Николай Ярославцев - Меч Шеола
— Все равно мудрено это, Радогор. — Неждан поскреб бородку.
— Клюнет петух в одно место, поймешь. — Хохотнул Охлябя. — А за науку поклон тебе, княжна. Знаю теперь, как воев учить.
Княжна щедро улыбнулась и бросила лукавый взгляд на Радогора.
— Веди гостей к столу, Радо. Матушка, поди, уж и скатерть постелила и чашки расставила.
— А ты? — Удивился он.
— Я еще урока не выполнила.
И один за другим всадила в пень все шесть ножей.
— Выполнила, Ладушка, выполнила. — Засмеялся Радогор. — Это ты мне за кольчугу занозу под ноготь… — Охлябя, не сочти за труд, выдернии ножи.
И чуть не волоком потащил княжну к избушке. Не утерпел, вскинул на руки под дружный смех друзей и понес ее, барахтающуюся, в его руках.
— Понял, Радо, кого с собой брать не хотел? — Со счастливой улыбкой на лице прошептала она ему прямо в ухо.
— Хотел, хотел, ладушка. А говорил, чтобы злости у тебя прибавилось.
— Вот, как спать ляжем, узнаешь всю мою злость. Уж тогда милости не проси. — Синие глаза искрятся смехом. Щеки горят толи от радости, то ли от смущения, вызванными смелыми словами.
— А бэр, бродяга, так и не пришел. — Приподнялась она рукой и заглянула через плечо — Совсем от дома отбился.
— И хорошо. — Обрадовался Радогор. — Впереди зима, куда ему с нами шагать? Ему зимой спать над, а не по дорогам бродить. Они зимой если не спят, злыми делаются.
Ратимир в бане задержался на долго. Вернулся не красный, багровый. Но с красными глазами и чуть дыша.
— Отвел душеньку? — Глядя на него, с улыбкой спросила Копытиха. — Садись к столу, а то твои воеводу скоро скатерку жевать начнут от голода.
— Дай отдышаться, мать. — Прошептал Ратимир, и без сил повалился на лавку. — Тоже буду наезжать к тебе на баню, если не прогонишь. Мертвого на ноги поставит.
— А живого уморит. — Расхохотался Охлябя.
И заторопился к столу, выбирая глазами, с чего бы начать. Поднялся и Ратимир, не желая, чтобы люди томились, дожидаясь, когда он отлежится. Но рушник с плеча не снял, не успевая утирать им распаренное лицо и багровую шею. Ел не спеша. Отдавая дань всему, что было на столе, в то время, как его воеводы сметали все, что попадалось под руку. И не сводил взгляда с Радогора. Наконец, не утерпел и отодвинул в сторону вместе с грудой костей глиняное блюдо.
— Не томи, Радогор. Говори, что видел.
— Я уже сказал, Ратимир. Ты не возьмешь, ярлы к рукам приберут. Как видишь, выбор не велик.
— Это я слышал. — Ратимир нахмурился и дернул бровью. — Хотя в толк не могу взять, когда ты это успел увидеть.
— Пока с Гольмом бился. Давно глаза у них горят на наше богатство. Леса, зверье разное, реки полноводные от рыбы задыхаются. Земля хлеб родит. А стоит безлюдна. Ленивый только не возьмет.
— А у них не такая же разве, что они на чужое зарятся? — Не отрываясь от закусок, пробормотал Охлябя.
— Есть и такая. А больше камень холодный. И вода, а лед и ходит. Разбоем живут или в наймитах мечом служат.
— Ну, да. С меча кормиться не спину гнуть с утра до ночи. — Кивнула головой Копытиха. — И прибыток другой.
— Как же ты это все успел увидеть, когда одним ударом его свалил. — Удивился Неждан.
— А он к нам еще раз приходил, хворая я была тогда. Помню плохо. — вставила свое слово и Влада.
— Так он же убит? — Поразился Охлябя, забыв про птичью тушку, зажатую в руке.
