Вера Камша - От войны до войны
Магнус, кресло с мышью, серые своды, где они? В мутном адском вареве не было ни верха, ни низа. Зрение, слух, обоняние отказывались служить, а тело одновременно окаменело и растворилось. Живыми оставались только сердце и мозг. Сердце бешено колотилось, пытаясь вырваться из сжимавшей его холодной пустоты, мозг ломала дикая, ни с чем не сравнимая боль, боль, которая высасывает разум, память, осознание того, что происходит, ощущение себя.
– Сын мой, что ты знаешь о силе Раканов?
– Ничего… Ее нет… Это сказки… Альдо Ракан – верный сын эсператистской церкви.
– Почему Адгемар Кагетский пожелал ему помочь?
– Не знаю… Он не любит Олларов… Он хотел получить Варасту…
– Он говорил о реликвиях Раканов?
– Каких реликвиях?.. Я ничего не знаю.
Его размазывало, раздирало, растаскивало в клочья, словно из его тела заживо вырывали душу, а может быть, так оно и было. Единственное, что он мог – не дать высосать из себя все до единой мысли, он помнил. Там был Адгемар… Адгемар и Рокэ.
– Что говорил Адгемар о реликвиях Раканов?
– Ничего!
Это правда… Адгемар не говорил ничего, и Ворон не говорил ничего… Да и откуда им знать? Там были эти двое, только они… Сначала – казар, потом – маршал, и они ничего не говорили.
Серая бездна обещала покой и забвение, если он сдастся. Покой и забвение вместо адской боли, это так прекрасно… Нужно только рассказать то, что он знает. Но он не знает ничего. Ни-че-го!
– Сын мой, ты видел вещи с такими символами?
– Не помню… Кажется, нет… Не обращал внимания.
– Смотри внимательно, смотри и вспоминай, это очень важно!
Зигзаг молнии, такой, как на браслете… Два странных завитка… Один… Один похож на волну, а другой, как вихрь… И еще что-то вроде горы… Окделлы? А это? Во имя Аст…. Во имя Создателя, что это?!
– Ты видел эти символы? Где? Когда?!
– Они похожи… На гербы… Особенно последний. Скала Окделлов…
– Ты видел это в Кагете?
– Нет!
– Тогда где?
Молния, Ветер, Скала, Волна и Зверь… Зверь Раканов! Он не видел этого… Не видел, а если видел, то не запомнил…
Эгмонт Окделл проверил, хорошо ли заточена шпага, лицо Повелителя Скал было таким, как всегда – спокойным, грустным, чуть отрешенным. Он шел умирать и знал это, он устал нести на себе свой долг, а тот давил, словно скала. Сколько можно тащить в гору камень и зачем? Эгмонт неумело улыбнулся, вложил шпагу в ножны и ушел. Навсегда. Остался Дик… Последний в роду. И Альдо тоже последний – последний Ракан! И Алва… Хотя нет, Ворон – чужак, Повелители Ветров исчезли, потому на гербе Алва и нет древнего завитка… А Эпинэ – двое. Он и дед… Пять лет назад у Повелителя Молний было двое сыновей и четверо внуков, остался один… У Адгемара тоже четверо сыновей… При чем здесь казар? Он же мертв! Его убил Ворон, как и Эгмонта… При чем здесь казар? При всем! Это он подарил талигойскому послу старый браслет. Они сидели на террасе, цвели оранжевые розы, летали ласточки…
– Клянись Создателем, что ты не укрываешь Истину от слуг Его.
Губы не слушались, они не желали лгать… Он видел эти знаки. Все! На шкатулке Матильды. А молния… Молния появилась в глубинах ары, когда Альдо и Мэллит… Нет! Он ничего не знает и ничего не видел… Браслет ему дал Адгемар, но казар ничего не скажет. Он мертв, его убил Ворон.
– Клянись, сын мой!
Му́ка длилась столетия, и Робер знал, что она будет длиться вечно. Облегчение принесет лишь покорность. Он скажет правду, и все кончится, ему позволят уйти… Солгать невозможно – его видят насквозь, его губы не могут произнести ложной клятвы. Значит, придется молчать! Робер Эпинэ не предаст ни своего сюзерена, ни свою любовь… Во имя Астрапа! Он ничего не знает, Адгемар унес тайну в Закат… Адгемар и Ворон… Это они. Только они…
Рука в черной перчатке играет пистолетом… Окровавленное лицо Лиса, смех Рокэ и свет!
Багровый закатный свет врезался в серую муть. Робер вновь ощутил свое тело, спеленутое в тяжелых, холодных объятиях, но это были объятия живого существа, облепившего его мокрой липкой простыней. Эпинэ рванулся, мускулы напряглись до предела, и тварь не выдержала. Теперь уже она страдала от рвущей ее тело боли, закатного света, хохота Ворона.
Башня! Та самая… Он все-таки до нее добрался и стоял на каменной площадке. Рядом были Дик, Альдо, дед, Адгемар с каким-то молодым кагетом и Ворон. Небо отливало кроваво-красным, и в нем кружили черные птицы. Налетел ветер, растрепал черные волосы Рокэ и седые кудри казара. Алва засмеялся и с силой толкнул Адгемара, тот зашатался, бестолково хватая руками воздух, и полетел вниз, в объятия отвратительной липкой смерти, отпустившей Робера, чтобы принять положенную жертву.
Серое ничто пошло рябью, как лужа под осенним дождем, Робер чувствовал сладострастное предвкушение, охватившее тварь.
– Не смотри! – Кто это крикнул? Дед? Эгмонт? Но его же тут нет! Эпинэ торопливо поднял глаза и столкнулся взглядом с Вороном.
– Отдай, – Алва устало кивнул на браслет, – пусть подавятся…
– Клянись, сын мой.
– Клянусь – я не помню этих символов. Клянусь – я ничего не знаю о реликвиях Раканов.
– Мы верим тебе, сын мой, ибо нельзя солгать под взглядом Его.
Робера била дрожь, в виске засела ледяная игла, но он снова был в Торквинианском аббатстве, и перед ним сидел магнус Клемент, еще более серый, чем всегда. Эпинэ глянул на лежащие на столе руки. Они были в крови, кровь текла из-под браслета…
– Сын мой, – тускло произнес «истинник», – вещь, носящая нечестивый знак, должна быть уничтожена. Сними ее.
Эпинэ покорно занялся браслетом, стараясь не думать о том, откуда взялась рана. Застежка легонько щелкнула, Робер едва успел подхватить золотую полоску. Только бы на ней не оказалось гоганских надписей, хотя Адгемар мог якшаться и с гоганами. С гоганами, холтийцами, козлами, демонами, кошками…
– Ваше Высокопреосвященство хочет, чтобы я оставил эту вещь здесь? – Робер вытащил платок и быстро замотал руку, заботясь не столько о том, чтобы остановить кровотечение, сколько о том, чтобы скрыть неведомый ему самому след. К счастью, магнус был слишком занят браслетом. Странно было видеть в этих прозрачных ручках золото, да еще окровавленное.
– Ваше Высокопреосвященство, могу ли я считать, что святая эсператистская церковь освобождает меня от слова перед принцессой Этери?
– Сын мой, – «истинник» потерял к гостю всякий интерес, – ты свободен от дочери чернокнижника.
