Хозяйка кофейной плантации (СИ) - Тартен Шарлота

Не понимаю, куда делась её отзывчивость на мои ласки. Откуда взялась колкость и неприятие близости.

Может быть, она испугалась моей страсти? Или неприятен мой напор? Попробуем по-другому.

Сухо и деловито я принимаюсь раздеваться, приказав раздеться и ей.

Её руки дрожат, путаясь в шнуровке и юбках. Настолько девочка волнуется.

Устав ждать, я помогаю ей освободиться от сковывающей одежды. Привлекаю её к себе и жадно целую в губы. Мои руки отправляются в путешествие по её обнажённому телу, разжигая ответную страсть и аккуратно спускаясь в святая святых, чтобы не напугать. Она готова меня принять. Осторожно, чтобы не причинить ей боли я присваиваю её себе теперь и физически, делая наш брак законным.

Моя девочка плачет, пряча слёзы. Неужели я сделал ей настолько больно?

С полным осознанием своего фиаско лежу рядом с ней опустошённый и униженный её слезами. Хочу утешить, а может, оправдаться, объяснить, что первый раз он такой не самый лучший по ощущениям. Она смотрит на меня полными боли глазами и слова застревают в горле. И некого винить кроме себя.

В глубине души всё ещё теплится надежда исправить то, что я натворил. Вот только получится ли?

Глава 17

Мигель крепко спит, а я не нахожу себе места. Произошедшее выбило меня из колеи. Я нервно хожу по комнате. Сорочку давно уже сменила, а пятно на простыне не даёт мне покоя.

К тому же в комнате душно. Открыть окно боюсь, вдруг станет шумно, и он проснётся. Я не стремлюсь повторить позорную процедуру. Мне нужно как-то научиться управлять сознанием бывшей хозяйки тела.

Накидываю на себя халат, подаренный Мигелем. Не поскупился он на подарки жене. Ещё одна его хорошая черта – щедрость.

Такой халат называется баньян и совсем недавно завезён в Европу из Японии голландцами. Многоярусная, тяжёлая и очень неудобная одежда вызвала желание аристократов в свободной обстановке носить более лёгкие и комфортные вещи. И японское кимоно пришлось как нельзя кстати.

Баньян шился, как свободный Т-образный халат или даже в виде кимоно. Из тканей предпочитали хлопок, лён или шёлк.

Мой халат был из малинового шёлка, в комплект к нему шла мягкая шапочка, похожая на тюрбан.

Был ещё и альтернативный фасон баньяна, скроенный в виде приталенного, со втачными рукавами пальто, которое застёгивалось на пуговицы и петлицы.

Надев на ноги мягкие домашние тапочки в тон халату. Ещё один подарок мужа. Тихонько выскальзываю за дверь и спускаюсь в портик.

Всё же Мигель надарил мне все возможные в эту эпоху модные вещи. Откуда они у него я знать не хочу. Меня устраивает его желание порадовать меня.

Не скажу, что тапочки такое уж новомодное изобретение в Европе. Совсем нет. Тапочки без задников – шлёпанцы, широко распространённые на Востоке, в Европу завезли крестоносцы. Их стали шить из кожи с мехом внутри. Мне же Мигель подарил настоящие восточные шлёпки. Лёгкие и красивые, стоящие довольно дорого.

В конце семнадцатого века, в который меня закинуло, тапочки стали символом супружеской верности потому, что тапочки по большей части носили женщины, которые постоянно сидели дома и берегли домашний очаг. Так, что намёк мужа я поняла и оценила.

Ночью всё же прохладнее и я, наслаждаясь лёгким ветерком, ласкающим кожу, нежусь на скамье возле огромного куста рододендрона. Меня за ним практически не видно. Я расслабленно вытягиваю ноги и погружаюсь в дрёму.

— Ты должен мне помочь, слышишь? Должен! — Раздаётся из-за куста грубый, требовательный голос.

— Прости, но нет, — слышу, как отвечает собеседнику дон Смит. — Всё было честно.

— Честно? Ты это называешь честно? — Мужчина возмущённо говорит вполголоса. — Да он оставил меня ни с чем. Я нищий.

— А я предупреждал тебя, Педро, — дон Смит сохраняет олимпийское спокойствие, не поддаваясь истеричности своего собеседника.

Кто же этот Педро, которого обокрали? Несчастный человек! Почему дон Смит не хочет помочь ему.