— Мертвый и приходил. — Подтвердила княжна. — не сам, конечно. Морок его. Плакался и убивался, что Радогор ему дорогу в мир его щуров закрыл. Не один приходил. Всех с собой привел, кого меч Радогора сразил.
И гордо посмотрела на всех, кому не выпало счастья видеть это.
Радогор поморщился. И остановил княжну, коснувшись под столом его руки.
— Подожди, Лада. Гостям про морок не интересно.
Но ошибся. У Охляби глаза разгорелись, а Неждан даже рот открыл, боясь пропустить хоть одно слово.
— Даже слышать раньше не доводилось, чтобы мертвые к живым приходили.
— А ты сиди, как сидел, воевода. — Копытиха бросила на Охлябю сердитый взгляд. — Не елозь по лавке, штаны протрешь. И не дай тебе бог увидеть такое. Не успеешь оглянуться, как с собой уведут.
Ратимир после этих слов еще больше нахмурился и совсем забыл про еду.
— С тем и позвал меня?
— Сомнут они Верхний рубеж, не замедлив шага, Ратимир, и дальше покатятся. Не остановить, и памяти от нашего языка не останется.
— А Верховье остановит? — Недоверчиво спросил Неждан. — Видели мы тех ярлов против них и не всякая дружина выстоит.
— Не всякого и позвал. Вас… — Просто ответил Радогор. — Земли видел, Ратимир необъятные. В лето на коне не обскачешь. И все под одной рукой. Там начнутся, где мой род Бэрий жил, а остановится там, до куда твоя рука дотянется. Тебе, сударь Ратимир, начинать… им…
Радогор поднял взгляд на воевод.
— Им дальше идти.
Ратимр сгорбился, словно воз на плечи свалился, краска от лицца отхлынула.
— Сам все видел?
— Что вижу, то и говорю.
Охлябя словно охмелел, слушая Радогора. Немыслимые просторы стояли у него перед глазами, коих и взгляд не мог охватить, и разум не вмещал.
— Говоришь, Радогор, будто века прожил. — Только и сумел вымолвить он, со страхом глядя на него. — не временем живу, во времени.
— Не осилю я, Радогор. Сам берись, если видишь все. А мы тебя своими плечами крепить будем.
— Меч меня ведет, друзья мои. Не дойду — мир рухнет. Даже я не все вижу, что обрушится на землю. Да и уцелеет ли она? И тебя я видел, Ратимир. Увидел бы Смура, позвал бы Смура.
— Не осилю. Вчера с десятком лодии водил по реке, сегодня ты на меня княженье свалил. Аж плечи ломит. Завтра велишь на полночь идти, не останавливаясь. А куда пойдешь малым числом?
— Там, — Радогор кивнул головой в сторону. — Сил нет. Селения мелкие, городища слабые. Люди все нашего языка, живут с опаской, из леса показаться не смеют. Сами под твою руку пойдут, коли от страха избавишь.
Подсел ближе к Ратимиру, обнял его за плечи.
— Если исполнится, друг мой, все, как увидел, от этого малого числа, из этих лесов великий народ выйдет. И дойдет аж туда, где красно солнышко над миром встает. Ты только камешек толкни, а дальше само покатится, загремит, загрохочет так, что на все четыре ветра слышно будет.
— Как на полдень через Смура пойду?
— Смура под руку возьмешь. — Радогор нетерпеливо дернул бровью. — Скоро сон увидит Смур вещий. А прочее от матушки узнаешь Она меня услышит, Ратимир.
Воеводы про еду забыли, слушая его. Голова кругом идет, сознание мутится от всего, что Радогор говорит. Глаза сами тянутся туда, где за окаемом по утрам солнце поднимается. Влада распахнула синие глаза и не сводит их с Радогора. И сердце бъется в груди с такой силой, слоно не он, она сама все это видит своими глазами, взлетев над черным пугающим лесом, туда, где черной точкой висит его врран. Даже старая ведунья Копытиха не смеет перебить разговор и лишь кивает головой, внимая словам Радогора. И только кикиморе быстро наскучило все то, о чем они говорили.
