вскочил и барражировал взглядом по округе в поисках направления. Может, свет божественный забрезжит? Или музыка подскажет резонанс?
Вокруг был цирк. Воняло конским потом и чьим-то препоганейшим дерьмом. Не Сфинкса ли?.. И тролль смотрел, как будто издеваясь…
Озлился я и выскочил за дверь. Во тьму кулисную?.. Нет, вроде в темный лес. Вон звезды надо мной. Иль троллевы глаза?.. Иль в потолке дырища? Вон силуэты скал носами в небо тычут… И еле видный свет… Свеча в окошке?..
— Смелее, Пер! — мне донеслось вослед.
