Юрий Мажарцев - Дембельский альбом
Обзор книги Юрий Мажарцев - Дембельский альбом
Юрий Мажарцев. Дембельский альбом.
Вступление
Когда матрос уходит домой после срочной службы, или, говоря на военном жаргоне, уходит на дембель, он делает альбом с фотографиями, который принято называть дембельским. Изготовление такого альбома - дело чести. Без него нельзя показаться дома перед любимой девушкой. Фотографии эти отражают этапы службы моряка в трудных штормовых и боевых условиях. Иногда матрос, прослуживший все три года службы на берегу и провозивший на подводе молоко в войсковую часть, подводник, так сказать, ухитрялся фотографироваться в таких неожиданных местах, что при просмотре его альбома создавалось впечатление, будто он бороздил моря и океаны на боевом крейсере. Представляете, какое впечатление это производило на девушек в его родной деревне…
Нередко дембельский альбом - это целое произведение переплетного и оформительского искусства. При его создании изобретательный моряк использовал много элементов родного корабля. Чаще всего - это бронзовые пластины, на которых выбиты важные данные об аппаратуре, установленной на наружных палубах. Особенным успехом пользовался светонакопитель со шкал навигационных приборов, без которого в темноте ходовой рубки не разглядеть необходимые показания.
Часто эти альбомы были головной болью особистов, потому что в своей простоте матросики фотографировали себя, любимых, на фоне секретных объектов, которые не только снимать, а даже упоминать в разговоре не рекомендовалось. В результате альбом, по мнению представителей комитета государственной безопасности, становился источником информации для агентов ЦРУ.
Свои наброски я назвал дембельским альбомом. Даже затрудняюсь сказать, почему. Наверное, потому, что тоже использовал если уж не детали родного парохода, то детали судовой жизни - точно. Конечно, я давно уже снял погоны, но то воспитание кадрового офицера, которое я получил в стенах Военно-медицинской академии, а потом на флоте, будет со мною всегда. Чем дальше уходит офицерская юность, тем ярче мне видятся дни моего прошлого и представляются землей обетованной. Мне снова и снова хочется уйти в эту пору моей жизни и хоть на миг ощутить то беззаботное состояние души юного морского офицера, у которого впереди открытие мира, дальние страны и синие моря - весь земной шар на ладони.
Последние десять лет я прожил, как и вся страна, в какой-то суете, погоне за деньгами, успехом и удачей. Прием больных, телевидение, руководство медицинским центром, и все это в каком-то непрерывном калейдоскопе. Чем становлюсь старше, тем все отчетливей понимаю, что все время проходишь мимо чего-то главного. И хотя время моей службы не было идеальным, в нем было то, что мы утратили сейчас - там поступки и чувства не мерялись на деньги. И, наверное, не потому, что денег было мало. Дружба и честь офицера не были для многих из моих товарищей пустым словом. Особенно остро я почувствовал это, когда меня предал партнер по бизнесу, соблазнившись копеечной выгодой, предал человек, которому я безраздельно доверял, потому что был воспитан в среде, где свои не предавали.
Наверное, Бог наказал меня за то, что я на много лет потерял из виду моих морских товарищей и перестал поддерживать дружбу с офицерами, разделившими со мной …тяготы и лишения военной службы…. Когда они узнали о случившемся со мной несчастье, я по-настоящему ощутил, как святы узы дружбы, которая давно-давно связала юных морских лейтенантов. Они мне протянули руку помощи. Один товарищ мне нашел деньги, чтобы открыть новый медицинский центр, другие - помогли связями, участием в работе, нашли помещение, а главное, они щедро отдали мне тепло своих душ, дав понять, что я не один на свете, что пока жив хоть один из нас, в трудную минуту он протянет руку помощи другу. Не продаст и не предаст. И мне захотелось написать заметки, им посвященные.
Морская байка уже давно превратилась на флоте в самостоятельный жанр. В те далекие годы, когда телевизор был один на весь пароход и работал только вблизи берегов, а видеомагнитофон еще был большой редкостью и элементом капиталистической сладкой жизни, любимым развлечением моряков была морская травля. Так назвал ее профессиональный моряк и писатель Виктор Викторович Конецкий - основоположник морской байки как литературного жанра. Между короткими заходами в дальние страны, между фантастическими впечатлениями от экзотики тропических берегов тянулись долгие будни повседневной корабельной жизни. Размеренный распорядок дня оставлял времени для досуга даже больше, чем хотелось.
Вокруг - бесконечный и безбрежный океан, постоянно одни и те же лица моряков. Через пару месяцев начинало казаться, что только это - единственная реальность жизни, а дом, семья - все было в давнем сне. Привычной становится даже постоянная качка. Ее просто перестаешь замечать и реагируешь лишь на резкие броски судна, да и то тем, что совершенно рефлекторно подхватываешь самый ценный предмет. У доктора - это, естественно, бутыль со спиртом .
Вот в это-то время и наступает состояние души, когда в ней словно гаснет огонь, зажженный на родном берегу, и наступает Большая Морская Тоска. Моряку все кажется скучным и неинтересным, его движения становятся вялыми, а мысли заторможенными. Он начинает задумчиво стучать в дверь собственной каюты и ожидать разрешения войти - а это уже первые признаки шизофрении. От этого всего спасало одно средство, о котором говорил еще Бомарше - смех. Он снова будил душу и помогал ей не поддаться депрессии.
Долгими океанскими вечерами в моей просторной, по корабельным меркам, каюте собирались офицеры попить чайку. Однажды даже на ее дверях появился плакатик с надписью: Чайхана «В гостях у Демократа». Его написал помощник командира Сережа Барсов. Плакатик намекал не только на офицерские посиделки, но и на безграмотность замполита с одного из наших судов, считавшего, что именно так звали отца медицины, древнегреческого врача Гиппократа. Иногда, чтоб не охватила нас вдали от дома Большая Морская Тоска, я наливал боевым товарищам по чуть-чуть. Спирт оказывал волшебное действие. И прямо на наших глазах рождались морские истории, оттачивались, превращались в искрящиеся отграненные алмазы, заставляя снова пережить события, которые уже прошли, и рассмеяться, расставаясь с прошлым .
Вымысел в этих историях нередко вышивал затейливые узоры по полотну правды, и часто трудно было отделить их друг от друга. К сожалению, язык морского фольклора не всегда можно было назвать печатным, и он, верно, мог заставить покраснеть любого тогдашнего цензора.
