Вероника Иванова - Право быть
— Грустно, когда юность заканчивается, да?
Конечно, грустно. И ты совершенно прав, великан, потому что сам некогда прошел через ту же пустыню, что и я. Только потом ты на какое-то время забыл о полосе выжженной земли, окунувшись в очарование чужой юности. Да, пожалуй, именно в этом спасение от скуки возраста: находиться рядом с тем, кто молод. К примеру…
— Доброго вечера. Маркиза, вы посыла…
Услышав знакомый голос, Борг сделал попытку вжаться в кресло, но, к сожалению, габариты его собственного тела не совпадали с размерами творения неизвестного нам мебельщика, и спрятать рыжую шевелюру не удалось, а потому великану пришлось встать навстречу приглашенной гостье и поклониться:
— Доброго.
Мне можно было уходить из комнаты немедленно, потому что здесь и сейчас мир принадлежал лишь двоим, но я все же задержался достаточно, чтобы услышать:
— Прости, что я ушел, не попрощавшись.
Потому что уходил, как считал, на верную смерть, и прощание могло только омрачить и без того печальный поворот событий.
— Ты всегда сможешь уйти, если тебе понадобится.
Ни малейшего укора, разве что слабенькая нотка разочарования, мол, как ты мог подумать, что я захотела бы удерживать тебя силой?
— Куда бы я ни уходил, я все равно буду идти к тебе. Потому что нет иного пути и нет иного маяка, крохотной звездочкой разрывающего любые туманы…
Я тихо притворил за собой дверь. Зачем мешать тем, кто и так вынужден сражаться за минуты покоя? К тому же смотреть на влюбленных, встретившихся после разлуки, едва не ставшей вечной… Нет, моих душевных сил на это пока не хватает.
Лучше отправиться на свежий воздух, тем более он и впрямь заметно посвежел вместе с наступлением вечера. Солнечные лучи еще достаточно ярки, чтобы освещать садовые тропинки, но из кустов уже начинают выползать густые тени. Птицы стихли, откуда-то издалека доносится приглушенное кваканье, должно быть, с того самого пруда, куда привратник отправился за водой. Надеюсь, старик сообразит, что в ближайшие полчаса, а то и более, вода никому не понадобится, и не станет нарушать уединение моих знакомых. А вот мое уединение точно останется неприкосновенным, хотя больше всего на свете я сейчас хотел бы разделить его с кем-нибудь.
Нет, вру. Не с кем-нибудь, а с вполне определенной персоной. Хотелось бы точно так же выйти навстречу и сказать:
— Я всегда иду к тебе…
— А довольно просто позвать.
Вот в этом голосе укора присутствовало с избытком, и я обернулся, почему-то больше обижаясь, чем радуясь, но, встретившись взглядом с жемчужно-серыми озерами, мигом растерял все чувства и ощущения. Кроме одного.
Я снова стал целым.
Целым, как будто до этой минуты меня составляли разновеликие осколки, вечно перемешивающиеся между собой и застывающие причудливым узором лишь на краткие промежутки времени, чтобы потом заново пуститься в пляс, а теперь все остановилось, замерло вместе с затаившимся дыханием, но эта остановка означала что-то совсем отличное от окончания пути…
— Позвать?
— Мое имя ненавистно тебе?
Неправда! Его так приятно катать на языке: Шер-рит, Шер-рит… Словно ручеек шуршит по камням под пологом леса.
— Я не смею его произнести.
— Почему?
А ведь она тоже обижена. Поджала губу, как капризная девчонка. Выглядит… Нет, это выглядело бы смешно или забавно в исполнении кого угодно, только не ее. Шеррит не притворяется и не играет, она и в самом деле одновременно ребенок, девушка на выданье, зрелая женщина и старейшина рода, иначе просто не может быть, ведь моя возлюбленная родилась в Доме Пронзающих Вихри Времени.
Шиповник в черных косах. Крепко спящие бутоны, малиновые шапки цветов и огненно-рыжие ягоды, чередующиеся друг с другом. Они не могут существовать одновременно, но я вдыхаю пьянящий аромат и невольно сглатываю слюну, глядя на спелые сладкие плоды. Их не может быть, но они здесь, рядом, стоит только протянуть руку, потому что все они живут в разных временах, вихрями огибающих и проходящих сквозь плоть самой прекрасной женщины мира. Моего мира.
Платье, швов на котором не разглядеть, на манер того, что носят жрицы далеких восточных храмов, просторное, перекликающееся красками с закатным солнцем, подпоясанное шелковым шнуром, и кажется, лишь он один не дает складкам ткани распахнуться, разойтись в стороны, обнажая… Но леди Драконьих Домов одеваются так только в кругу семьи!
— Ты поторопилась.
— Разве?
Мы оба понимаем, что имеем в виду, но не желаем объясняться? Что ж, придется начинать первым, в конце концов, я намного старше и, как меня недавно пытались убедить, взрослее.
— Правила не соблюдены.
Она вздыхает так устало, как будто пешком пришла с другого края мира:
— Эти правила написаны не для тебя.
— Знаю. Но как ты сможешь обходиться без них?
Шеррит стискивает пальцами локти сложенных на груди рук.
— Я стараюсь.
Вижу. И твои старания бесценны. Но их мало, потому что они исходят лишь с одной стороны.
— Я хочу, чтобы правила были исполнены хотя бы для тебя.
— Но ты же знаешь, это…
Она не произносит слово «невозможно», потому что уже видела преддверие моего мира и едва осталась жива. Но она не произносит и слово «бесполезно».
— Ты позволишь мне еще одну попытку?
— Разве я могу отказать?
Можешь, но искорки, скачущие в глубине твоих глаз, кричат: не хочешь.
— Не бойся, на этот раз все будет иначе.
— Я перестала бояться еще в прошлый.
И это правда. Я помню умиротворенное спокойствие лика, покрывающегося алой росой крови. — Тогда все будет хорошо.
Она кивает, еле заметно улыбаясь, не веря моим словам и все же принимая их с не меньшей благодарностью, чем истины из уст мудреца, розовые кусты заходятся волнами под порывами невесть откуда прилетевшего ветра, но мне уже нет дела до всего, что находится вне пределов Шеррит.
Я так долго искал эти слова, любовь моя… Ты скажешь, многоголосие звуков, изредка складывающихся в осмысленную речь, — ничто, когда есть взгляды и прикосновения? Ты будешь права. Обещания и клятвы всегда заковываются в броню слов, чтобы уцелеть, но мне нужна не столько их безопасность, сколько…
Глаза тоже лгут, любовь моя. Они топят нас в бесчисленных красках и очертаниях, кружат хороводом образов, не позволяя всмотреться повнимательнее и понять, какую именно картину мы видим перед собой. И вот тогда на помощь приходят слова.
Я хочу предложить тебе мир.
Он огромен, драгоценная. Он много больше тех, что ты видела, или тех, что могла бы себе представить, но ты никогда не сможешь оказаться в нем, хотя и будешь им владеть. Он бесконечен, безграничен и подчиняется только одному закону: моим желаниям. А я подчиняюсь тебе.
