Танит Ли - Игроки зимы
Широкая лестница вела к верхним покоям. В одном из них нечто, выглядевшее через густую паутину большим животным на четырех лапах, приняло форму резной сосновой кровати.
Птица-Оайве села на стойку кровати. Луч, похожий на солнечный, осветил комнату, и она увидела маленького мальчика, в возрасте трех лет, который весело прыгал и бегал, играя в придуманную им самим игру. Волосы его мерцали, как бледная сталь.
И тут она услышала волков.
Они были повсюду вокруг нее — и они были в доме.
Их голоса звучали печально и в то же время свирепо.
Оайве открыла глаза и приподнялась. В темноте она заснула под деревьями, а теперь в небе стояло солнце. Никакой волк больше не пугал ее, и единственным звуком, доносившимся до нее, был шум ветвей.
Неожиданно из леса вышел старик и направился в ее сторону. Он с трудом нагибался, чтобы поднять сухую ветку и присоединить ее к вязанке хвороста, которую нес на спине. Заметив девушку, он очень испугался, а когда Оайве заговорила с ним, повернулся и, ковыляя, поплелся прочь.
С этого мгновения у Оайве возникло чувство, что лес наблюдает за ней, что люди, полные болезненной неприязни, не показываясь сами, не спускают с нее глаз. К полудню она выбралась на просеку.
Там стояли три ухоженные хижины, их двери были заперты и, хотя из труб вился дым, внутри ничего не шевелилось. И все же Оайве почувствовала прислушивающиеся со страхом уши, сдержанное дыхание и прошла мимо…
Она придерживалась направления к увиденной во сне реке. Она верила, что сон каким-то образом соответствовал действительности и поэтому не удивилась, увидев, когда далеко впереди блеснула вода.
Солнце садилось, когда Оайве добралась до берега. Все было так, как в виденном ею сне: река здесь была скорее каналом с буйно разросшимися водяными растениями и свисающей с откосов зеленью. И с обеих сторон реки стояли разрушенные дома. Ей захотелось найти каменный дом из своего сна. Идея провести еще одну ночь под открытым небом ей не нравилась.
Вдруг дом оказался прямо перед ней. Между его башнями всходила луна. Это был родной дом Седого. Здесь, под остроконечной двускатной крышей он родился под мягкие вздохи высоких елей, так же, как она была рождена под нежные вздохи морских волн.
Дверь косо висела на петлях. Пол был усыпан ветками, как и в ее сне. Все было как во сне: очаг, лестница, тени.
Оайве вздрогнула. Она не боялась дома, но чувствовала живущее в нем горе.
Она прикрыла дверь и произнесла слова, которые заперли ее. Затем она вернулась в большой зал и сказала его призракам:
— Ведите себя тихо!
Собрав с пола ветки, она положила их в очаг и вызвала из себя огонь. Это удалось ей с трудом, словно ее Магия не хотела помогать ей в таком месте. Наконец искры разлетелись из кончиков ее пальцев, заставив вспыхнуть сухое дерево.
Пламя ярко осветило комнату, и Оайве увидела мужчину, сидящего по другую сторону очага, там, где до этого тени были гуще всего.
Ее сердце подпрыгнуло, но она постаралась успокоиться и заставила себя взглянуть на него. Он испугал ее только в первое мгновение.
Лицо мужчины было длинным и белым, как лицо гор-мечей. Его черты, растянутые и плоские, походили на незаконченную резьбу по дереву. Мужчина кутался в плотный плащ, капюшон которого бросал тень на плоский лоб, но глаза его были ясно видны.
Невозможно было описать, какими они были, но ими и через них явственно глядело Зло.
Его рот, узкий, как черта, и почти лишенный губ, произнес:
— Ты будешь называть меня Нивус. Нужно, чтобы ты знала мое имя. Нам с тобой придется кое-что сделать вместе.
Оайве пристально смотрела в его глаза. Ей пришлось собрать все силы.
— Вы назвали мне имя, — ответила она, заставив свой голос звучать холодно и спокойно. — Что вы мне еще скажете?
— Я скажу тебе многое. Ты рассматриваешь меня. Что ты видишь во мне?
— Большую Силу. — Лгать было глупо.
— Ты права. Великую Силу. Что еще?
— Вы хотите, чтобы я что-то отгадала.
— Морская ведьма права. Острые глаза, острый ум. Мы оба жрецы. Мой храм находится поблизости, на вершине разрушенной горы, под самым небом, Оайве.
— Я уважаю вашу мудрость, Лорд Священник. Вам известно мое имя и вы знаете, откуда я иду. Вы даже знали, что я войду в этот дом. Примите мое восхищение!
— Я принимаю его, если оно искренне. Но это знание я получил не с помощью моих Сил, а от моего слуги. Нет, Оайве, я говорю не о Посвященных или злых демонах, как ты, вероятно, подумала. Я узнал все это от мужчины с седыми волосами, который похитил реликвию из твоего Хранилища. Ты должна знать: он добыл и принес ее для меня, Белого Нивуса, священника, своего Повелителя.
Оцепенев, Оайве вспомнила, как мальчик из рыбацкой деревни рассказывал ей: «… незнакомец засмеялся и сказал, что это его наказание — путешествовать зимой. Так велел ему священник По Ту Сторону Тумана» И она вспомнила, как Седой пробормотал: «… есть третий игрок..»
— Это удивило тебя? — спросил Нивус. Голос его смеялся, но сам он — нет. И не засмеется никогда. — Да, он слушается моих указаний — в любое время. Я предвидел, что ты последуешь за реликвией, поэтому поручил ему бросить тебе вызов, разбудить твой гнев, возводя у тебя на пути препятствия и вражду. Ты никогда не отправилась бы в путешествие по доброй воле, Оайве. Но ты была горда и рассержена. Ты захотела помериться силами с наглым чужаком, погнаться за ним, выследить и уничтожить. Седой был отличной приманкой и до конца поддерживал в тебе жажду погони. И вот ты смотришь в западню и видишь совсем не того зверя, за которым охотилась.
— Он отдал вам кость, — сказала Оайве. — Я вам не нужна.
— Неправильно. Ты — Хранительница Святилища и его реликвий. Поэтому нечто связывает тебя с костью, нечто, чего ты, по-видимому, даже не осознаешь. А я, возможно, смогу установить связь. Однако на это потребуется время, а его и так потеряно слишком много. Тебе даже не известна сущность кости, не так ли? И ты не догадываешься, для чего она мне нужна?
Оайве вспомнила о том, что ей сказал Седой: Сила волшебника исходит из него самого, а не от ритуала, колдовских средств или колдовских формул. Она спросила себя: знает ли Нивус что-нибудь о их встрече на корабле? Она считала Седого могущественным магом, но ей стало понятно, что волшебство создавал не он, оно было всего лишь даром, который уступил ему на время Нивус, чтобы помочь Седому выполнить свое поручение.
— Где Седой? — спросила Оайве.
— Он скоро будет здесь. Смотри! Когда-то это был его дом. Здесь он родился. Этот зал был тогда гораздо уютнее. Ковры покрывали пол и висели на стенах, и дорогие лампы распространяли теплый свет. Мать Седого любила сидеть за большим ткацким станком. Черно-рыжие собаки его отца дремали перед очагом или предостерегающе рычали друг на друга, карауля большие куски мяса в своих мисках. Род Седого властвовал когда-то над всей страной.
