Юрий Мажарцев - Дембельский альбом
Самый большой вклад в формирование любви к морю у офицера вносило береговое командование. Для меня всегда флотское офицерство делилось на две неравные части: корабельные офицеры - профессиональные моряки, с одной стороны, и береговые начальники, часто демонстрирующие беспредельную неграмотность и такое же самодурство, с другой. Во всяком случае, они искренне не позволяли скучать офицеру на корабле.
Каждодневная корабельная служба у причальной стенки монотонна. Романтику в ней может увидеть только лишь очень восторженный юноша. Тебя вечно донимают какие-то проверяющие, которым скучно сидеть в штабе, и они приходят под видом идиотской проверки маркировки гальюнных швабр или нумерации унитазов выпить на пароходе казенного спирта. При этом они никогда не могли сказать прямо, зачем пришли; начинали злиться, как все пьяницы, у которых горит душа, кричать, что швабры не маркированы, документация по ним полностью запущена, а лейтенанта надо расстрелять на юте (палуба на корме), где на Потемкине малодушные офицеры- интеллигенты так и не смогли расстрелять матросов, не любивших макароны по-флотски. Потом, как мы знаем, несколько лет спустя пролетарии-матросы легко расстреляли офицеров-интеллигентов. И поделом - нечего на военной службе делать умное лицо и изображать гуманиста.
Когда незваные гости с берега слышали сакраментальную фразу: Пройдемте в мою каюту и посмотрим остальные документы, их лица светлели. А увидев в каюте у доктора на столе запотевшую, из холодильника, бутылку со слегка разведенным спиртом, начинали задумчиво говорить, что, похоже, у лейтенанта не все плохо с документацией по службе, и вообще, судя по всему, занятия с боевыми санитарами проводятся регулярно. Именно боевые санитары и накрывали на стол, пока я вешал комиссии лапшу на уши в санчасти.
Уже через месяц молодого офицера, пришедшего посвятить себя всего службе Родине, охватывало чувство полной бессмысленности в отношении многого из того, что происходит вокруг. Да, наверное, это и не случайно, ведь уже наступила эпоха, когда начало рушиться коммунистическое государство с его предписанной и навязанной моралью. И, устав от бессмыслицы происходящего, офицеры начинали жить по уже выверенным до них флотским принципам:
-- не делайте умное лицо, вы же офицер;
-- стоящее дело само сделается, а не стоящее и делать не стоит;
-- не спеши выполнять приказание, ибо может быть команда «отставить»
и бессмертное:
-- куда матроса не целуй, у него везде ж…па .
Если разносило начальство, то следовало постараться не воспринимать начальственный бред всерьез, а думать о чем-нибудь приятном. Как говорится, расслабьтесь и получите удовольствие. Точнее всех об этом говорил боцман Витя: Наше дело телячье - обоср….ся и стой. Я частенько выдавал в таких случаях офицерам две таблетки триоксазина - препарата, подавляющего отрицательные эмоции. Они становились просто непробиваемыми для любого начальственного гнева.
В результате моей врачебной антиначальственной деятельности наш старпом (старший помощник командира), человек очень эмоционально нестабильный, однажды выпил сразу шесть таблеток этого препарата, правда, без моего ведома. Приведя тем самым себя в состояние прямо-таки космического равновесия и покоя, он во время очередной проверки довел начальника штаба ЛенВМБ до сердечного приступа. Надо было видеть, как на глазах ничего не понимающих наших экспедиционных начальников маленький адмирал прыгал вокруг высокого и упитанного старпома Лени и кричал, срываясь на петушиный крик:
- Вы что, идиот!!! Вы идиот, или! вы!! Где!!!?
Леня смотрел на адмирала с благожелательной и безмятежной улыбкой, как взрослый смотрит на капризного ребенка.
Он потом вспоминал: Так мне интересно было смотреть, как адмирал скачет вокруг, что я только боялся, как бы не засмеяться. А главное, мне казалось, что и себя, и адмирала я вижу вообще со стороны. От этого еще смешней было.
Правда, я горжусь тем, что начало приступа у адмирала началось от общения с доктором. Нахальный старший лейтенант медицинской службы не захотел дипломатично признать, что познания адмирала в медицине очень глубоки, как в том его убеждала свита штабных офицеров. Адмирал относился к той породе начальников, которые искренне верили уверениям подчиненных в том, что товарищ начальник все знают, все умеют и везде-то были. Помните анекдот про Никиту Сергеевича Хрущева, когда он, попав со свитой в темное место, недовольно восклицает:
- Темно, как у негра в ж…пе!,
А один из его льстецов тут же прогибается и елейно говорит:
- Все-то вы, Никита Сергеевич знаете, везде-то вы побывали!
Так вот и доктор, по молодости, конечно, вместо того чтобы прогнуться, взял да и, как дважды два, доказал, что адмирал в медицине - полный дурак, и что в лазарете на сломанную ногу накладывается гипсовая повязка, а не шина Дитерихса, как он настаивал, которую накладывает медицински неграмотный санитар на поле боя. В этот момент за моей спиной стояли десять боевых санитарок - все наши корабельные женщины, и поэтому на их глазах я не мог позволить какому-то береговому начальнику- невеже быть умнее меня.
«Гангут»
Среди будней, наполненных каждодневными усилиями флотского начальства по формированию у офицеров неистребимой любви к морю, случались иногда и веселые времена. Особенно удачными считались дни, когда кому-нибудь удавалось испортить настроение береговым начальникам.
Долго потешался весь Кронштадт над тем, как комендоры (артиллеристы) учебного корабля «Гангут» заставили поседеть целого адмирала. Этот пароход стоял борт к борту с нашим «Полюсом». Одним ясным осенним утром мы сидели за поздним завтраком в кают-компании и травили за жизнь, вместо того чтобы уже давно расползтись по своим заведованиям и приступить к проворачиванию механизмов - есть такая команда в корабельном расписании. По ней обычно кто-нибудь глубокомысленно замечал, что хорошо замполиту по этой команде: сначала язык вынул, потом убрал, и проворачивание рабочего механизма закончил. Старпом, который, кстати, должен был разогнать нас по нашим постам и заведованиям, сидел здесь же и рвения служебного никак не проявлял. Словом, полная идиллия. И как водится - неизбежные байки о флотском прошлом в назидание лейтенантам…
Изредка, правда, старпом вспоминал о своих руководящих обязанностях и пытался обозначить раздачу ценных указаний:
- Слушай, помуха, скажи боцману, чтобы он концы на швартовой обтянул получше, а то мастер вчера ругался! Ж….пу ведь водит!
