Колдовской мир. Год Единорога - Нортон Андрэ
Доброты в ней не было и в помине. Чувства полностью заморожены. Все же в гордой посадке головы, в выражении лица мне чудилось что-то знакомое. Я видел ее сущность, и у меня не было сомнения, что ее последователи, как и Гафия, просили у нее лишь чистого знания, которое позволило бы им еще больше отгородиться от остальных людей.
Мне некуда было деваться от ее испытующего взгляда. Я ощущал нечто вроде нетерпеливого презрения – не ко мне как к человеку, а как к одному из представителей мужского пола. Мужчины для нее просто не существовали.
– Гуннора! – Не знаю, прокричал ли я это имя или только мысленно произнес.
Спокойствие было нарушено. Она не нахмурилась, не сделала шага назад, но каким-то шестым чувством я ощутил, что она встревожена. Возможно, в параллельном мире тоже существовала вражда: Сила боролась с Силой. Здесь, на земле, я был на стороне одной Силы, Гафия – на стороне другой.
Мне не показалось. Изменения начались. Белое платье стало приобретать другой оттенок. Тело девушки соблазнительно округлилось. Луна в диадеме из ущербной стала полной. Неуловимое сходство, которое я заметил, проявилось с полной силой: это тоже была Гуннора. Но в другом обличье. Девушка, женщина – одно и то же лицо, но с разными характерами.
Холод, чуть не заморозивший меня до смерти, стал сменяться теплом. Я почувствовал запахи лета, спелых фруктов, пыльный аромат зерна, готового к жатве. Две природы. Та, что жила в Гафии, призывала одну Силу. Та, что дремала во мне, призвала другую.
Всего лишь на мгновение явилась ко мне моя Янтарная госпожа. Затем исчезла. Хотя она и ушла, я почувствовал, что признан ею, что теперь передо мной открыты двери во многие земли, а не только в ту, по которой мы шли сейчас. Мне нужно только сильно пожелать, и желание мое постепенно исполнится.
– Гуннора! – воскликнул я, когда она исчезла.
Мне так хотелось еще раз услышать ее звучный голос. Губы мои горели, как тогда, после подаренного ею поцелуя.
– Диана! – Мое восклицание подхватило эхо.
Гафия протянула руки в пространство, словно желала схватить и удержать нечто неосязаемое. Я знал, что мы сейчас не одни. Сила, которую вызвала она, ответила не только ей, но и мне.
В голосе ее прозвучала нота отчаяния, как будто она призывала близкого человека, навеки ее покидавшего. Затем руки ее упали на колени, голова опустилась.
Я не подошел к ней. Я знал, что в этот момент ей будет очень неприятно мое прикосновение. Но я заговорил:
– Это была Гуннора, девушка… жена…
– Это была Диана. Она никогда не знала мужчины! Она была… – Гафия подняла голову. Слезы в ее глазах изумили меня. Если бы одно из деревьев сейчас зарыдало, я удивился бы не больше. – Она – богиня Луны. Тогда… тогда… – Опять в глазах ее сверкнула ярость ястреба. Она подняла голову и взглянула на меня. – Гуннора тоже для женщин, но для женщин, что потеряли девственность и подчинились мужчине.
– Подчинились? – переспросил я. – У моей Янтарной госпожи не было желания подчинения. Я так не думаю… Если только женщина сама этого захочет. Она – от урожая. Она из тех, кто создает новую жизнь. Она – тепло, а твоя Диана – холод…
Гафия медленно покачала головой:
– Гуннора и в самом деле ответила на твой призыв. Не знаю, почему она благоволит мужчинам. Ее загадки не для тебя. Но кажется, как это ни странно, что она выбрала тебя по какой-то причине. Только… идем мы к святилищу Дианы, а это совсем другое дело.
Я заметил, что ее «я» превратилось в «мы». Однако счел благоразумным не заострять на этом внимание. Поднялась она медленно, как будто проведенный ритуал сильно утомил ее. Она вынула лозу из земли и положила на ладонь вытянутой руки.
Хотя ладонь совершенно не двигалась, лоза повернулась и указала в левую от нее сторону, на зеленую долину. Гафия кивнула:
– У нас есть проводник. Пойдем.
Я был уверен в том, что земля обитаема. Но желания встретить кого-то, пока мы не знаем, чего ожидать, у меня не было. Черные птицы явились достаточным предупреждением, побуждавшим нас соблюдать осторожность, держаться подальше от того, чего мы не понимаем, до тех пор, пока не выяснится окончательно, добро это или зло.
Прежние обитатели этой земли весьма отличались друг от друга. Мне вспоминалось пиршество в заброшенном замке. Я заметил там несколько особей, которых нельзя было назвать людьми. С тех пор, должно быть, прошло много времени. Я вырос среди людей, раздираемых клановой враждой. Вполне возможно, что и среди здешних жителей могли быть подобные распри.
– Ты говорила о птицах Орда. – Разрушив воздвигнутый Гафией барьер молчания, я хотел воспользоваться благоприятной возможностью и узнать как можно больше. – Кто же в таком случае Орд?
– Не знаю. Знаю лишь, что он Черный мастер, один из Великих Древних, а эти отвратительные создания охотятся за той добычей, какую пожелает их хозяин.
– А тот крылатый монстр, с которым я сражался в горах?
Я рассказал ей еще немного о битве и о странной скульптуре, охранявшей вход в отвратительное логово чудовища.
– Да, это тоже Сила зла, но произошла она из другого древнего источника. Здесь когда-то была война. Те, что выбрали Тьму, изменились. Те, что не сделали никакого выбора, изменились по-другому. Они не выбрали ни зла, ни добра и заняли нейтральную позицию. Их нельзя вызвать на ссору.
– Ты много узнала, – прокомментировал я.
– Неужели ты до сих пор не понимаешь? – возмутилась она. – Я родилась с сознанием, что у меня есть способности, Дар, который я не могу использовать, потому что потеряла ключ, который может дать ему раскрыться. Я пришла сюда, и здесь был ключ! Забина хотела, чтобы я двигалась к своей цели медленно, ползла бы, как младенец, которому пока не удается встать на ноги. Ну да, я молода. Но годы идут. Я не могу без конца ждать и довольствоваться крохами знаний, если мне известно, что тому, кто ищет, уготовано роскошное пиршество! Лунное святилище – вот где был ключ. С его помощью я могла бы летать там, где сейчас я спотыкаюсь на каждом шагу. Не успела я воспользоваться ключом, откуда ни возьмись – твоя барышня. Думаю, она узнает или уже узнала, что это значит – украсть чужие надежды!
У нее дергались губы, и я подумал, что ей очень хочется наслать проклятие на Айну.
– Я знаю, что Гуннора – другая фаза твоей богини Луны, хотя и предстает она в виде солнечного тепла. Кто тот Охотник, что пришел на мой зов?
– Его имя говорит само за себя. Женщина закладывает семя, питает его, следит за его ростом; когда оно созреет, она убирает урожай. Мужчина же торопится, охотится за добычей, держит меч наготове, срезает то, что еще растет. Тот, что в Рогатом венце, охотится… и убивает…
– Значит, он олицетворяет зло?
По выражению ее лица я понял, что она с этим согласна. Однако она неохотно ответила:
– В мире все должно быть уравновешено. Есть Свет и Тьма, луна и солнце, жизнь и смерть. По большей части ни одна из этих противоположностей не лучше и не больше другой. Мать сеет, отец снимает урожай, она дает жизнь, он – смерть. Она собирает урожай того, что выросло из земли. В его власти все бегающие четвероногие, все летающие двукрылые. Вращается вечное колесо жизни. Все свершается в определенный час. И так происходит до тех пор, пока не появляется некто достаточно сильный, бросает вызов установленному порядку вещей и несет в мир чистое зло. В этом и заключается истинная природа зла – это власть, сила, разрушающая плавное течение жизни.
– Значит, Охотник – это противоположность твоей Диане-Гунноре. Все же и ему нашлось место.
Выходит, она считает смерть главным занятием человека в Рогатом венце. Мне это не понравилось. Несмотря на то что смерть – составляющая часть жизни. Обычно люди моего клана смотрят на смерть с содроганием. Только если жизнь обойдется с ними очень жестоко, они приветствуют ее, как друга. Выходит, я призвал смерть к нам в помощь. От этой мысли мне стало неуютно. Мне даже захотелось выбросить этот злосчастный кубок, а может, даже и лист и никогда больше не иметь с ними дела. С другой стороны, этот кубок – подарок Гунноры. А Гуннора – это сама жизнь… Зачем же ей дарить мне то, что является олицетворением смерти? А лесная волшебница с драгоценным листом? Ведь в ней тоже билась жизнь, хотя и странная. Я не мог поверить, что этот лист был символом конца… Если только в обоих подарках не было злого умысла.