Непрошеной гостьей жалость к незнакомцу проскользнула в душу. Нельзя же так. Завтра разузнаю кто он и попрошу Мигеля оставить его на фазенде. Наверняка найдётся и для него работа.

— Я не соображал тогда ничего, Джон, а он этим воспользовался, — настаивает Педро.

Любопытство подстегнуло меня забраться на скамью и попытаться рассмотреть через кусты, с кем это спорит дон Смит.

— Он не соглашался, а ты в ногах у него ползал, о какой несправедливости ты говоришь? — В голосе дона Смита плещется возмущение. — Ты отдавал себе отчёт, что творишь.

Мужчина, с которым говорит дон Смит, стоит ко мне спиной. Они одного роста с доном Смитом. Даже при свете луны мне сложно определить цвет волос. Он запускает пальцы в волосы, сжимая их. Он в паре шагов от припадка.

— Он шулер, клянусь тебе, Джон, — хватая за камзол Смита, мужчина начинает его трясти.

— Оставь меня в покое, Педро, — отдирает его руки от себя Смит. — Какого дьявола ты меня вытащил сюда? Чтобы я слушал подобную чушь?

— Я думал мы с тобой друзья, — манипулирует дружескими чувствами незнакомец.

— Я тоже так думал, — раздражённо отвечает дон Смит, наступая и тыча ему в грудь пальцем, — ты, что же во имя дружбы решил втянуть меня в свои авантюры?

Мужчина под напором отступает, делает шаг назад и не удержавшись падает в куст рододендрона.

Мелькает знакомое лицо, но я всё равно не узнаю его. Наверно видела в толпе во время свадьбы.

— Какие авантюры, Джон, — с жуткой отдышкой произносит мужчина, выбираясь из кустов. — Я просто прошу тебя помочь восстановить справедливость.

Дон Смит неприязненно морщится, но мужчина не замечает его реакции и продолжает бубнить:

— Я уже всё спланировал, мне помогут, тебе всего лишь нужно помочь с бумагами.

Меня раздирает любопытство, кто обидел маленького, толстенького человечка и что он придумал, чтобы справедливость восторжествовала?

Колени болят. Стоять на жёсткой лавке непривычно. Но я боюсь даже пошевелиться, чтобы не спугнуть их. Не знаю, зачем мне вся эта информация, но интуиция подсказывает, что нужно дослушать до конца.

— Что ты спланировал? — Интересуется дон Смит.

Мужчина оживляется и начинает быстро тараторить, чтобы его не остановили.

— Он уедет через неделю и больше не вернётся, а ты сожжёшь бумаги, по которым плантация отошла Мигелю.

Я от неожиданности дёргаюсь и чуть было не падаю спиной на каменный пол портика. Зацепившись в последний момент за спинку скамейки, перевожу дыхание.

— Кто там Джон? — Нервничает Педро.

— Да, кто там может быть? Птица, наверно, вспорхнула, — успокаивает его дон Смит.

Я приваливаюсь к спинке лавки спиной. Нет нужды подглядывать, если и так всё прекрасно слышно.

Теперь понятно, кто этотбедныймужчина. Дон Педро Верейра, собственной персоной. Оболганный и обманутый. Мерзкая тварь!

— Он не уедет так быстро, Педро, — произносит дон Смит.

— Уедет. Я точно знаю. Мне сказал об этом надёжный человек с «Санты Марии», — упирается Верейра.

— Это было до того, как Мигель женился, — тёплым голосом говорит поверенный. — Ты бы уехал от такой женщины так быстро?

Наступило молчание.

— Хотя ты бы уехал, — насмешливо произносит Смит. — В твоих жилах течёт не кровь, а вода. Проиграть Тори. Я тебе этого никогда не прощу.

— Да ты сам не прочь оказаться на месте Мигеля, — смеётся Педро.

— Ты больной ублюдок, — бьёт его кулаком в лицо поверенный. Никогда бы не подумала, что дон Смит способен на такой отчаянный поступок.

Верейро продолжает хохотать. Я не вижу, что там происходит. Меня больше волнует, куда собрался мой муж. Неужели бросит меня сразу после свадьбы?

Глава 18

Я настолько ошарашена известием, что Мигель уезжает, что драка, происходящая на лужайке перед домом, перестаёт волновать. Почему он мне ничего не сказал?

Нервно ломая пальцы, я не прислушиваюсь к тому, что происходит в саду до тех самых пор, пока до меня не долетают слова моего несостоявшегося мужа: