Гарри Тертлдав - Мечи легиона
Скавр оказался прав, когда предполагал, что жрецы-целители уже делали все возможное для своего прелата. Они с подозрением уставились на Горгида. Однако вскоре они убедились в том, что этот чужеземец разделяет с ними искусство исцеления.
— Добрый Бог да благословит тебя за заботу, — произнес один из них, обведя знак солнца вокруг сердца, — но ты уже опоздал. Даже появись ты в самый миг, когда его поразила вражеская стрела, ты все равно опоздал бы.
— Дайте мне взглянуть на него, — сказал врач, пробиваясь сквозь толпу имперцев.
Владея чудесным даром магического исцеления, жрецы были почти несведущи в простой медицине, которой Горгид обучался в Греции и Риме. Возможно, эти обыкновенные земные познания, которые грек стал презирать с тех пор, как оказался в Империи, окажутся полезными сейчас…
Но даже беглого взгляда на Бальзамона оказалось достаточно, чтобы убедиться: видессианский жрец прав. Патриарх лежал в неловком положении на левом боку. На его лице застыло спокойное выражение, но глаза сделались стеклянными и пустыми; тонкая струйка крови вытекла из утла рта и капнула на бороду. Дыхание больше не вздымало грудь. Стрела, поразившая его, впилась ему в сердце почти до самого оперения.
Горгид коснулся запястья, хотя заранее знал, что пульса уже не нащупает.
Врач оглядел поле боя. Ему ведома была сила степных луков, но на таком расстоянии ни один из кочевников не смог бы пустить стрелу. Затем грек напрягся от внезапной мысли… Виридовикс говорил ему о таком луке… и о стрелах с черным оперением. Любой, кто считал Авшара только колдуном и ничем более, допускал роковую ошибку. Бывший прелат Скопензаны еще и могучий воин. Теперь щит Империи был разбит.
Вскочив на ноги, Горгид тревожно закричал стоявшим вокруг людям:
— Кто из вас не только целитель, но и маг?
Несколько человек кивнули в ответ. Грек только и успел сказать:
— Тогда берегитесь, потому что Авшар…
Он не успел договорить то, что хотел сказать: «…сорвался с цепи». Все целители, кроме одного, рухнули, как подрубленные. Некоторые раскрыли рты, словно задыхаясь, другие просто повалились на землю. Ужас выступил на их лицах. Губы умирающих кривились в агонии.
Последний из целителей, который оказался сильнее остальных, стоял, шатаясь, несколько минут, словно щенок, очутившийся лицом к лицу с драконом. Слезы текли из его глаз; через секунду они превратились в ручейки крови. Он бил себя кулаками в виски, словно желая избавиться от нестерпимой боли; страшное давление раскалывало его голову. Затем глаза его закатились, и он упал замертво рядом с телом Бальзамона.
Чародеи и маги погибали один за другим вдоль всего видессианского строя, пораженные насмерть жестокими чарами Авшара. Несколько самых сильных магов остались в живых и не лишились рассудка, но это было все, что им удалось сделать. У них не осталось сил, чтобы защищать армию от колдуна.
Горгид почувствовал, что течение битвы меняется. Внезапно имперцы стали держаться неуверенно и испуганно, в то время как йезды словно получили свежий заряд сил и мужества. Грек вытащил из ножен короткий меч Гая Филиппа и побежал к передним рядам бойцов. Ветеран был не прав; похоже, что врачу таки придется еще поработать сегодня оружием.
* * *
Будь Авшар котом, он бы сейчас замурлыкал. Положив на колено свой страшный черный лук, он наблюдал за тем, как оцепенение и страх расползаются по видессианской армии, точно чернила, растекающиеся по чистой воде. Авшар повергал одного чародея за другим и ощущал, как дух имперских солдат умирает вместе с ними. Сейчас, когда Бальзамона не стало, это было так просто. Авшар нежно погладил свой лук.
— Благодарю тебя, Скотос, за твои дары, — прошептал он и задумался о том, что же ему делать дальше.
Магия приносила лишь некоторые ограниченные преимущества. Пока Авшару приходилось оказывать давление на имперских чародеев, все еще сопротивлявшихся ему, он был вынужден использовать самые слабые заклинания. Применение более сильной магии означало бы выпустить из-под контроля магов Видесса. А им только дай маленькое послабление — и они вполне еще смогут каким-нибудь образом помешать его чарам.
Боевая магия не всегда срабатывала стабильно. Ну что ж, решил Авшар, пусть это будет маленькая магия. Ее будет достаточно, чтобы привести в панику имперцев, коль скоро они решат, что за слабыми чарами последуют более сильные и страшные. И это поможет йездам одержать решительную победу.
Чувствуя замешательство противника, йезды уже напирали на имперский строй.
Князь-колдун отложил в сторону лук и вытащил из ножен длинный прямой меч. У него не было никакого сомнения в том, кто зарубит сегодня Туризина Гавра. Он одолел Патриарха Видесса и своей рукой убьет Императора. И тогда Империя узнает своего истинного повелителя.
На мгновение Авшар пожалел о том, что Бальзамона нельзя принести в жертву темному богу на алтаре Собора в столице. Глаза Авшара засверкали торжеством. Впереди еще будет множество жертв.
* * *
Марк почувствовал, что имперцы теряют преимущество, еще задолго до того, как это изменение стало очевидным для Горгида. Центр армии держался непоколебимо, и далеко на правом крыле Ариг крушил йездов. Но сами видессиане заколебались, когда весть о гибели Бальзамона пробежала по их рядам. Казалось, мужество и воля покинули сердца имперцев вместе с жизнью, оставившей тело Патриарха.
Трибун пожалел о том, что среди павших духом не находится Марзофл. Несмотря на гибель, постигшую Патриарха, видессианский аристократ держался на удивление стойко. Личным примером он мог бы поддержать тех, кого охватил страх. Но отчаянная атака кавалериста, пробившегося сквозь ряды йездов, бросила Марзофла в гущу тех солдат, которым не требовалась моральная поддержка. Они были не менее отважны, чем сам Марзофл.
Как и в битве при Марагхе, Скавр восхищался уверенностью и мужеством халогаев. На их долю приходилось давление куда худшее, чем на легионеров, поскольку главные силы тяжелых макуранских копейщиков сосредоточились на Императоре и его гвардии. И все же северяне держались твердо. Топоры халогаев размеренно поднимались и опускались, словно они рубили не людей, а деревья. Как только один из халогаев падал на землю раненым или убитым, на его место заступал товарищ. В бою они пели; это был монотонный напев на их родном языке. Боевая песнь халогаев напоминала трибуну о волнах, бьющихся о каменистый, овеваемый ветрами берег.
Закованный в тяжелую кирасу, Марк пекся заживо. Его лицо ныло под грязной маской пыли, по которой размазывались ручейки пота. Плоская выжженная равнина, ставшая сегодня полем боя, никогда не ведала мягкого прикосновения моря. Думая об этом, Марк чуть было не попал под удар сабли йезда. Он едва успел увернуться. Виридовикс усмехнулся:
